С ужасом он смотрел на нее и понимал, что она говорит правду.

С ледяным спокойствием она продолжала:

— Мне тридцать шесть лет, Фарадей, и я до сих пор девственница. Уже не осталось никакой надежды, что я когда-нибудь познаю плотскую любовь. Если я когда-нибудь и была привлекательной, то все это ушло вместе с юностью. Пустыня и солнце, тяжкие годы труда, проведенные с тобой, оставили отпечаток на моем лице и волосах. Я не слепая, прекрасно вижу, что выгляжу намного старше своих лет. Но я буду все же защищена. Я сказала Моргане, что мы с тобой поженились, когда она была у Кэндлуэллов, что теперь я ей не тетя, а мама. Когда ты меня выставил за дверь, тебе не следовало давать мне денег с продажи этой твоей ненавистной керамики. Я собираюсь потратить их на строительство таверны.

— Ради всего святого…

— Мне пришлось хорошенько подумать вот над этим, — проговорила она, погрузив руку в карман юбки. — Знаю, за это мне дали бы хорошую цену. Но потом я поняла, что с этим предметом мы не сможем сосуществовать вместе. Я не была бы спокойна, зная, что он по-прежнему существует.

Она протянула к нему руку и показала, что она принесла в кармане. От потрясения и неверия у Фарадея все поплыло перед глазами.

Это был фрагмент золотой оллы.

— Фарадей, я разбила вдребезги этот ненавистный горшок, — сообщила она и положила черепок обратно в карман. — Я разбила его на тысячи осколков, а один черепок оставила себе, как напоминание о моей победе над тобой и твоими индейцами. Я очень хорошо буду жить, как твоя вдова и мать Морганы.

На душе было очень горько, ему хотелось рыдать от потери своего прекрасного дождевого кувшина.

— Люди обратят внимание на мое исчезновение. Они будут искать…

— Я уже начала всем рассказывать, что ты отправился в далекое путешествие в Мексику искать своих шаманов.

Его охватила паника.

— Беттина, послушай, я хочу жениться на тебе.

— Не оскорбляй нас обоих этой ложью, Фарадей. Это ниже даже твоего достоинства.

— Это не ложь. Я еще решил это до твоего прихода.

Беттина долго и внимательно смотрела на него, а он затрепетал, так как это была его последняя надежда, но она заявила:

— Ты что, серьезно думаешь, что после того, что с нами произошло, мы можем быть мужем и женой? Делить постель? Каждый назовет тебя сумасшедшим, Фарадей. Но я уже сказала всем, что мы поженились, и твое предложение не имеет смысла. Я с выгодой для себя воспользуюсь тем, что я твоя жена, и без всякого для себя ущерба. Я буду почтенной вдовой.

— Вдовой?! — обессилев, сказал он, наконец поверив тому, что его сердце уже знало: она собирается оставить его здесь — умирать. Разве это возможно? Теперь, когда он приобрел мудрость, которую так долго искал, все эти тайны умрут вместе с ним?

— Ты глупый человек, — продолжала она грустно и горько. — Вся твоя жизнь состояла из розовых снов и песочных замков. Ты даже дочь свою назвал именем миража. И все же я хотела тебя. Ты даже не представляешь, как я боролась, чтобы держать тебя возле себя, Фарадей. Например, та белокурая бродяжка, которая приходила в наше поместье.

Он пристально посмотрел на нее:

— Элизабет Делафилд? Она приходила в дом? Ради всего святого, почему ты мне ничего не сказала?

— Я знаю таких женщин, Фарадей. Алчная вымогательница. Она недостойна тебя. На ней, как на мужчине, были брюки. Я сказала ей, что я твоя жена.

От изумления он даже открыл рот.

— Вряд ли она поверила тебе!

— Странно, но она была уверена, что я твоя экономка. Именно это ты говорил людям? Что я твоя наемная работница?

— Элизабет никогда бы не поверила, что я лгал ей, — слабым голосом проговорил он и провел рукой по лицу. Боже мой, вот что, вероятно, Элизабет думала о нем? Поверила ли она, что он обманывал ее? А потом он вдруг вспомнил: тогда ему показалось, что Элизабет легко отвернулась от него.

Он закрыл глаза. Элизабет. Она не отвергла его с презрением, а в тот момент где-то сидела и думала, что он предал ее, что их интимные отношения были просто прелюбодеянием. А может, она мертва? Может, поэтому он слышал ее голос, который звал его к Лайтнинг-Рок? А теперь нет ни малейшей надежды восстановить правду.

