Начальник ЛПУ вышел из автобуса; четверо немного прибавили прыти. Начальник спросил у командира экипажа:
– Груз большой?
– Под завязку.
– И сколько будете разгружаться?
– Такими темпами – часа полтора.
– Вам нужно срочно улетать. Сюда летит заместитель министра, и нам просто некуда посадить его вертолет.
– Ну и что? Это чей заместитель министра? Ваш, газпромовский. А у меня другое министерство, там у нас свой заместитель министра.
Вертолетчик, конечно же, шутил, но по его непроницаемому лицу было никак не определить, шутит он или нет.
– Вам нужно улетать, – сказал начальник ЛПУ голосом, в котором звучал металл.
– А вы, простите, кто? – полюбопытствовал вертолетчик.
– Начальник местного ЛПУ.
– Отлично. Давайте еще людей, они разгрузят вертолет, и я сразу же улечу. Ни минуты лишней не останусь.
Начальник ЛПУ понял, что спорить бесполезно (впрочем, он об этом и раньше знал: межведомственные препоны), и окинул взглядом вертолетную площадку, высматривая подмогу. На глаза попались только люди, сидящие в машинах. Начальник быстро собрал всех руководителей в кружок, объяснил ситуацию, и работа закипела.
Когда Костя вдвоем с главным инженером ЛПУ тащил очередной ящик с сапогами, над тайгой послышалось «пыр-пыр-пыр», и скоро из-за верхушек сосен вынырнул раскрашенный в газпромовский фирменный попугайский цвет новенький Ми-8. Вертолет блестел свежей краской, и его квадратные иллюминаторы указывали на его неоспоримую принадлежность к пассажирской авиации, то есть к той, которая в своем фюзеляже носит нормальные авиационные кресла – не в пример вертолету с круглыми иллюминаторами. Круглые иллюминаторы говорят о том, что вертолет принадлежит к грузопассажирской авиации, а это значит, что люди сидят вдоль бортов на длинных откидных скамейках и рискуют в любую минуту быть придавленными грузом, который обычно горой навален посреди вертолета.
Вертолет с заместителем министра на борту сделал несколько кругов над площадкой, отчего энергия работающих утроилась. Вдруг он резко взял в сторону и стал куда-то снижаться.
– Куда это он? – удивленно спросил Костя у главного инженера ЛПУ.
– На бетонную вертолетку, – машинально ответил тот.
– А разве такая есть? – еще раз удивился Костя.
– Есть в проекте. Она еще не сделана, – сказал главный инженер. – Чего его туда понесло? Там же еще никто не садился.
– По отчетам она уже сдана в эксплуатацию, – пояснил хриплым от волнения голосом стоящий рядом генподрядчик и застыл с выражением безысходности на лице.
Все бросили работу и стали с тревогой прислушиваться к звукам, слабо доносящимся со стороны бетонной вертолетки. Идея с потемкинской деревней грозила провалиться в самом начале. Попробуй потом докажи, что в твоем хозяйстве все в порядке, если у тебя разбился вертолет с большим начальством на борту. Было слышно, как летчик несколько раз менял режим двигателя, но потом сбросил обороты. Вертолет вроде бы сел и вроде бы без особого грохота. Есть, оказывается, и в наше время летчики-асы.
Как потом рассказывал местный охотник-хант, промышлявший с двумя собаками в районе бетонной вертолетки по причине огромного количества никем не пуганной там дичи, из вертолета, висящего примерно в метре над землей, выпрыгнул какой-то человек в авиационной форме (надо полагать, техник вертолета) и, проваливаясь до пояса в снег, долго искал твердое место. Командир экипажа сквозь стекло вертолета пальцем указывал ему направление. После этого вертолет опустился.
– Далеко до этой вертолетки? – спросил Костя.
– Три километра по прямой, – облегченно вздохнув, сказал генподрядчик, но тут же у него на лице появилось озабоченное выражение, и он почти побежал к своему «УАЗу».
Остальные тоже побежали к машинам.
