— Ты скоро его узнаешь, — бросил самый высокий из похитителей, обросший рыжей щетиной и с ноздрей, изуродованной старой раной, от которой на лице остался диагональный шрам.

— Он не заслуживает твоей верности, — сказал Дардаш, пытаясь использовать любую возможность. — Повинуясь его приказам, ты подвергаешь себя ужасной опасности.

Рыжебородый хладнокровно рассмеялся.

— Должно быть, я смелее, чем сам предполагал, ибо не чувствую совершенно никакого страха…

«Ты еще почувствуешь его, — пообещал про себя Дардаш. — Если я останусь жив». Печальная мысль о том, что этот день может оказаться последним в его жизни, заставила мага погрузиться в задумчивое молчание. Тем временем бандиты притащили из тайного укрытия деревянные носилки, не слишком любезно вкатили на них Дардаша и понесли его по пологому откосу на равнину, занимавшую большую часть Колданы. Женщина, уже переодевшаяся в более будничную одежду — полностью закрытый бурнус, — указывала путь. Дардаш по-прежнему мучился догадками, с какой целью его захватили, не зная, радоваться или огорчаться тому, что его похитители не закололи его сразу, как только им представился случай. Возможно, их хозяин — старый враг, который желает лично расправиться с Дардашем.

Когда отряд выбрался на равнину, Дардаш вытянул шею, надеясь понять, на чем его собираются везти дальше, но вместо этого увидел в нескольких шагах от себя квадратный шатер, расположенный так, чтобы его нельзя было разглядеть с острова. Шатер поддерживали золоченые столбы, а чуть поодаль щипали чахлую травку дюжина лошадей и вьючных животных. Было ясно, что это временный лагерь какой-то важной особы из тех, кто никогда не пускается в дальний путь без привычных роскошных излишеств, и Дардаш понял, что теперь ему недолго осталось пребывать в неведении относительно собственной судьбы. Он откинулся на спину и напустил на себя безразличный вид.

Женщина побежала вперед, вероятно, затем, чтобы предупредить о прибытии, и когда вся процессия подошла к шатру, придержала занавеску у входа. Воины внесли Дардаша в лимонную тень шатра, опустили носилки на пол и, не говоря ни слова, вышли, задернув за собой полог. Когда глаза Дардаша привыкли к полумраку, он обнаружил, что находится в обществе пухленького человечка с пышными усами и гладкой, ухоженной кожей, умащенной, как у молодой наложницы. Он был облачен в дорогие шелка, и Дардаш с мгновенно вспыхнувшей надеждой заметил, что на его темно-голубой тунике вытканы астрологические символы. По опыту он знал, что астрологи редко бывают склонны к насилию — разумеется, исключая тех, чьи предсказания не сбываются, — и был совершенно уверен, что никогда не вставал у них на пути.

— Я Уртарра, придворный астролог короля Маркурадеса, — представился человечек. — Сожалею, что пришлось доставить тебя сюда таким хитрым способом, но…

— Хитрым! — Дардаш презрительно фыркнул. — Простейшая из всех детских уловок, которые когда-либо изобретали!

— Тем не менее она сработала. — Уртарра сделал паузу, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова. — Надеюсь, это не значит, что ты тоже прост и ребячлив, поскольку в таком случае ты не сможешь выполнить задачу, которую я хочу тебе поручить.

— Ты узнаешь, насколько я ребячлив, — пообещал Дардаш, гнев которого нарастал вместе с уверенностью, что его не собираются убивать. — Ты много обо мне узнаешь, как только я освобожусь от пут.

Уртарра покачал головой.

— Я уже узнал все, что мне требовалось. И я не настолько глуп, чтобы освобождать тебя, пока ты не услышишь мое предложение и не согласишься работать на меня. — Он оглядел крепкое тело Дардаша. — На вид ты вполне способен постоять за себя и без помощи магии.

Дардаш чуть не задохнулся от возмущения — слишком уж самонадеян был этот изнеженный астролог.

— Не знаю, какие жалкие желания ты возымел, но могу заявить одно — я никогда и ни за что не стану служить тебе.

— Станешь! — Уртарра, казалось, забавлялся, поправляя под собой подушки. — Дело в том, что я обладаю необычными способностями, которые в известном смысле родственны твоим собственным. Я провидец. У меня есть дар приоткрывать завесу времени и узнавать отдельные детали из того, что уготовано нам в будущем, и я видел нас двоих, совершающих совместное путешествие.

