Все решила Нинка. В одном из писем она написала, что в Москву приехать, конечно же, не сможет, но и бросать учиться не желает. Она договорилась в местном институте и просила Виталия прислать все необходимые документы. Виталий выслал. Нинка поступила на третий курс сельхозинститута.

После сессии Виталий приехал в Воронеж, и они с Нинкой провели две незабываемые недели. Потом он уехал домой к родителям. Потом снова вернулся в Москву. Они с Нинкой продолжали все так же переписываться и перезваниваться, но что-то в их отношениях стало как-то незаметно меняться. Нинка писала все реже и реже, а потом, в последнем письме, попросила больше не писать: она выходит замуж. Виталий понимал, что к этому шло. Не могла такая красавица, когда вокруг нее крутится куча поклонников, сохранять верность человеку, живущему за тысячу километров от нее. Все закономерно. Хорошо, что Виталий к тому времени всерьез занялся учебой и научной работой, обошлось без душевных травм. На них просто времени не было.

Вот так впервые в жизни Виталий не смог защитить свою собственную семью, которую даже не сумел создать. Интересно, а что было бы с ним, если бы он тогда все же женился на Нинке? В какую сторону изменилась бы его жизнь? Это знать не дано. Но одно Виталий знал твердо: женись он тогда на Нинке, на этой скамеечке он бы сейчас точно не сидел.

Виталий попытался поудобнее устроиться на скамеечке и впал в какую-то тяжелую дрему. Сон не шел, вместо него опять пришло видение. Лариса, Дениска, Тема и Шериф: они стояли и молча смотрели на него. Виталий знал, что видение просто так не пропадет. Нужно было встать, пройтись, покурить, немного успокоиться, потом снова сесть и опять попытаться заснуть. Только… Он вдруг почувствовал, что на него в самом деле кто-то смотрит. Виталий открыл глаза. Точно. Перед ним стояли два парня-скинхеда. Один из них уже протянул руку к сумке Виталия. Парень увидел, что Виталий проснулся, и, криво ухмыляясь, произнес:

– Мужик, ты не бойся. Мы посмотрим, что у тебя в сумке и в карманах. Лишнее заберем, а самого тебя не тронем.

– А я и не боюсь, – сказал Виталий и вдруг резко, как распрямившаяся пружина, вскочил со скамейки. – Две секунды, и чтобы вас здесь не было, – произнес он страшным, срывающимся от злости голосом.

Парни опешили, отступили назад, потом повернулись и удрали на максимально возможной для них скорости.

Виталий снова сел на скамейку и стал потихоньку успокаиваться. Нервного срыва вроде бы удалось избежать. Интересно, и чего он добился в своем очень даже зрелом возрасте, чему научился, что умеет? Обучился умению одним только взглядом приводить в ужас таких вот наглых щенков? Очень сомнительное достижение.

Виталий снова попытался заснуть. На этот раз удалось, и он задремал.

Проснулся Виталий от холода и оттого, что захотелось есть. Он достал из сумки пакет с шашлыком. Съел пару кусочков, зажевал хлебом. Ладно, шашлыка на два дня хватит. Вот только пить хочется. А где взять воду посреди Москвы? В магазине, в киоске? Деньги нужны. В туалете? Туалеты тоже платные. Придется потерпеть. Вот только одна вещь начала беспокоить Виталия. Стала ныть сломанная почти восемь лет назад в автомобильной аварии нога. По-видимому, он все-таки застудил ее, в сентябре ночи довольно прохладные. Болеть Виталию сейчас никак нельзя. Кто его лечить станет? Нужно перебираться куда-то в тепло. Но куда? Тут Виталий услышал прилетевший издалека свисток: пошла первая электричка. Вот и прекрасно. Нужно сесть в электричку и поехать куда-нибудь подальше. В электричке тепло и вздремнуть можно. Нужно снова идти на вокзал.

