Леон (разочарованно). О да! Это, должно быть, очаровательно! Итак, мой дорогой Вильсон, я не буду ходить вокруг да около: положение в Европе весьма серьезно.

Одюбон (мрачнеет). А...

Леон. Да. (Уверенно.) В настоящий момент мы оказались перед стечением абсолютно непредвиденных и крайне неожиданных обстоятельств. Я полагаю, вы постоянно следите за экономической конъюнктурой?

Одюбон (серьезно). Господи, ну естественно, интересуюсь, как и подобает всякому, на кого судьба возложила определенную долю ответственности.

Леон. Мне нравится ваша основательность. Короче, вы видели, что получается от коров?

Одюбон. Коров?

Леон. А от кур?

Одюбон. Как это, кур?

Леон. От шахтеров?

Одюбон. При чем тут шахтеры?

Леон. Мой дорогой Вильсон, от коров получаются телята, от кур — яйца, а от шахтеров — уголь.

Одюбон. Но... мм... насколько это серьезно?

Леон. Так вот, в обычное время в этом нет ничего серьезного, потому что действует закон спроса и предложения, не правда ли...

Одюбон (ничего не сечет, но делает вид). О да, закон... Естественно. Действует... Таким образом... (Изображает качели.)

Леон. Совсем по-другому... вот так. (Изображает гармошку.) Однако при том, что в настоящий момент это невозможно, возникает исключительно затруднительная ситуация, складывающаяся таким образом, что обстоятельства оказываются конгруэнтными.

Одюбон (в растерянности). Послушайте... ммм... я в таких вопросах не разбираюсь... Вы не могли бы мне объяснить поподробнее? Видите ли... мм... я солдат...

Леон. Действительно, извините меня. (Смеется с довольным видом.) Я постоянно забываю о том, что начинаю изъясняться на языке своей бывшей профессии...

Одюбон. Действительно, вы же были...

Леон. Я заведовал финансовым отделом «Орор». Короче говоря, чтобы нарисовать вам общую картину положения вещей, в настоящий момент мы страдаем от кризиса перепроизводства. В обычное время при росте сельскохозяйственной продукции можно добиться сокращения промышленного производства, вследствие чего сельскохозяйственные цены снижаются, а промышленные — растут; в этот момент фермерам предоставляют субсидии, чтобы они могли переждать и поддерживать цены на прежнем уровне, а в промышленности повышают заработную плату, чтобы рабочие могли воспользоваться создавшимся изобилием товаров; полученные субсидии фермы используют для закупки техники и инвентаря; соответственно, сверхприбыли, реализованные промышленниками, возвращаются к нам в виде социальных выплат, налогов на производство и различных штрафов, взимаемых специальными бригадами контроля под эгидой министерства. Круг замыкается, и все довольны.

Одюбон (так ничего и не понял, но произносит решительным тоном). А военные за все расплачивайся.

Леон. Не больше, чем другие служащие. Сожаление тут неуместно. Я излагаю вам методы балансировки бюджета, применяемые в течение многих лет, и я не помню, чтобы военные когда-либо жаловались на сумму в конечном счете предоставляемого им кредита.

Одюбон. Беру свои слова назад. Впрочем, я все равно не вижу, в чем серьезность настоящего положения.

Леон. Это ужасно. В настоящий момент сельскохозяйственное и промышленное производство растут одновременно. Вы прекрасно понимаете, что балансировка в подобных условиях невозможна.

Одюбон. А может, парочку зачинщиков расстрелять?

Леон. Ну что вы, это было бы лишь паллиативным решением. Необходимо найти выход для этой продукции, придумать новые рынки сбыта.

Одюбон. А через потребителей?

Леон. Потребители — это неплохо, однако опасно приучать их к изобилию. Опасно и непорядочно. Изобилие размягчает, Одюбон. Чтобы нация была здоровой, ей нужны лишения. Но вы на верном пути. Думайте. Так кто является идеальным потребителем?

