Робер. Слушаюсь, господин Председатель Совета. (Выходит.)

Леон. Мм... так на чем мы остановились?

Одюбон. Я вам сказал, что вы сумасшедший, и в доказательство моей правоты вы попросили у меня анисовки.

Леон. Вашей дрянной анисовки.

Одюбон. Неважно. Мне сдается, что вы совсем потеряли голову. Впрочем, войну любят только те, у кого проблемы с потенцией.

Леон. С миром то же самое, особенно если его любят генералы.

Одюбон (в отчаянии). Вы понимаете, что это, в конце концов, опасно! На последней войне несколько генералов даже погибло.

Леон. Так то немецких.

Одюбон. Но теперь-то мы с немцами союзники. Кое-кого даже в плен взяли, например Гиро, чего раньше никогда не случалось! Дерлана убили, и потом было полно скверных историй — с Эстева, с Гамеленом... он, впрочем... выкрутился, но генералом быть — не подарок. Можно сказать, расплачиваешься собственной персоной.

Леон. Ладно, ладно, есть и такие, кто потом неплохо устроился. Возьмем, к примеру, Июля. Во всяком случае, главное, чтобы вы сегодня же дали мне согласие.

Одюбон. Я вам вот что скажу: когда речь заходит о жизни человека, тут важно одно — я, естественно, говорю о военных — никуда не торопиться. Вот, скажем, Первая мировая. Достойная война. Окопы! Там, по крайней мере, у нас было время, было понятно, что к чему! А потом был тыл, союзницы-очаровашки... Охо-хо, такой замечательной войны, как в четырнадцатом, больше не будет.

Леон. А чем вы занимались в тысяча девятьсот четырнадцатом?

Одюбон. Был адъютантом у генерала Робера при Генштабе. Уверяю вас, я очень скучаю по тем временам.

Леон. А я вас уверяю, что, когда к вам приходят и предлагают начать войну, вы слишком долго раздумываете!

Одюбон. Что-то не припомню ни одного генерала, который подтолкнул бы свою страну к войне. Возьмите любого. Гамелена, например. Он тоже об этом говорил.

Леон. А Бонапарт?

Одюбон. Бонапарт? Хитрюга корсиканец! Ему было наплевать, что французы сражаются! Не будете же вы утверждать, что в тысяча восемьсот двенадцатом Россию захватила корсиканская армия, а?

Леон. Вы мелете чушь.

Одюбон. Вы уверены? Между прочим, в наше время, когда весь мир погружен в глубокие раздумья, это единственный способ доказать, что ты мыслишь свободно и независимо.

Леон (встает). Я вижу, что теряю время на ненужные споры. За этот проект уже проголосовали. Я хотел воззвать к вашему разуму, но, поскольку это безнадежно, считайте, что это приказ.

Одюбон. Приказ?

Леон (сухо). Приказ... Государственный.

Одюбон (радуется тому, что наконец-то понял). Тогда другое дело. Вы меня прикроете?

Леон. Естественно.

Одюбон (с непосредственностью). Согласен. Когда?

Леон. Чем раньше, тем лучше.

Одюбон (услужливо). Отлично. (Входит Робер.) Рассчитывайте на меня.

Одюбон. А! Пришел! Откупори пастис. Это надо обмыть. Давай, дубина, поживей.

Леон. Начиная с этой минуты, вы берете на себя полную ответственность.

Одюбон. Вы меня точно прикроете?

Леон. Точно.

Одюбон (уверенно). Тогда я все беру на себя.

Робер. Ваш пастис, господин генерал.

Одюбон. Дай-ка и мне стаканчик! (Чокаются.) Выпей, солдат, с нами! (Робер себе наливает.) За наши победы! (Пьет и страшно давится, Леон и Робер колотят его по спине.)

Леон. Потише.

Одюбон. Мощная штука! (Протягивает свой стакан.) Плесни-ка еще, Робер. (Со знанием дела опрокидывает второй стакан.)

Леон. Смотрите, как у вас хорошо получается!

Одюбон. Да уж... (Роберу.) Что ты здесь торчишь?

Робер. Я принес сдачу, господин генерал.

Одюбон. Оставь ее себе.

Леон. А почему, собственно...

Одюбон. Не будьте занудой! Война все-таки!

Леон (ворчливо). Дорого она мне обойдется!...

Одюбон. А теперь дайте мне поработать.

Леон. Вы все обсудите со своими коллегами?

Одюбон. Без промедления.

Леон. В добрый час! (Встает.) Робер, шляпу.

Робер. Слушаюсь, господин Председатель Совета. (Бежит за шляпой и пальто.) Извольте, господин Председатель Совета. (Одюбон погружается в себя, принимая позу Наполеона.)

Леон. Робер! (Вполголоса.) Отдай мне двести франков, мне нужно на такси. (Делает знак, чтобы тот отдал ему деньги.)

Робер (громко). Вы что-то сказали, господин Председатель? (Одюбон вздрагивает и подходит ближе.)

Леон. Ничего! Ничего! До свидания!..

Одюбон. До свидания!

Робер. Сюда, пожалуйста, господин Председатель Совета.

Одюбон (один). Война! Ну и тип! Будто мне больше делать нечего! (Проходит мимо низкого столика, где еще стоят стаканы, бутылка и все остальное, и, боясь, что его застигнут врасплох, быстренько наливает себе и тут же выпивает.) Хм. Неплохо. (Рассматривает этикетку.) Если налить воды, то по цвету почти как оршад. (Берет бутылку, прячет ее в платяной шкаф, возвращается. Снова берет стакан, раздумывает, наливает еще и снова возвращается.) Мама! Мамуля!

Мать (из-за кулис). Вы меня звали?

Одюбон. Мама, у меня к вам одна просьба.

Мать. Слушаю, сынок. Я буду рада ее удовлетворить, если речь идет о разумном желании.

Одюбон. Мама, я хотел бы пригласить к себе нескольких ребят. Можно?

Мать. Это воспитанные мальчики?

Одюбон. Конечно, мама. Они все генералы. Очень даже хорошо воспитанные.

Мать. Одюбон, если это милые мальчики, у меня нет причин вам отказывать. Пригласите ваших ребят на полдник.

Одюбон. Мамочка, а может, вы пирожок испечете?

Мать (снисходительно). Я вижу, к чему вы клоните. Пользуетесь моей добротой.

Одюбон. Мамочка, вы прелесть.

Мать. А все-таки по какому поводу сей прием?

Одюбон. Просто хочется поболтать, повидаться... Это мои хорошие приятели.

Мать. Вы что-то скрываете от меня, Одюбон. (Принюхивается.) Подойдите сюда. (Он подходит.) Дыхните. Сильнее. (Он выдыхает ей прямо в нос.) Какая гадость! (Дает ему пощечину.) Вы пили! От вас разит абсентом.

Одюбон (хнычет). Мамочка, я не хотел... Это Плантен!..

Мать. Какой Плантен?

Одюбон. Леон Плантен, Председатель Совета...

Мать. Его должность не причина, чтобы с ним водиться! И фамилия у него плебейская!

Одюбон. Он сам пришел, напоил меня, почти силком, а потом заставил начать войну.

Мать. Как! И вы согласились?

Одюбон. Он мне приказал, мамочка.

Мать. Есть приказы, которым подчиняться недостойно.

Одюбон. Я не мог поступить иначе.

Мать. И заставил вас выпить эту мерзкую микстуру!