Фарадей попытался пошевелиться. Здесь была лестница, крепкая и невредимая, — его единственное спасение. Но его тело не слушалось.

— Если бы только Элизабет написала мне! — застонал он.

— Она написала тебе, Фарадей. Письмо пришло через три месяца после ее визита. Я осмелилась прочитать его.

— О господи! Есть ли предел твоей жестокости?

— Я сохранила письмо, Фарадей. Я подумала, что однажды оно пригодится мне. Хочешь его прочитать?

Она вручила ему конверт, на котором отчетливым почерком Элизабет был указан его адрес: «Доктору Фарадею Хайтауэру, Каса-Эсмеральда, Палм-Спрингс, Калифорния». Он дрожал, открывая конверт, а потом прочитал:

«Дорогой Фарадей, твои письма озадачили меня, я не отвечала на них сразу только потому, что мне нужно было подумать. Не знаю, как справиться с этой ситуацией. Я поверила тебе, Фарадей, когда ты сказал мне, что твоя жена умерла. И, возможно, я и сейчас в это верю. Но женщина, которая назвалась твоей женой, вела себя очень убедительно, и во мне зародились сомнения. Да еще маленькая девочка звала ее мамой. Ты понимаешь, в каком затруднительном положении я нахожусь. Но я пишу тебе сейчас не потому, чтобы все наконец прояснить. Я хочу исполнить свой долг. Ты имеешь право знать всю правду.

Фарадей, под сердцем я ношу твоего ребенка. Я не жду от тебя денежной поддержки или какой-то иной помощи. Я уезжаю. Если ты захочешь увидеть меня, то не найдешь. Я сообщила декану своего факультета, в каком я состоянии, и он тут же уволил меня. Итак, я с позором оставляю стены университета. Я не могу вернуться домой к своей семье, потому что мой отец вряд ли примет меня. Теперь я сама по себе. Прощай, Фарадей. Я не жалею о том времени, что мы провели вместе. Я буду всегда с любовью думать о тебе, надеюсь, ты найдешь своих шаманов».

Фарадей посмотрел на безжалостную свояченицу.

— Как ты могла скрывать это от меня?! — прошептал он охрипшим голосом. Элизабет носит его ребенка! Он закрыл глаза. Не умерла ли она во время родов? И теперь ее душа скитается поблизости?

— Я не хотела, чтобы она вмешивалась в мои планы относительно тебя, — ответила Беттина и встала. — Мне нужно возвращаться. Моя дочь скоро захочет ужинать.

Ошеломленный, он посмотрел на нее:

— Ты же не собираешься оставлять меня здесь?!

— Но ты принадлежишь этому месту, этому индейскому миру.

— Ты лишишь Морганы ее отца?! — заревел он.

— Со временем она забудет о тебе.

— Но это жестоко по отношению к ребенку! А я думал, ты любишь ее.

— Люблю ее? Да Моргана была для меня лишь неудобством. Я терпела ее, Фарадей, вот и все.

— Но когда у нее было заражение крови, когда мы все думали, что она умирает, ты с ума сходила от горя.

— Только девочка связывала тебя и меня. Без нее у меня не было бы больше причин оставаться рядом с тобой. Моргана была моей страховкой. А теперь она даст мне уважение и почет. Она подарит мне статус матери. Теперь никто не станет жалеть меня, как бездетную старую деву. Старая дева, которую забыли на полке, — так они говорят. Но не беспокойся, Фарадей, пока Моргана будет служить моим целям, она будет сыта, одета и обучена всему, как настоящая леди. А когда придет время, я прослежу за тем, чтобы она удачно вышла замуж, чтобы остаток своей жизни я провела в сытости и довольстве.

В холодном и бесчувственном голосе, которым говорила Беттина, Фарадей уловил, какая холодная и бесчувственная жизнь ждет его дочь.

— Дай мне еще шанс! Я изменился.

Уже поставив ногу на первую перекладину лестницы, Беттина повернулась к нему лицом и сказала:

— И я тоже изменилась. Я больше не люблю тебя, Фарадей. — Она порыскала в своей большой холщовой сумке и достала оттуда какой-то предмет, который потом она бросила на пол. — Я хотела выбросить эту отвратительную вещь, но потом решила отдать ее тебе в качестве сувенира. Кое-что, что будет напоминать тебе о твоей белокурой потаскушке.