Одюбон (просветленный, думает, затем восклицает). Армия!

Леон. Конечно! Армия чрезвычайно выгодна, ибо потребитель содержит армию, а армия потребляет. Отсюда — постоянная нестабильность, дающая возможность стабилизировать. Поскольку стабилизировать можно только при наличии нестабильности. Это всем понятно.

Одюбон (восхищенно). Видите ли, нам, людям военным, свойственно недооценивать способности государственных деятелей, то есть ваши... но то, что вы мне здесь говорите... крепко сказано.

Леон. Вы очень любезны.

Одюбон. Повторяю, крепко сказано. Чуть-чуть анисовки?

Леон. Она-то, наоборот, вовсе не крепкая... впрочем, раз пастиса у вас нет... (Протягивает свой стакан.)

Одюбон (вдруг опомнившись). Однако, Леон! Вы же не хотите сказать!..

Леон. Да. Война.

Одюбон. Война. (Оставляет свой стакан и тяжело опускается на кресло.)

Леон. Ну... ну... бодрее, старина... Вильсон! Право же...

Одюбон. О... Леон... Это невероятно... А... быстро... дайте мне сладкого оршада... вон... там... (Леон оборачивается и протягивает ему стакан с анисовкой. Одюбон пьет залпом, прищелкивает языком.) О... хорошо...

Леон. (Пьет.) Ну! За ваше здоровье, старина... (Пьет.) Боже! Какая мерзость! Опять ваш оршад! А вы выпили мою анисовку.

Одюбон. Тем хуже... хватит скупердяйничать. Устроили вы мне встряску с вашей войной. Больше так шутить не стоит, честное слово...

Леон. Послушайте, Вильсон, это не шутка...

Одюбон. Значит, я сплю!

Леон (холодно). Я с вами дурака валять не собираюсь.

Одюбон. Я тоже.

Леон. Производители на вас рассчитывают. Нужно сориентироваться и взять на себя ответственность.

Одюбон. Если на то пошло, генерал за войну ответственности не несет. И вообще, ее всегда штатские объявляют.

Леон. Чего вы боитесь? За вами будут стоять пять миллионов промышленников.

Одюбон. А впереди кто будет стоять? Толпа народа с ружьями, пушками, саблями, — и вы считаете, что это остроумно.

Леон. В конце концов, вести войну — ваша профессия, черт побери.

Одюбон. Моя профессия — быть генералом, и, поверьте, в подобных условиях это совсем не весело. То ли дело в мирное время: регулярное продвижение по службе, никакой тебе газетной шумихи, молодые не могут тебя обскакать только из-за того, что приняли участие в драке, или по какой-нибудь еще более идиотской причине!... А на войне численный состав вечно меняется, полнейший беспорядок и все такое прочее! Это тяжкий труд, клянусь вам.

Леон. Но за вами будет вся страна!

Одюбон. Только что были все промышленники, а теперь вся страна. Скажите... разве во время последних выборов количество непроголосовавших не составило семьдесят пять процентов?

Леон. Так тем более! Молчание — знак согласия!

Одюбон. Знаете, что я вам скажу, вы просто сумасшедший.

Леон. Передайте мне анисовку.

Одюбон. Больше нет.

Леон. Тогда пошлите адъютанта, пусть он принесет литровую бутылку пастиса. (Одюбон пытается возразить.) Давайте, плачу я.

Одюбон (зовет). Робер! (Входит Робер.)

Робер. Слушаюсь, мой генерал.

Леон. Смотри, Робер, тут триста франков, сбегай за бутылочкой пастиса.

Робер. Она стоит восемьсот, господин Председатель.

Леон. Экие вы оба прижимистые! Так ведь и расхочется вам кредиты выбивать. (Дает еще тысячу, остальные деньги забирает.) Вот тысяча, сдачу вернешь!