Мир, открывшийся Рэми после отъезда из столицы, начинал ему нравиться. Думая об охранных камнях, ожидая с нетерпением заката, Рэми перестал думать о дяде. О его безумных глазах, о глухих ударах и разливающейся по плечам боли. Надо просто ждать. Не помнить о страхе. Раствориться в настоящем, как его учили, забыть обо всем мире, глядя, как кутают кровавые облака белое поместье.

Закат разлил алую волну у горизонта. Браслет то становился холодным, как лед, то лил по запястью жаром.

Мама не мешала ждать. Она сидела рядом и сжимала Рэми, одаривая мягким, ласковым теплом. Лия дремала, ее личико слегка покраснело, губки открылись. По подбородку стекла ниточка слюны, которую мать осторожно стерла кружевным платком.

Рэми отвел от нее взгляд. Ар… Ар был другим. Ар был не похож на них — темноволосых тонких и гибких. Волосы его были почти белые, кожа светлее и тоньше. И у Ара остались только Рэми и Лия… мама, хоть и любила по-своему пасынка, все же так и не смогла до конца его понять и принять. Рэми это чувствовал. Ар, наверное, тоже чувствовал… Рэми не знал, не осмеливался заглянуть за щиты, всегда закрывающие душу брата. Ар сказал, что это некрасиво, а еще сказал, что своим надо верить. Рэми верил… дяде вот тоже верил…

Браслет ожег холодом так резко, что Рэми выскользнул из задумчивости. Солнце все старательнее пряталось за деревья, над поместьем сгущались тяжелые тучи. Рэми затаил дыхание и закрыл глаза. Он торопил время, молил богов, чтобы все началось как можно быстрее. И тут камни запели.

Песня сторожевых камней была похожа на едва слышный шепот. Шепот то становился громче, то утихал, то тревожил душу обидой, то расплывался по груди мягкой радостью. Рэми улыбнулся, отдавшись во власть ласковой мелодии и медленно открыл глаза.

Как он и ожидал, камни не только пели. Они плели вокруг дома золотистую сетку, окружая поместье ажуром охранной магии. Прикусив от восторга губу до крови, Рэми узнал в золотом узоре руны. Вон ту еще седмицу назад заставлял рисовать учитель. Альгиз. Защита. Вон той, Иер, научил один из виссавийцев, а вот этой Рэми не помнил… Когда-нибудь он будет знать их все. Когда-нибудь сам сможет создавать сеть охранных камней. Когда-нибудь станет великим магом и докажет всем, что магии не надо бояться! Что она может не только ранить. Но и дарить спасение. А еще, может, ему удастся помочь дяде…

— Рэми! — тихонько позвала мама.

Облака, еще мгновение назад плотные, как набитое овечьей шерстью одеяло, вдруг расступились. Из них полился ярко-синий свет. Это было одновременно волшебно и жутко. Рэми, желая поделиться волшебством, оглянулся на мать. Она не видит?

Она видела. Глаза ее расширились и заблестели от ужаса. Испуг матери передался и Рэми, проскользнув по позвоночнику ледяной змейкой. Сеть охранных камней вдруг ярко вспыхнула, присоединяя к синему свечению золотое, целительное, и только сейчас Рэми сообразил, что этот странный столб света опасен, что защитная магия всеми силами пытается охранить дом… но охранит ли? Рэми уже знал, что нет.

— О боги… это… убивает! — прошептала мать.

Рэми передернуло: волшебный, сказочно-красивый столб света с легкостью разорвал охранную сеть и заставил их поместье плавиться подобно свече на надгробии отца. И… убивать?

Он вскочил на ноги. Они умрут? И старый волкодав, что едва переставляя лапы ходил за их дворецким? И шаловливая горничная, что часто и глупо смеялась, сплетничая о подружках из деревни? И даже коваль, что остался у них ночевать… Все умрут? Всех сожрет проклятый свет? Даже Ара?

Ар! В безумии Рэми бросился с обрыва, и упал, когда руки матери обхватили его за плечи у самой кромки срывающейся вниз земли и рванули назад. Она прижала его к себе, горячо зашептала на ухо:

— Прошу… не надо… не иди туда.

— Там мой брат! — плакал Рэми. — Не брошу Ара!

Мать не ответила. Она все сильнее прижимала Рэми и молча отказывалась отпускать. Где-то рядом пищала от страха Лия. Откуда-то издалека доносились неслышимые крики. Там умирали. Там уходили за грань. И Рэми должен был помочь. Не мог иначе.

