Оторви (с ностальгией). Ах! Где то время, когда все могли рассчитывать на звание генералиссимуса и не бояться разоблачения!
Июль. Для нас-то количество звездочек нормировано, а любая влюбленная парочка имеет их в любом количестве.
Все вместе. О, восхитительно! Какое тонкое высказывание! Как поэтично!
Июль. Какие пустяки; вот уже шесть лет, как я перевожу александрийским стихом учебник по начальной военной подготовке, поэтому стоит ли...
Одюбон. Мой дорогой Филипп, я полагаю, что выскажу общее мнение, если замечу, что в листве вашего дуба таится хорошенькая крошечная лира... (Смеется.)
Все вместе. Превосходно. Прямо в точку. Как остроумно!
Одюбон. Вы слишком добры ко мне. (К Дюпону.) А вас, дорогой Дюпон д’Извини, как зовут?
Дюпон. Хм!.. Мне ужасно не нравится мое имя... Меня зовут Жорж.
Оторви. Ого! Святой Георгий, побеждающий дракона...
Июль. А воинство Святого Георгия!
Одюбон. Сколько у вас народу в подчинении!..
Дюпон. Этого недостаточно. Я горжусь собой. (Смеется.) И не скрываю. В этом мое обаяние. А знаете, у меня была когда-то безумная идея. Я хотел, чтобы меня все звали Богом. (Всеобщее молчание. У кого-то вид отсутствующий, у кого-то — презрительный, у кого-то — смущенный.)
Одюбон. Послушайте, Дюпон...
Оторви. По-моему, вы слишком далеко зашли!..
Июль. Мы же не палачи.
Дюпон (обиженно). Хорошо, молчу.
Одюбон. Ладно, ладно, не будем ссориться. (Предлагает печенье.) Давайте лучше закусим. (Звук жующих челюстей, наполняющихся стаканов.) Мишель, анисовки? Жорж, анисовки?
Оторви, Июль (хором). Охотно. С удовольствием.
Одюбон. Давайте, Дюпон д’Извини, выпейте с нами, не сердитесь.
Дюпон (надуто). Я не обижаюсь, я дуюсь.
Июль. Ладно, давайте веселиться. (Одюбону.) Я знаю загадку.
Одюбон. Она, по крайней мере, пристойная?
Июль. О, конечно. Но вы над ней голову поломаете!
Оторви. Говорите скорей.
Июль. Да я пожалуйста, только не хочу быть навязчивым.
Одюбон. Прошу вас, если она приличная, то мы были бы очень рады ее услышать!..
Июль. Теперь я чувствую себя неловко, даже как-то нелепо.
Все вместе. Ну, расскажите. Давайте, давайте. Соберитесь.
Июль. Так вот. Нужно придумать слово, не очень длинное, первая буква Ж, вторая О и которая связана со славой французской армии. (Ледяное молчание.) Ой! Что-то мне теперь самому стало стыдно...
Одюбон. Хм... дорогой мой... однако... я понимаю, вы начальник казарм, но даже в казарме есть какие-то пределы...
Июль (ядовито). Так я и думал! Мне не хотелось эту загадку рассказывать. Так и думал, что вам не понравится... Имеет отношение к Первой мировой войне и славе французской армии... это генерал Жоффр.
Оторви. Бесподобно! (Дюпон по-прежнему бледен.)
Одюбон. Замечательно, старина. Замечательно. Как изощренно... Добавьте еще анисовки, у вас пустой стакан.
Июль. Спасибо. (Пьет.)
Одюбон (остальным). Печеньица? Еще чуть-чуть анисовки? Жорж? Нет? Мишель? Правда не хотите?
Все вместе. Все. Спасибо. Наелись досыта.
Одюбон (кладет салфетку и отодвигает стул). Ну-с, теперь, когда мы подзаправились, можно серьезно поговорить.
Июль. Наконец-то.
Оторви. Я умирал от нетерпения.
Дюпон. Вы что, умираете?
Июль. Он умирает! Странно!
Одюбон. Значит, так. (Молчит, собирается с духом.) Отсюда только что вышел Леон Плантен.
