Ей становилось все страшнее и страшнее. Пот лился по спине. Сердце бешено колотилось в груди. «Пожалуйста! — молилась она своим богам, желая освободиться, выкручивалась и извивалась; древесная кора впивалась ей в спину, руки ныли от боли. — Пожалуйста, спасите меня!»
Вдруг она почувствовала что-то за спиной, на запястьях. Муравьи? Кто-то дергал веревку и кусал ее. Она попыталась повернуться, чтобы посмотреть, какое животное атаковало ее сзади, а громадная кошка приближалась спереди. Ошитива смогла разглядеть только темные валуны.
Она затаила дыхание и прислушалась. Где-то далеко били барабаны, а здесь, рядом, слышался треск кустов под громадными кошачьими лапами.
Но что-то нежное и настойчивое щекотало ей руки.
Неожиданно она ощутила, что ее запястья свободны, отскочила в сторону и, повернувшись, увидела, что у дерева стоит пустынная черепаха и мирно жует конопляную веревку. Она уставилась на черепаху, широко открыв глаза от удивления. В Центральном Месте она еще ни разу не видела ни одной пустынной черепахи — духовного тотема ее племени. Теперь черепаха была перед ней. Она выползла из своего зимнего убежища, каким-то образом нашла Ошитиву здесь, в этом спрятанном узком ущелье. Черепаха добралась до тополя и, в темноте отыскав ее запястья, стала осторожно жевать веревку, чтобы не поранить руки девушки.
Ошитива улыбнулась.
— Спасибо тебе, Дедушка Черепаха! — шепотом поблагодарила она и поспешила домой: ей нужно было успеть до того, как львица доберется до открытого места.
Ошитива остановилась. В лунном свете она увидела, что вокруг было слишком мало еды для черепахи, она не станет есть ветки чахлого креозотового кустика, который с трудом пробивался сквозь сухую землю. И еще здесь не было воды.
Девушка слышала, что где-то поблизости ходит кругами львица. Ошитива быстро оглядела валуны и обнаружила высоко над головой свежие зеленые одуванчики, которые росли из расщелины. Поспешно взобравшись наверх, она набрала целую охапку цветов и понесла их обитательнице пустыни. Черепаха тут же повернула свою серую морду в сторону предложенного ей лакомства. Ошитива знала, что желтые соцветия накормят черепаху, а стебли и листья напоят живительной водой. Еще раз поблагодарив черепаху и богов, она стала быстро спускаться по ущелью.
Светало, жрецы задули в свои трубы, сделанные из рогов диких горных баранов, сообщая жителям каньона, что скоро состоится сакральное жертвоприношение. Трубы звучали по всей долине, достигая самых окраин каньона. Мужчины оставили работу на полях, а их жены бросили готовить еду; надо было бежать к каменному комплексу, где алтарь возвышался над площадью давно, сколько каждый себя помнил. Жрецы били в барабаны, сделанные из выдолбленной тыквы, обтянутой человеческой кожей, гремели трещотками и играли на флейтах, а лучи восходящего солнца постепенно заливали площадь светом.
К тому времени как Ошитива, уверенная, что ее никто не видел, добралась до Центрального Места, на площадь пришли люди из самых дальних окрестностей. Они все собрались здесь, чтобы стать свидетелями одного из самых священных ритуалов.
Люди испытывали противоречивые чувства. Алтарь крови принадлежал Господам, а не Людям Солнца, чьи собственные алтари засыпались лишь зерном. Но они не осмеливались не подчиниться требованиям могущественных жрецов тольтеков: всем без исключения, от самых маленьких до самых немощных, даже слепым и хромым, присутствовать во время самого дорогого подношения их богам — подношения человеческой жизни.
Ошитива никогда раньше не видела такого скопления народа. Она даже и представить себе не могла, что в каньоне живет столько людей. Становилось все светлее и светлее, девушка заметила, что мужчины, женщины и дети заполонили всю площадь: каждый кирпичик и камушек террас и крыш домов, каждое доступное место вдоль стены. Равнину тоже занимала огромная масса людей. Те, кому не досталось места на площади, не могли видеть ритуал, а только достаточно хорошо слышать: дугообразное расположение комплекса усиливало голоса жрецов, казалось, будто здесь говорят какие-то гиганты.
