– Мы успели восстановить только восемьдесят процентов площади экранов.

– Ну и что?

– Слишком быстро, Вэнс. Я дважды проверял расчеты Майка Монкастера, к ним не придерешься. При двух экранах с общей площадью пятьсот квадратных метров это должно было произойти дней через восемьдесят, даже девяносто. Вероятность…

– Пустяки! Нам просто повезло! – со смехом перебил его Гарамонд, удивляясь, что еще не разучился смеяться. – Тот самый случай, когда законы вероятности немножко подвирают. Признайтесь, Деннис, они обязаны время от времени давать ошибку.

О'Хейган мрачно помотал головой.

– Законы вероятности, друг мой, никому ничем не обязаны.

Впервые в воздух поднялись все восемь самолетов. Они стартовали в туманной прохладе и, оторвавшись от взлетной полосы, потянулись к голубым небесным аркам. На оптимальной пятисотметровой высоте, обмениваясь краткими сигналами, неуклюжие птицы выровнялись, построились клином, а потом, описав прощальный круг над лагерем, взяли курс на восток. Вот тень последнего скользнула по металлической скорлупе "Биссендорфа", и стая пропала в туманной дымке.

8-й день пути. По расчетам пройдено 94.350 километров.

Эти записи задуманы как дневниковые, но я решил обойтись без традиционных сокращений, к которым прибегают любители, быстро охладевающие к долгой писанине, и растянуть это занятие.

Видимо, правильнее было бы назвать его бортовым журналом. Хотя журнал ведут для записи событий, происшедших во время путешествия, а мои нерегулярные заметки, вероятно, будут посвящены псевдособытиям в условиях однообразия. Несмотря на мое решение, я все же собираюсь вместо слова "Орбитсвиль" писать большое "О". Это и короче, и лучше отражает его суть. Клифф Нейпир правильно понял мою нелюбовь к автопилотам. Ручное управление, рассуждал я, хоть как-то займет нас и избавит от скуки. Не тут-то было. На борту нас пятеро, мы ведем машину, сменяя друг друга. Вахты составлены с таким расчетом, чтобы в кабине день и ночь находился опытный пилот, то есть, либо Бронек, либо я. Но в течение суток бывает лишь два коротких отрезка времени, когда управлять самолетом сложнее, чем, допустим, автомобилем.

По "утрам" холодные воздушные слои, которые часами равномерно опускались, медленно перемешиваясь, вдруг начинают резко прогреваться. Тогда конвективные потоки вызывают весьма бурные атмосферные явления – от гигантских вихрей до проливных дождей. С приходом "ночи" начинается обратный, вероятно, даже более сложный процесс, когда остывший воздух, опускаясь, сталкивается с восходящими потоками от все еще горячей поверхности земли.

Короче говоря, два раза в день мы полчаса крепко держимся за штурвал и неотрывно смотрим на приборы. Боюсь, этого мало, лететь-то нам целых три или четыре года. Но все же мы счастливее других, у нас есть маленькое дополнительное занятие – поддерживать курс в угоду прихотям инерциального датчика направления. Внутри этого простого черного ящика, сделанного командой О'Хейгана, смонтирован примитивный электронный мозг, который захвачен маниакальной мыслью сверять наш курс по азимуту, заложенному в память. Всякий раз, когда мы отклоняемся, мигалка индикатора надоедливо подсказывает, куда повернуть, и не унимается, пока экипаж не вернется на праведную стезю. Остальные самолеты эскадрильи держатся за нами.

К черному ящику подключен дельтонный детектор с сечением ловушки в один квадратный метр. Года через два, когда мы подойти ближе к Бичхэд-Сити, детектор начнет регистрировать дельта-частицы, и ящик скорректирует направление. Иногда я наблюдаю и за детектором, хотя в этом нет необходимости: поправка вносится автоматически, а в цепи детектора имеется динамик, который должен щелкнуть в момент срабатывания ловушки. Но я все равно смотрю…

И мечтаю о встрече с Э.Л. Нет, обойдемся без аббревиатур. С Элизабет Линдстром.

День 23-й. Позади около 278.050 километров.