По вдрызг разбитой дороге, которая к тому же шла не по прямой, а вкруговую, оказалось километров шесть. Машины пронеслись на максимальной скорости, но это заняло довольно много времени.
По крайней мере людям, прилетевшим в вертолете, этого времени вполне хватило, чтобы оценить преимущество самолета перед вертолетом. Вертолет хоть и смог сесть не на аэродром, а черт его знает куда, даже без нормальной площадки, но в его конструкции оказался очень существенный минус. И этот минус при сорока градусах мороза на улице оказался очень большим. Дело в том, что у самолета обогрев салона работает даже при выключенном двигателе, а о вертолете это сказать никак нельзя. Сама же вертолетная коробка остывает за пять минут. Когда подъехали машины, люди у вертолета уже дрожали от холода, и только их огромный авторитет не давал им подпрыгивать на месте или бегать вокруг вертолета, стоящего несколько косо.
Заместитель министра, садясь в поданную машину, сказал начальнику ЛПУ недовольным тоном:
– Да… У вас здесь и температура.
– Что поделаешь, природа у нас такая, – оправдался в ответ начальник ЛПУ.
– Природы больше нет, – сказал заместитель министра, – осталась одна среда обитания, – и захлопнул дверь машины.
Заместители министров, кроме того что они талантливые организаторы, как хорошо известно их подчиненным, делятся на кабинетных работников, на любителей командировок, энергичных организаторов, прекрасных хозяйственников, идеологов и так далее. Этот заместитель министра был инженером. Он не спеша шел по компрессорной станции, на которой трудовая деятельность кипела, как в муравейнике, и задавал начальникам служб очень точные вопросы. Начальники служб сразу почувствовали, что имеют дело с профессионалом, практического инженерного опыта у которого гораздо больше, чем у любого из них, и давали откровенные ответы. На генподрядчика было жалко смотреть. Шило, которое он пытался спрятать в мешке, так и лезло наружу.
Когда очередь дошла до наладчиков, Костя бодро отрапортовал:
– Ведем прокачку маслом турбоагрегата номер четыре.
– Да? – сказал заместитель министра, и на его каменном начальственном лице отобразилось что-то вроде удивления.
Костя утвердительно закивал головой, но на душе у него заскребли кошки. Заместитель министра повернулся и пошел в машинный зал, дабы убедиться в справедливости Костиных слов. Костя заспешил рядом.
Леша Петров, который стоял в операторной у электрощита и очень волновался, глядя в окно на процессию, подошел поближе к щиту и весь превратился в слух, ожидая команды по телефону. Чтобы не терять ни секунды, он снял со щита номер три табличку: «Не включать. Работают люди», прикрывающую собой кнопку включения насоса четвертого агрегата, и повесил ее себе на левую руку. С минуту он весь дрожал от огромного внутреннего напряжения и краем глаза смотрел в окно. Наконец по телефону раздалось долгожданное Женькино «включай». Леша глубоко выдохнул и нажал на кнопку включения маслонасоса номер три. Поскольку команды на выключение не ожидалось, он повесил телефонную трубку на щит, а сам подошел к окну и стал наблюдать за дверью машинного зала.
С огромным удивлением Леша заметил, что эффект был произведен самый неожиданный. Из машинного зала поодиночке и группами стали выскакивать залитые маслом люди. Предпоследним вышел заместитель министра. Костя Соловьев, как и положено капитану тонущего корабля, покинул машинный зал последним. Масло по нему текло ручьем. Леша со скрипом сообразил, что происходит совсем не то, а масла в машине целых шесть тонн, выключил насос и пошел послушать, о чем говорят.
– Почему включили насос на третьей машине? Там же коллектор разобран! – кричал на Костю Соловьева начальник ЛПУ.
Костя только хлопал глазами, беззвучно, как рыба, шевелил губами и пожимал плечами. Под ним на снегу уже образовалась солидная масляная лужа.
– Какой дурак включил насос?! – продолжал шуметь начальник ЛПУ.