Каменный алтарь стоял между двумя большими кивами, на возвышенной стороне площади. Когда камень не был нужен, его закрывали, и люди кружились вокруг этого холмика и не обращали на него внимание. Сегодня камень был открыт, и все могли лицезреть следы вековой крови, пропитавшей его насквозь. Обычный серый камень был темно-кровавого цвета, который скоро должен был снова окраситься в ярко-красный цвет жертвенной человеческой крови.
Сначала Ошитива отправилась в гончарную мастерскую, чтобы промыть свои раны, смазать их мазью и наложить на запястья бинты из волокон юкки. Потом она сбросила с себя грязную, испачканную кровью рубашку и надела чистое платье, осторожно протягивая голову через его горловину. Хотя она жила на кухне, находящейся на территории Господ, на северной стороне площади, она по-прежнему приходила в гильдию за провизией, а также пообщаться с сестрами.
Затем она занялась своими волосами. Жертвоприношение еще не началось: жрецы и воины-ягуары сначала должны закончить торжественное шествие по площади, чтобы привлечь к такому событию внимание богов.
Кудряшки на кончиках ее волос раскрутились. Ошитива расчесала свои прямые длинные волосы, скрутила их сзади на макушке в виде соцветия тыквы и подвязала их лентами. Она не хотела, чтобы ее распущенные волосы закрывали вышивку на ее тунике. Вышивка указывала на то, что она первоклассный гончар, относится к одной из самых уважаемых гильдий. Люди должны знать, что она занимает определенное положение в обществе.
Собираясь, она старалась не думать о Хакале. Несмотря на свои чувства к нему — желание, симпатию, восхищение, она сжала свою волю в кулак, настроилась против них всех, против него тоже, она считала, что он наверняка знает, что Мокиикс оставил ее на горе на съедение львам. Отдирая пятки песком и сосновыми иголками, она убеждала себя в том, что тольтеки Господа Зла. Повязывая конопляный пояс вокруг талии, она говорила себе, что Аоте — единственный человек, который что-то для нее значит. Когда она уже была готова, она помолилась миролюбивым богам своего народа и снова тихо поблагодарила Дедушку Черепаху, который помог ей спастись, а затем вышла на залитую солнечным светом улицу, чувствуя себя как воин накануне сражения.
От вида развернувшегося на площади представления у Ошитивы тут же перехватило дыхание: бой барабанов и трубный вой горнов, марширующие воины-ягуары, выстроенные в ряд жрецы в перьях и пятнистых мантиях, сидящая в креслах знать в облаке дыма и фимиама, подымающегося к небу. Из святилищ принесли статуи богов, разряженных в великолепные одежды из перьев и хлопковой ткани. Теперь они стояли на пьедесталах: Тескатльпока, который контролировал судьбу и волшебство; Кетсалькоатль, змей, украшенный перьями, — бог природы и знаний; злая богиня Койольксуаки — сестра бога войны, и другие, чьи имена смиренные Люди Солнца не могли ни запомнить, ни выговорить. Все эти величественные, разряженные статуи богов вынули из темных ниш, чтобы боги могли наблюдать за кровавым жертвоприношением в их честь.
Ошитива видела, что Господин Хакал сидит на своем высоком троне, а пушистые зеленые перья кетцаля на его головном уборе развиваются на ветру, как флажки.
Красивый, даже прекрасный, думала она, но все же это мужчина, который, напоминала она себе, должен руководить кровожадным ритуалом.
Она осторожно прошла сквозь плотную толпу, втиснувшись между людьми, чье внимание было приковано к площади. На другой стороне стены, где размещались бараки, воины-ягуары готовили вертел, на котором во время пиршества они должны были поджарить сакральную жертву, а потом съесть.
Хакал поднялся со своего трона и призвал всех к тишине. Все тут же замолчали. Никто не осмелился даже кашлянуть или шаркнуть ногой. Над головой кружил одинокий ястреб, зорко следящий за происходящим внизу, чтобы в удобный момент наброситься на добычу.
Ошитива потихоньку, как маленькая речная рыбка, которая, возвращаясь домой, высматривает, где бы укрыться на мелководье, пробиралась вперед, медленно приближаясь к алтарю. Она неожиданно остановилась, увидев, как в дверном проеме появились жрецы, под руки волоча несчастную жертву.