Дюпон (сухо). У вас особые отношения.
Одюбон. Поверьте, что я к ним не стремлюсь. Тем не менее мы не можем закрывать глаза на то, что он мне только что предложил. (Хихикает.) Долго он не протянет. В двух словах — Леон Плантен требует войны.
Все вместе. Но это же безумие!
Одюбон. Увы.
Дюпон. Что ж, хорошо, что мы перекусили.
Оторви. Такая новость запросто аппетит перебьет. А он вам сказал, зачем?
Одюбон. Как же. Рассказывал какие-то несусветные истории. В общем, я полагаю, все потому, что кастрюльки плохо продаются.
Оторви. Это же чушь, можно продавать что-нибудь еще...
Одюбон. Все остальное тоже плохо продается.
Июль. Ну, это уж чересчур, послушайте, опять мы за все расплачиваемся. А Плантен ваш в стороне: я не я, и лошадь не моя.
Одюбон. Я думаю, что лошади продаются с таким же скрипом, как и все остальное.
Оторви. Какой ужас! Послушайте, ведь ничто так не дезорганизует армию, как война.
Июль. А может, хотя бы коротенькую развяжем?
Одюбон. Плантен будет в бешенстве. А потом, короткая война... Опять выскочит куча молокососов, которые нас оставят с носом... Нет, ничего не поделаешь, нужна война настоящая. Поверьте, я испробовал все средства, чтоб его урезонить.
Дюпон. Нет, в конце концов, мы не можем на это согласиться. Серьезно, Вильсон. Надо убедить Плантена. Давайте ему позвоним.
Одюбон. Невозможно. Он упрямый. Если вы хотите моего совета — не связывайтесь с ним, он заморочит вам голову своими абсолютно бредовыми экономическими теориями... Я ничего в них не понял.
Июль. Я отказываюсь. Никакой войны.
Оторви. Никакой войны.
Дюпон. Я разделяю ваше мнение. Никакой войны.
Одюбон (встает). Господа, это приказ.
Июль. Вы все берете на себя?
Одюбон. Все.
Оторви. На таких условиях я согласен. (Знаки одобрения.) Но все же это очень досадно. Налейте мне анисовки, я что-то разволновался.
Одюбон. У меня есть кое-что получше. (С загадочным видом.) Пастис. (Встает и начинает искать бутылку.)
Июль. Какая замечательная идея!
Дюпон. Мой дорогой Вильсон, мне кажется, вы делаете успехи. (Хихикает.) Еще две-три войны, и вы станете настоящим солдатом.
Одюбон. Вы все такой же язвительный! (Разливает пастис.) Достаточно воды? Столько? (Остальные смешивают каждый по-своему. Одюбон наливает себе и садится.) Господа, у меня к вам одна просьба: не говорите об этом моей матери.
Июль. О войне! Конечно, не скажем!
Одюбон. Нет, не о войне, это пустяки, ее-то в любом случае я буду с ней обсуждать, я имею в виду пастис. (Смущенный.) Она мне запрещает его пить. (Хитро.) А я тихонько попиваю. Прямо проказник какой-то, честное слово.
Дюпон (в сторону). Я был не прав. Он клинический идиот.
Оторви. Скажите мне, вы точно обо всем подумали?
Одюбон. Ммм... Вам надлежит продумать детали, не так ли... мы рассмотрим проблему в общих чертах... Один вопрос надо решить немедленно: на что мы можем рассчитывать?
Июль. Как на что?
Одюбон. Я, например, не представляю себе численности войск. Сколько у нас сформированных дивизий? К примеру, в вашей армии, Дюпон?
Дюпон. Хм... Видите ли, на самом деле, дивизия — понятие растяжимое... Я, со своей стороны... Ммм... Да... У меня должно быть не то две, не то девять дивизий... а теперь со всеми увольнениями, демобилизациями, велосипедными гонками и прочим наскребется, я думаю, тысяч двенадцать.
Одюбон. В каждой?
Дюпон. Нет! Всего!
Одюбон. Ай-ай-ай, не густо. Ничего, до поры до времени... а там, глядишь, уладится.
