Они не спеша пошли по Басманной. Скоро Нинка стала хныкать, что она устала. Виталий обнял ее за талию, Нинка положила ему руку на шею и повисла на нем всей своей тяжестью. Становилось холодно, и Нинка, чтобы согреться, прижималась к Виталию всем телом. Скоро у нее стали подкашиваться ноги. Виталий понял, что так они далеко не уйдут. Он нагнулся и взял Нинку на руки. Она сначала испуганно ойкнула, но потом успокоилась, обняла шею Виталия обеими руками и закрыла глаза. Интересно, будь сейчас на улицах прохожие, что бы они подумали о свадьбе, с которой свидетель несет на руках свидетельницу? Ленты они так и не сняли.

Поначалу Нинка казалась совсем легкой. Виталий очень бодро шел довольно долго, но потом бессонная ночь дала о себе знать, и у Виталия стали заплетаться ноги. Нинка почувствовала, что Виталий устал, и с тихим смехом выскользнула у него из рук. Она лукаво посмотрела Виталию в глаза и спросила:

– Виталя, а ты мог бы меня вот так всю жизнь на руках носить?

– Наверное, мог бы, – искренне ответил Виталий.

Нинка ничего говорить не стала, а просто поцеловала Виталия долгим поцелуем в губы.

Оставшаяся часть пути прошла как-то абсолютно незаметно. Виталий и Нинка шли, танцевали, целовались, пели и были, наверное, самыми счастливыми людьми на свете.

Когда они подошли к общежитию, по улице прошел первый троллейбус. Виталий с Нинкой переглянулись и весело рассмеялись.

У входной двери общежития на диване в холле сидел Коля Данилов.

– Водку привез? – деловито спросил он у Виталия.

– Не привез, а принес, – сказал Виталий. – Коля, а ты вместо первой брачной ночи меня тут дожидался?

Нинка прыснула, сделала всем ручкой и побежала на свой этаж.

– Должен же и я когда-то выпить, – сказал Коля. – Давай бутылку.

Виталий достал бутылку из сумки. Коля недовольно скривился.

– Ну ни о чем попросить нельзя. Бутылку и ту целую доставить не мог, обязательно нужно было попробовать.

– Зато я тебе свидетельницу в целости и сохранности доставил.

– Лучше бы ты Нинку попробовал, а бутылку оставил целой, – проворчал Коля, забрал бутылку и ушел к себе.

В тот же день студенты, даже не успев толком попрощаться, разъехались на летние каникулы.

В следующий раз Виталий с Нинкой встретились только в конце августа, за день до начала занятий. Нинка весело рассмеялась и стала рассказывать подругам, как они с Виталием ночью прошли половину Москвы.

– Неужели не понравилось? – спросил Виталий.

– Понравилось.

– Так давай пройдемся еще раз.

– Давай. Когда?

– Да прямо сейчас.

– Пошли?

– Пошли.

Они, к удивлению Нинкиных подруг, вышли из общежития и, держась за руки, пошли в направлении центра Москвы. Пока подруги решали, вызывать скорую или нет, раз уж ребята умом тронулись, Виталий и Нинка скрылись с их глаз. Ушли они, правда, не очень далеко, добрались лишь до Лефортовского парка. Там они нашли укромную скамеечку в кустах и буквально бросились друг другу в объятия. Между поцелуями они наперебой рассказывали, как одиноко и кошмарно провели лето. И как мечтали поскорее встретиться вновь. Потом ругали друг друга за то, что за лето не написали ни одного письма и ни разу не позвонили. Но до Виталия дошло, что они перед отъездом на каникулы даже не виделись и не обменялись адресами и телефонами. Это их развеселило, и они долго смеялись веселым счастливым смехом. Потом они немного успокоились, обнялись и сидели тихо-тихо, боясь пошевелиться.

