Пока Виктор рассуждал, Миша забил ещё два цельных шара, и промазал по третьему.

– Блэк Джек и шлюхи? – уточнил он, когда его шар не достиг лузы.

– Именно так, сынок. Блэк Джек и шлюхи.

Виктор резко ударил по битку, не забив ни одного своего шара, но поменяв расположение большей части шаров на столе. Разогнувшись, он сказал:

– Я не русофоб. Я был в Америке много раз. Нет там американской мечты, нет спасателей Малибу. И даже на Беверли Хиллс, сверни с центральной дороги и увидишь бомжей, торгующих беляшами из дворовых кошек за три пятьдесят. Там продают дерьмо, покрывают его позолотой и убеждают тебя в том, что это золото. Наше же дерьмо покрывают позолотой и виновато заявляют, что это дерьмо, покрытое позолотой. Такой маркетинг.

Миша забил ещё один свой шар и промазал по следующему.

– Твой ход, – сказал он.

– М-да.

На этот раз Виктор думал дольше, но ударил точнее.

– За это надо выпить, – он налил себе рома и выпил стопку. – Знаешь, сколько в Америке стоит булка белого хлеба?

– Просвети меня, – ответил Миша.

– Девяносто шесть рублей! Полтора бакса! Грёбанная булка грёбанного белого хлеба стоит почти сто рублей! Ты можешь в это поверить? Это при том, что мы считаем, что там цены ниже. Да хер там!

Виктор наклонился и аккуратно забил ещё один шар в лузу.

– И за этого круглого ублюдка я тоже выпью.

Он налил себе ещё рома, чокнулся о протянутую Мишей бутылку пива и подошёл к столу.

– Когда подняли «железный занавес», мы всей страной считали, что Америка – это бриллиант. На самом деле всё это фуфло нам гонит Голливуд. Америка это гнилое яблоко. Но принцип работы там намного лучше принципа работы здесь. В России нам закручивают гайки, выламывают руки. Мы все лютые противники капитализма, забывая, что деньги делают деньги. Парадоксально, да!? Мы хотим быть богатыми, выступаем против капитала, а сами этот капитал шхерим. Причём за границей. Да вся власть в деньгах! Сильнее власти денег только абсолютная власть, когда народ под сапогом тоталитаризма слеп и глух. Только это ещё хуже.

Виктор склонился над столом и ударил, забив ещё один свой шар и чуть не забив цельный.

– Ты знаешь, я всю свою жизнь строил.

Виктор ударил по битку, но промазал.

– И что ты строил? – спросил Миша.

– Дома я строил, не коммунизм же новыми бригадами – Виктор налил себе ещё рома, выдохнул и выпил. – Дома. Всю свою сознательную жизнь я занимался строительством домов. Создавал людям тёплые и уютные квартиры, в которых им было бы хорошо жить. И, скажу я тебе, сложно согласовывать строительство очередного микрорайона: нужно выбрать лучшую точку застройки, согласовать проект, договориться с нужными людьми в муниципалитете, подписать нужные бумаги, ну и т.д. Но когда ты остаёшься один на один с инвесторами, то есть с будущими жильцами, дольщиками, когда государство перестаёт вмешиваться в процесс, то становится намного проще. Как только я взял подряд на строительство государственных объектов, всё пошло прахом.

Пока Миша забивал следующий шар, Виктор ещё выпил.

– Твёрдые госконтракты по ценам устаревших смет, – продолжал Виктор. – Документация сырая, сроки короткие.

– Ваш ход.

– Сейчас.

Виктор наклонился над столом и ударил. Кий соскочил, сильно ударив по битку и послав того, за пределы стола, в направлении Ларри. Тот же, колупавший что-то в телефоне, вздрогнул, когда биток приземлился аккурат перед его ногами.

– Эй, аккуратней там! – возмутился он, поднял биток и отдал подошедшему Мише.

– Сверкал бы беззубой улыбкой, Ларс, ничего страшного, – ухмыльнулся Миша.

– Пойду за пивом схожу, – сказал Ларри. – Тебе взять?

Миша кивнул.