— Пусти, мама, — выдохнул он. — Прошу, пусти.

— Ты такой маленький — и такой взрослый… сынок.

Все так же отчаянно цепляясь за сына, она вдруг опустила закрывающие ее душу щиты. Рэми задохнулся от хлынувшей в лицо алой волны страха. Он понял, что чувствовала мать. Он понял, как сильно она боится. Еще сильнее чем он боится.

— Там уже никого не спасти… — хрипло шептала она.

Отчаянный крик застыл на губах, по щекам побежали горячие слезы. Боль, острая, обжигающая, вдруг выжрала душу до последней крошки. Не хотелось верить. Не хотелось дышать. Думать не хотелось. Хотелось просто замереть, упасть на траву и никогда более не вставать. Его магия... беспомощна... как и он сам!

— Мама… — зарыдал Рэми. — Ар не ушел. Скажи, что он не ушел за отцом! Скажи, что я его еще увижу!!! Скажи!!!

— Не могу...

Рэми задыхаясь упал на колени. Он больше не хотел смотреть на поместье. Он проклинал и обманувшие защитные камни, и того мага, что их уничтожил, и даже брата, что ушел так рано и так внезапно. Он и себя проклинал, потому что не остановил, потому что так слаб. Мал и ничтожен. Высший маг... смешно. Просто мальчишка. Беспомощный, плачущий ребенок.

— Беги! — прошептала мать, подхватывая на руки притихшую Лию.

— Мама… я не хочу...

Рэми не договорил, чего он не хочет. Кровь молоточком била в виски. Перед глазами вдруг потемнело, мир потух в мгновение, лишившись красок. Стало все неважно, все глупо, все бесполезно. И двигаться бесполезно, и дышать бесполезно, и жить... бесполезно.

— Живи, сынок… — мягко прошептала мать. — Ради всех богов, беги!

— Не могу…

— Не уйдешь, — прошелестел над ними тихий шепот.

Вновь обжег браслет на запястье, будто разозлившись. В кроваво-красных, пронзенных синими лучами, облаках промелькнуло лицо, перекошенное ненавистью. Рэми не различил черт, но узнал наконец-то привкус силы… Виссавия… дядя, безумие. Ужас, горький, лишивший разума, опалил огнем душу. Уже не понимая, что делает, Рэми вскочил и рванул к лесу.

Не сбежишь...

— Беги! — в голосе матери послышались нотки безумия.

Бежать! Ноги скользят по листве, бьют в лицо ветви, но они бегут. Утопают ступни в листьях, гонит хлыстом страх. И сгущается вокруг тьма. Только бы не потерять маму! Только бы не поскользнуться о какой-нибудь корень, не упасть на мягкую землю и не остаться в лесу одному. Только бы не поддаться усталости и схватить ртом чуточку больше воздуха! Как же тяжело дышать… Ар, где же ты, Ар? Почему?

Земля резко скользнула вниз, тьма сгустилась. Под ногами зачавкало. Рэми несколько раз поскользнулся на грязи, ноги его вымокли насквозь, ступни оледенели. Жутко от заживо гниющего леса! Домой бы! К Ару!

Рэми уже думал, что не выдержит, но мать пошла медленнее. Она тяжело дышала, прижимая к себе испуганную, тихо плачущую сестренку, но даже теперь Рэми поспевал за ней с трудом. Хотелось пить. Еще больше — увидеть брата. Ар всегда был рядом. Ар всегда защищал. Ар всегда знал лучше… Ар ушел…

Под ногами чмокало подсохшее за жаркое лето болото. Темнела на кочках клюква, нестерпимо горько пах багульник. Глухо сыпались на землю высохшие ягоды с потревоженных кустов голубики. Ноги стали неподъемными, как закованные в железо, каждый новый шаг давался тяжелее, чем предыдущий, хотя казалось, что тяжелее уже некуда. Что еще чуть-чуть, и он упадет.

— Остановимся.

Рэми так долго ждал этих слов! Он сполз на землю, жадно глотая ртом воздух. От листьев шел прелый, влажный аромат. Мгновенно намок под Рэми плащ, тихонько запищала рядом испуганная сестра. Мать грубо вырвала его из вороха гниющих листьев, заставив сесть на кочку повыше и прислониться спиной к влажной, поблескивающей в полумраке березе.

Сестра вдруг встрепенулась и кинулась в объятия Рэми, заплакав:

— Ар. Хочу к Ару!

— Забудь об Аре, — зло ответила мать. — Ара больше нет. И той жизни больше нет. Нет! Слышишь!