— Провидец? — Дардаш взглянул на астральные символы, украшающие одежду Уртарры. — Стало быть, ты из тех, кто носится с абакой и астролябией, как…

— Это свойственно не мне, а молодому королю Маркурадесу. Он не верит ни в какие формы магии — даже в ту скромную ее разновидность, которой владею я. Он философ, а философы, как ты сам понимаешь, верят в оросительные системы больше, чем в заклинания погоды, а в броню — больше, чем в амулеты. Я бы не удержался при его дворе, если бы применял свои силы явно, и вынужден притворяться, что мои предсказания основаны на науке астрологии. Я не имею ничего против астрологии, кроме одного: ей не хватает… хм… точности.

— То есть того же, чего и твоему собственному провидению, — с нажимом произнес Дардаш. — Я не собираюсь ни служить тебе, ни путешествовать с тобой… и все же мне любопытно, что за тяжелую задачу ты для меня выдумал? Что-нибудь невообразимо банальное? Приготовление любовного зелья или превращение полезного свинца в бесполезное золото?

— Нет-нет. Кое-что гораздо более подходящее для такого мага, как ты. — Уртарра остановился, чтобы глянуть Дардашу в лицо, а когда заговорил опять, голос его прозвучал тихо и серьезно. — Я хочу, чтобы ты убил короля Маркурадеса.

Первым инстинктивным побуждением Дардаша была попытка освободиться от пут. Он извивался и корчился на подстилке, стараясь развязать или сбросить ремни, но те оказались прочными и умело завязанными, и здесь не могла помочь даже его необычная сила. В конце концов он только вспотел и застыл неподвижно, устремив взор на Крышу шатра.

— Зачем изнурять себя? — внушительно произнес Уртарра. — Разве для тебя так много значит жизнь короля?

— Я беспокоюсь о своей собственной жизни, — ответил Дардаш. Его в самом деле не заботили звания и титулы — князь в его глазах стоял ничуть не выше горшечника, но король Маркурадес являл собой редкое исключение: это был правитель, чьи дела вызывали всеобщее восхищение. За пять лет, прошедшие с тех пор, как он взошел на трон Колданы, Маркурадес сделал безопасными границы страны, расширил торговлю и лично приложил немало усилий для развития сельского хозяйства и ремесел. Его правление несло с собой благосостояние и спокойствие, и подданные платили ему всеобщей преданностью и любовью, которую испытывали к монарху все, начиная от высших сановников и кончая последним крестьянином. Потому Дардаш считал, что трудно выдумать нечто более глупое и нелепое, чем убийство такого короля.

— Разумеется, обыкновенный человек не в силах выполнить задание и при этом остаться в живых, — заметил Уртарра, в точности угадывая мысли Дардаша, — но ты не обыкновенный человек…

— …и к тому же не падкий на лесть. Почему ты хочешь, чтобы король умер? Ты сговорился с его наследниками?

— Я действую лишь ради себя… и ради народа Колданы. Позволь мне показать тебе кое-что.

Уртарра поднял руку, и по ткани шатра побежала рябь, но вовсе не от морского ветра. Затем стена, казалось, растворилась в тумане, и сквозь мерцающие завихрения Дардаш увидел прямую и величественную фигуру молодого короля, стоящего на колеснице, которая двигалась по городским улицам. Со всех сторон его окружали рукоплещущие толпы, матери поднимали детей повыше, чтобы те лучше разглядели правителя, а девушки устилали путь колесницы цветами.

— Таков Маркурадес сейчас, — пробормотал Уртарра. — Но давай заглянем вперед и посмотрим, каким курсом следует он по реке времени.

Магические образы возникали и блекли, сжимая время в стремительной смене картин, и Дардаш видел, как король становится старше и как с течением лет изменяется выражение его лица. Все плотнее сжимаются губы, все холоднее становится взгляд, и постепенно меняется королевская процессия. Вот уже позади него маршируют полчища солдат, лошади тянут военные машины. Толпы, выстроившиеся по обочинам, по-прежнему рукоплещут и приветствуют его криками, но очень мало среди них детей и девушек, и зрители одеты заметно беднее, а лица их истощены.