С той поры их жизнь сильно изменилась. Нинка расцвела, стала еще красивее. Хоть она и оставалась такой же веселой и компанейской, но ее глупые, бестолковые поклонники просто испарились: они уже знали, что за спиной у Нинки стоит Виталий, а он человек серьезный. Виталий же стал еще серьезнее. Да и немудрено. Забот из-за Нинки у Виталия прибавилось вдвое. Начался третий курс. А третий курс – это специализация. Нинка первые два курса отучилась довольно легко. Но если физика, высшая математика, начертательная геометрия, сопромат, электротехника ей даже нравились, в них она находила какую-то романтику, то на третьем курсе полученные знания уже нужно было применять к конкретной технике. И к технике серьезной, многотонной, с большими давлениями, температурами и нагрузками. А вот чувства этой самой техники у Нинки как раз и не было. Ей по большому счету было все равно, что сковородка, что турбина: и то и другое – железное. Поначалу преподаватели пытались вложить ей хоть что-то в голову, потом махнули рукой: на сессии разберемся. Виталий, которому учеба давалась на удивление легко, круглыми сутками сидел над Нинкиными чертежами и расчетами. Делал ее курсовой проект. Нинка старательно переписывала его расчеты, внимательно слушала его объяснения, потом шла на консультацию и несла там такое, что у преподавателей уши в трубочку сворачивались. Поначалу они никак не могли взять в толк, почему студентка ничего не может объяснить в своих же очень добротно сделанных расчетах. Потом кто-то из доброхотов рассказал им, что за нее делает расчеты ее будущий муж. На кафедре успокоились: у них на счету был не один случай, когда жена вытягивала мужа или муж – жену.

Виталий старался изо всех сил, и Нинка до сессии дошла без хвостов. Но как Виталий ни старался, свою голову он Нинке переставить не мог. Нинка на сессии схватила три двойки, и все по специальности.

Правда, были еще две пятерки, но на ее судьбе это никак не сказывалось. Нинку вызвали в деканат. Оттуда она вернулась заплаканная и сказала, что ее отчисляют.

Потом в деканат вызвали Виталия. Декан, у которого дел было по горло и времени на душеспасительные беседы явно не хватало, задал Виталию прямой вопрос, как только тот переступил порог его кабинета:

– Я слышал, вы собираетесь жениться на Нине Захаровой?

– Да, – сказал Виталий. – После окончания третьего курса – свадьба.

– Я хотел побеседовать с вами, чтобы вы потом на правах будущего мужа поговорили с ней о теперешнем ее положении.

Виталий согласно наклонил голову.

– Скажу вам прямо, – продолжил декан, – не выйдет из нее инженера-энергетика. Не ее это дело.

– Я ее вытащу, – не согласился Виталий.

– В вас-то я не сомневаюсь. А вот в ней… Я мог бы отчислить ее прямо сейчас, но мне ее по-человечески просто жалко. Девушка она очень и очень неглупая, по общеобразовательным предметам одни пятерки, это о чем-то да говорит. Я хочу дать вам добрый совет, вас она, может быть, и послушает, меня слушать не стала. Не мучайте вы ни ее, ни себя, ни преподавателей. Не дано ей понимать энергетическую технику. Даже если вы ее вытянете, а мы выдадим ей диплом, куда она с ним пойдет? На нелюбимую работу? И будет всю жизнь проклинать и себя, и вас, и нас? Пусть она лучше немного успокоится, посоветуется с вами, с родителями, определит, что ей больше нравится, и переведется в другой институт. Я, со своей стороны, обещаю дать ей отличную характеристику, а если потребуется, то и помогу с переводом.

На этом аудиенция была окончена, и Виталий отправился к Нинке.

Через два дня, заполненные слезами и упреками в нелюбви, Виталий и Нинка все же пришли к общему решению. Нинка едет домой в Воронеж и советуется с родителями. Виталий бегает по Москве и ищет подходящий институт. Пусть там готовят специалистов хоть по глубоководным аэропланам, лишь бы Нинке понравилось. Ближе к весне они оформят перевод из одного института в другой. Нинка потеряет на этом год, но ничего страшного, люди и не такое теряли.

Нинка уехала, и через неделю Виталий получил от нее письмо. Родители согласны. Действуй. Виталий обежал всю Москву и нашел все-таки институт, в который Нинку брали по переводу, и Нинке он нравился. Виталий договорился в деканатах, осталось только дождаться Нинкиного приезда.

И вдруг как удар молотом по голове: Нинка написала, что ее мать парализовало и поехать она никуда не сможет, нужно ухаживать за матерью. Виталий бросил все дела и приехал в Воронеж. Там он понял, что все очень серьезно и планы нужно менять. С Нинкой, которая была буквально убита горем, сразу решить ничего не удалось. Виталий вернулся в Москву и долго ломал голову: что делать дальше?