Виталий постоял немного у Ленинградского вокзала. Нет, по этой ветке он не поедет. Дорога из Москвы в Питер всегда была для него символом удачи и деловых отношений. Началось это еще с тех времен, когда он, новоиспеченный инженер, выпускник энергомашиностроительного факультета МЭИ с новеньким дипломом в кармане, отправлялся по этой железной дороге навстречу своей трудовой деятельности. Он тогда увлекся диагностикой крупных энергетических машин, и ему было абсолютно все равно, где жить и работать. Лишь бы были стенд, вся необходимая аппаратура и поле для деятельности. Какая разница, будет это город Питер или поселок городского типа Энергопупенки? У молодого специалиста Виталия Верховцева было уже три авторских свидетельства, и останавливаться на этом он не собирался.

Вот так Виталий попал в Питер, и началась его быстрая карьера, в которой были и подъемы, и срывы, большие успехи, крупные неудачи и, выражаясь математическим языком, локальные экстремумы.

Турбину лихорадило. Отключенная виброзащита беспомощно взывала с пульта управления горящим табло: «Повышенная вибрация». Сквозь мощный рев, издаваемый паровой турбиной, чуть прослушивался посторонний звук – звук вибрации повышенной частоты, неизвестно откуда взявшейся, которой и в принципе неоткуда было взяться. Испытатели, прекрасно представляющие, чем грозит отключение блокировки, как-то незаметно, по одному ушли со стенда и собрались в безопасном месте – в курилке. Там они, стараясь не смотреть друг другу в глаза, тоскливо молчали.

На стенде остались только машинист и Виталий Верховцев. Машинист, сжавшийся, как пружина, бегающими глазами следил за показаниями приборов и все порывался ударить кулаком по красной ручке предохранительного выключателя, чтобы остановить турбину и разом покончить со всем этим неприятным и опасным занятием. Виталий, которому хотелось не меньше, чем машинисту, врезать кулаком по красной ручке, этого не делал и не давал машинисту. Он думал. Откуда мог взяться этот проклятый третий крат? Первый крат – понятно, второй – ясно, но третий?

Завод выпустил головную машину из партии турбин, предназначенных на экспорт, и при испытаниях столкнулся с третьим кратом. Заводчане вскрыли турбину, проверили ее до последней гайки, закрыли и запустили. Вибрация не устранилась. Тогда попробовали еще несколько способов, ни один из них желаемого результата не дал.

Вспомнили о «Диагностике», и в Ленинград полетел срочный запрос на специалиста по вибрации.

Виталий Верховцев только что приехал с затерянной далеко в тундре компрессорной станции, где две недели разбирался с взбесившейся итальянской турбиной, и без особого энтузиазма воспринял вызов в Харьков. В Ленинграде не удалось пробыть и трех дней. Удалось только сходить в театр на довольно-таки скучный спектакль, намеченное с приятелями на следующий день посещение «Кронверка» по случаю возвращения из дальних краев сорвалось.

Он, кляня судьбу профессионального командированного, прилетел в Харьков, устроился в гостинице, появился на заводе, немного погонял турбину на разных режимах и высыпал на головы заводских специалистов ворох обвинений. Напрасно заводские инженеры пытались доказать, что качество изготовления машины вне всяких сомнений. По его мнению, такое изготовление чем-то иным, кроме как вредительством, назвать было нельзя.

По указанию Виталия машину вновь вскрыли. Он лично с бригадой дефектоскопистов прощупал всю турбину и заменил несколько не понравившихся ему лопаток.

Когда ротор отправляли для балансировки на установку «Шенк», у него закончился срок командировки. Пришлось посылать в Ленинград телеграмму с просьбой о продлении. Он знал, что его начальство отреагирует на это довольно кисло, но деваться было некуда.

На «Шенке» он, переругавшись со многими, довел ротор до требуемой кондиции. На заводе уже начинали злиться на этого дотошного инженера, неизвестно чего добивающегося. Сроки испытания турбины были давно сорваны, а он неизвестно зачем приказал ее вскрыть, да еще на балансировке какие-то сотые доли ловит.

Наконец турбину закрыли, и все приготовились к испытаниям. Испытания должны были избавить турбину от третьего крата, а конструкторов и испытателей – от этого ненормального командированного. И вот на испытаниях снова вылез этот проклятый третий. Две с лишним недели были потрачены зря! Турбина упорно не желала выдавать свою тайну, и авторитет приезжего инженера, кажется, проваливался куда-то глубоко-глубоко.