Виталий так и сделал. Прокрутив турбину еще около суток, он показал станционным специалистам, что вибрация снижается, дал дальнейшие рекомендации и уехал в Ленинград. Пока он добирался до Ленинграда, со станции пришла телеграмма, в ней говорилось, что турбина вошла в рабочие параметры. Виталий, который давал рекомендации на свой страх и риск, облегченно вздохнул.
Интересно, а что нужно харьковской турбине? Машина новенькая, вал на ней прогнуться не должен, да и не прогнулся. Он сам проверял бой вала на «Шенке» и ничего не нашел. Да если бы это был согнутый вал, то вибрация оказалась бы первого или второго крата, а здесь третий. Лопатки? Вряд ли, слишком мощная вибрация и вибрирует весь ротор. Что же? В голове бродила какая-то смутная идея, но он никак не мог ее ухватить.
Течение мыслей прервал сработавший будильник, который он забыл переставить с той поры, когда, измотавшись с турбиной, почувствовал, что валится с ног, и решил пару часиков вздремнуть прямо у машины. Кочевая жизнь командированного как-то незаметно, сама собой подобрала список необходимых вещей, которые нужны были в дороге, своеобразный джентльменский набор. В этот набор прочно вошел и будильник. Рассчитывать на то, что тебя будет кто-то будить, в командировке не приходилось. Виталий купил великолепный будильник и теперь с ним не расставался, постоянно таская его в кармане пиджака или рубашки. Будильник величиной был чуть меньше спичечного коробка. Он сработал и засвистел, как суслик, вылезший весной из норки.
Виталий нажал на кнопку будильника и посмотрел вниз. Его встретили три удивленных взгляда. Ребенок от звука будильника заворочался во сне. Зная, что будильник через пять минут снова сработает, если его не переставить, а переставлять было лень, Виталий взял сигареты, слез с полки и пошел курить. Покурил, выпил два стакана воды, чтобы заполнить пустоту в желудке, и вернулся в купе. Устроился у окна и стал смотреть на убегающий заснеженный лес. Будильник сработал снова, Виталий нажал на кнопку, не вынимая будильник из кармана, и усмехнулся, увидев направленные на него удивленные взгляды.
Девушка вышла из купе, с минуту постояла рядом с ним у окна и спросила:
– Что это у вас?
Он достал из кармана миниатюрную коробочку и протянул девушке. Она с любопытством рассматривала будильник, потом спросила:
– А зачем вам двое часов? Одни на руке, другие в кармане.
– Это не часы, это будильник.
– Зачем вам в дороге будильник? Сами не проснетесь?
– Да как вам сказать. Пришлось купить после одного случая. Мы ехали втроем на поезде Свердловск – Приобье. Выходить нужно было в четыре часа ночи на полустанке, где поезд стоял три минуты. Мы попросили проводника, чтобы он разбудил нас за полчаса до остановки, а он забыл. За минуту до отправления забежал в купе и говорит: «Ребята, извините, я забыл вас разбудить. Поезд уже отходит, может быть, еще успеете выйти». Мы за полминуты на улицу выскочили. Правда, я на перрон выскочил в одном костюмчике, все остальные вещи в охапке держал, второй выскочил в пальто, но в руках держал чемодан и ботинки, а третий вообще в одной рубашке – ему пришлось сначала лазер для центровки турбины на улицу тащить, потом уже свои вещи. В вагоне плюс двадцать, на улице минус сорок. Шестьдесят градусов перепад температуры, удивляюсь, как никто воспаление легких не подхватил. Теперь вожу с собой будильник.
Девушка вернула будильник и спросила:
– Вам часто приходится ездить?
– Часто. Примерно шестьдесят процентов времени провожу в командировках.
– А где бываете? Только в крупных городах?
– Если бы, – усмехнулся он. – Крупный город как раз исключение из правила.
– Где же еще?
– Там, где есть газопровод, завод или электростанция, там я и бываю. Газопровод «Дружба» я почти весь проехал, газопровод «Союз» – тоже, Средняя Азия – Центр, Уренгой – Ужгород и так далее. Был на востоке и западе, в тундре и пустыне.
– Ездите поездом?
– Поездом, самолетом, вертолетом, теплоходом, машиной, на собаках, а один раз даже на корабле пустыни – верблюде ехал.
– Как интересно. А на собаках не страшно? Они ведь кусаются и не слушаются.
– Бывает. Одному моему знакомому на тридцатиградусном морозе штаны живо изорвали. Правда, он сам виноват. Приехал на север в унтах из собачьих шкур, вот ему местные псы за своих невинно убиенных собратьев и отомстили. Но в основном это звери очень дисциплинированные и умеют сдерживать свои желания. Я однажды в Узюм-Югане видел очень поучительную картину. Рубили тушу оленя, а метрах в пятнадцати от этого места полукругом сидело штук десять псов. Сидели с совершенно безразличным выражением на мордах, повернувшись к туше хвостами, делая вид, что это их не касается. Единственное, что они не могли с собой поделать, это слюнки остановить, которые у них из пастей так и текли. Люди бы так слушались, как собаки, знаете, насколько проще было бы жить? Говоришь вожаку: «Что ты там сидишь? Иди сюда». Он подходит, садится и внимательно на тебя смотрит, ждет приказаний. Говоришь: «Иди к стае». Он идет и сидит там. Прикажешь: «Поехали». Он всю стаю поставит, только сам запрячь не умеет.
– Впервые вижу человека, который ездил на настоящей собачьей упряжке.