Пока он забивал свои оставшиеся два шара, Виктор продолжал:

– Вот такая вот работа в нашей стране. У меня было многомиллиардное предприятие, а столкнулся с госконтрактом, и, пфффф, акции компании упали в цене. Долги и прочая херня. Ну, мне то хватит, чтобы достойно умереть. Но я надеюсь, вы, молодые, сможете повернуть эту неповоротливую страну в сторону работы, которая должна быть интересной и увлекательной, как пул. С Блэк Джеком, блин, и шлюхами.

– Восьмёрка, – объявил Миша. – Куда бить?

– Бей в правый угол, – сказал Виктор. – Вот сюда.

Миша ударил по битку и закатил восьмёрку туда, куда указал Виктор.

– Десяточка, – улыбнулся Миша. – Лёгкие деньги.

Виктор налил себе ещё рома и выпил. Затем он достал из кармана джинс небольшое портмоне, в котором было две пятитысячные купюры, и положил деньги на сукно.

– Может ещё партию? Выигрываешь, забираешь деньги, – предложил Миша.

– Не, – Виктор покачнулся. – У меня больше нет. Сделай доброе дело, купи старику ещё бутылку рома. Деньги у тебя есть. И вызови мне такси.

Он протянул Мише телефон, как будто у того не было своего. Михаил сделал с него два звонка и, поймав официантку, попросил её принести бутылку «Капитана Моргана».

В этот момент подошёл Ларри с двумя бутылками пива.

– Спасибо за игру, – Виктор протянул руку, и Миша пожал её.

Вернувшись за бильярдный стол, на котором Ларри уже выставил шары для новой игры, после того, как проводил Виктора до такси, Миша заявил:

– Целый день искал бильярд, проиграл мне десять тысяч и уехал. Интересный мужик. В Америке, говорит, был.

– Знал его раньше? – спросил Ларри.

– Лично нет, – мотнул головой Миша. – Он директор «Азиристрой». Строит, а точнее, не достраивает дома в Ахинмае. Слышал же об этой фирме?

Ларри некоторое время думал. Он вспомнил, откуда он знает этого мужчину.

– Слышал, конечно, – наконец, ответил Лаврентий.

– Спивается мужик по полной, – сказал Миша.

– Ну, и компания его, кажется, тонет, – припомнил Ларри. – Да чёрт с ним! Давай ещё сыграем.

Миша кивнул:

– Сейчас, погоди.

Он достал телефон, включил его, выделил пропущенный вызов с незнакомого номера и сохранил его в телефоне, назвав «Виктор Азирис».

Под ним струя светлей лазури,

Над ним луч солнца золотой.

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

М.Ю.Лермонтов «Парус»

Вся прелесть любой выставки заключается в атмосфере: можно не спеша прогуливаться среди выставленных экспонатов, разглядывать их с умным видом, потягивая мартини, с оливкой на шпажке внутри бокала, и пожёвывая сыр, или наслаждаясь холодным апельсиновым соком, или глотая кофе из пластикового стаканчика и жуя бутерброд с колбасой. Такое мероприятие действует на посетителей расслабляюще, погружая их в состояние транса. Всё происходит медленно и чинно. Зрители шёпотом переговариваются друг с другом и с персоналом, как будто боясь потревожить спящих. И хотя спящих на выставке быть не может, кроме старых усталых охранников у входа, все прекрасно знают, что любое громкое проявление чувств или даже обычный «чих» привлекут повышенное внимание – люди ой как не любят, когда их так грубо выводят из состояния транса.

Здесь нет экскурсоводов, которые, стараясь перекричать шумную толпу, рассказывают истории великих произведений, зачастую приводя надуманные факты. Так же как и нет промоутеров, расхваливающих свой товар или бренд, девочек гоу или девушек стендисток, показывающих свои прелестные юные тела. Здесь не играет шумный рейв, атмосферу создают мелодии классических произведений. За кулисами такой выставки толстосумы в костюмах не заключают многомиллионных сделок. В конце концов, на таких выставках никогда не бывает так много народа, что к экспонату надо выстаивать огромную очередь.

Шумным залам огромных выставочных центров, в которых устраивали автошоу или размещался, например, «Игромир», Ларри отдавал предпочтение тихим картинным галереям. В таких галереях не было, конечно, девушек стендисток в коротких юбках и блузках, а также не было девочек гоу, привлекающих посетителей своими танцами, зато были степенно расхаживающие дамы и девушки, некоторые из которых могли быть одинокими или богатыми, а иногда одинокими и богатыми одновременно.