Пройдена примерно сороковая часть пути, то есть округленно почти семь витков вокруг Земли. Без остановки. Иначе говоря, за 23 дня мы преодолели такое же расстояние, какое луч света пролетает за секунду. Чересчур обескураживающее сравнение для тех, кто привык к полетам с артуровскими скоростями во много раз быстрее света. Утешает лишь то, что мы узнали много нового об О.

Я отчего-то всегда полагал, будто весь он занят однообразной степью. Быть может, с этого все начиналось много эпох тому назад, но позже ветрами надуло настоящие горы. Они, правда, невысокие, хотя кто знает, что еще ждет нас на неисследованной суше площадью в пять миллиардов Земель? Итак, есть горы, иногда – покрытые ледниками, изредка попадаются реки и даже неширокие моря. Наш перелетный клин пересекает их по прямой. Время от времени различаем в телескоп стада пасущихся животных. Наверное, кто-то из предшественников не сразу освоил методику добычи и переработки растительных белков.

Неожиданное разнообразие ландшафта отчасти скрашивает монотонность путешествия, но вскоре все моря и горы кажутся близнецами.

Написав в прошлый раз, что мы пятеро счастливее других, я упустил из виду наших ученых. Сэмми Ямото в "четверке" с головой погрузился в астрономические наблюдения и расчеты, включая точное измерение ширины дневных и ночных полос. Он утверждает, будто даже на своем импровизированном оборудовании сумел бы теперь вычислить азимут на Бичхэд-Сити с точностью до градуса. Подозреваю, он пропускает вахты за пилотским штурвалом, иначе вряд ли смог бы заниматься изысканиями. Надеюсь, это не так, ведь он один из самых неопытных летчиков и должен почаще практиковаться. На первый взгляд, пяти человек экипажа вполне хватит, но ведь кто-то может заболеть, а я не планирую длительных остановок. Машина, вынужденная надолго приземлиться, будет разобрана на запасные части и больше не взлетит. Вместе с ней останется и экипаж.

Клифф Нейпир в "двойке" заполняет часы досуга, помогая Дениз Серра регистрировать флуктуации излучений и гравитационного поля.

Иногда я жалею, что Дениз летит не со мной. Разумеется, это можно устроить, но, оттолкнув ее в ту ночь, я обязан уйти с ее пути. Сейчас даже во сне я вижу Крис и Эйлин мертвыми. Значит, я свыкаюсь с их утратой и, кажется, уже вероломно подыскиваю замену Эйлин. Особого влечения к постельным утехам я не испытываю, причем, уверен, дело здесь не в пережитках отношений с подчиненными, когда обилие серебряного шитья на мундире давало право взять любую женщину из команды.

Во всем, что не касается непосредственных задач перелета, старая иерархия у нас окончательно упразднена. Не обошлось, наверное, без влияния О. Помню, я слегка опешил, увидев списки желающих сопровождать меня. Почему-то мне казалось, что все они будут из младшего командного состава, то есть люди, имеющие виды на карьеру. Но из семидесяти человек половина оказалась рядовыми астронавтами. Я отношусь ко всем одинаково и обращаюсь как с равными.

О уравнял нас всех.

По сравнению с ним мы – человеческие электроны. Слишком ничтожны, чтобы можно было углядеть знаки различия.

День 54-й. Примерно 620.000 километров.

Мы снова в воздухе после первой запланированной посадки. После семинедельного полета мысль о предстоящей трехдневной остановке очей, подбадривала. Восемь опытных пилотов посадили эскадрилью на ровную площадку в идеальном строю. Дни на земле провели, загружая скошенную траву в перерабатывающие агрегаты.

В О стоит так называемая зима. Солнце в зените, но дни короткие, воздух прогревается несильно, поэтому днем свежо, а ночью по-настоящему холодно. Все это заставляет задуматься, почему создатели О позаботились о смене времен года. Если верно мое предположение о галактическом "приюте" или "гостинице", то, видимо, они предварительно изучили разумные формы жизни в окрестностях звезды Пенгелли и обобщили данные о приемлемых параметрах окружающей среды. Стало быть, на большинстве обитаемых планет условия весьма близки к земным, и сами они схожи с колыбелью человечества. В таком случае не есть ли это универсальная предпосылка развития разума? Не вижу связи. Ведь люди сначала появились в экваториальном поясе Земли, где времен года практически нет.