– Да это я просто сглупил. Мне нужно было написать отчет для министерства о состоянии газопровода. Следовало бы просто на вертолете пролететь над газопроводом и написать. Так нет же, мне захотелось поближе на трубы посмотреть. Я попросил на станции снегоход, но у них было всего два, причем один из них сломан, и меня на снегоходе не пустили. Дали упряжку и сопровождающего. Вот мы на двух упряжках и проехались. Собаки меня не знали и слушались плохо, не чувствуя твердой руки, а температура была минус тридцать с ветерком. В общем, намучился я тогда. Потом долго проклинал выдумку с собаками.
– Зато романтика, – сказала девушка. – Другие из-за романтики из Владивостока в Москву идут или устраивают пробег на собаках от Чукотки до Белого моря. А вам на собаках на работе ездить приходится. Я, например, ни разу ни в тундре, ни в пустыне не была.
– Какие ваши годы, – усмехнулся Виталий, – еще успеете. А я, знаете ли, не за приключениями езжу. Мне приходится технические вопросы решать. И терпеть не могу песню «Самолет – хорошо, пароход – хорошо, а олени – лучше». Я вполне цивилизованный человек и предпочитаю самолет. Век бы не видеть всей этой романтики. Лишние трудности только мешают работать.
– Почему? – удивилась девушка. – Все же интересно. В пустыне, наверное, загорать можно лучше, чем на любом пляже.
– Загорать? – переспросил Виталий и нахмурился.
С минуту помолчал, потом сказал:
– Я всего один раз был в пустыне. Загорать точно загорал. Только впечатления у меня остались самые неприятные.
– Расскажите, – попросила девушка.
– Не хотелось бы вспоминать.
– Ну расскажите, что вам стоит? – стала упрашивать девушка, как ребенок просит дядю, чтобы он продолжил интересную сказку.
Виталий с удивлением посмотрел на нее и пожал плечами. Странно, взрослая девица, студентка, и вдруг такой просительный тон.
– Хорошо, – он еще раз пожал плечами. – Прошлым летом мы на московской машине-лаборатории с тремя москвичами-коррозитами поехали по пустыне вдоль газопровода.
– С кем, с кем? – удивилась девушка.
– Извините, это жаргон. Коррозитами мы в шутку называем инженеров из группы коррозионной защиты. Их интересовало коррозионное состояние газопровода, меня – общее. Мне в принципе тоже можно было пролететь на вертолете над газопроводом, посетить все станции и написать отчет. Так, что-то вроде туристической поездки. Это даже не моя работа. Просто тех, кто занимается подобными вещами, в это время разослали по командировкам, а у меня работы по диагностике тогда не было, и меня уговорили съездить. Вот тогда-то меня на романтику и потянуло. Думаю, что я, вертолета не видел? Поеду с ребятами на машине, посмотрю на барханы, дюны, варанов, саксаул, аксакалов и попрошу Гюльчатай открыть личико. Сели и поехали. Выехали перед рассветом и по холодку километров сто пятьдесят пробежали. К обеду стало припекать. Мы разделись, в одних плавках едем, окна в машине настежь открыли. Ничего, ветерком обдувает, даже не жарко. Вот только наш «ЗИЛ» кипел-кипел, потом чихать и дымить стал. Мы его сначала как-то спасали. У нас с собой бочка воды на двести литров была: из радиатора кипящую воду прямо на песок выльем, заливаем холодной и едем дальше минут двадцать. Потом процедуру повторяем снова. Так и ехали, пока всю воду не вылили. Тут наш «ЗИЛ» совсем заглох. Открыли радиатор, а он весь накипью забит. Шофер, разгильдяй, должен был этот радиатор еще в Москве заменить. Но в Москве прохладно, машина и с таким радиатором себя хорошо ведет, он думал, и в пустыне поедет, а она не хочет. Ладно, думаем, остынет, заведется, и дальше покатим. Час ждали, а она не остывает. Сунули термометр в песок, а он семьдесят градусов показывает. А под капотом двигателя – все сто. Куда уж ему остыть? Решаем, что дальше делать. В машине сидеть невозможно: душегубка, дышать нечем. На солнце стоять тоже нельзя: через полчаса от тебя один пепел останется. Думали под машиной спрятаться, тоже не вышло. В пустыне, если где-нибудь тень появляется, так сразу туда набиваются разные скорпионы, каракурты, фаланги, сколопендры, того и гляди кобра или гюрза приползет. Мы из-под машины вылезли, стоим жаримся. Тут у одного из москвичей сердечный приступ. Стали пытаться что-то с ним делать. Хотели парня в кабину положить, а он только к сиденью прикоснулся – сразу руку обжег, до того там все накалилось. Хорошо, что вдоль газопровода телефонный кабель идет. Нашли розетку, подключились и сообщили в управление, что находимся в бедственном состоянии. Нам пообещали вертолет выслать. Слава богу, думаем, отмучились. И точно, через полчаса, смотрим, летит вертолет. Только какой?! Ми-2 прислали. Пилот нам и говорит: «Извините, ребята, могу только одного человека взять. Где ваш больной?» Усадили туда мы нашего сердечника и спрашиваем у летчика: «Ты нам хоть воды привез?» «Да», – говорит и достает десятилитровую пластмассовую канистру с водой. Идиоты, не могли нам хотя бы воды в достаточном количестве прислать! Получилось по два с половиной литра на брата. Как мы до вечера дожили, даже не знаю. Все ждали, что за нами вертолет пришлют, а его так и не прислали. Вечером, когда температура упала, наша машина остыла и завелась. Кое-как назад доехали. Больше на романтику в пустыне меня не тянуло.
