— Деньги не дают счастья, но помогают страдать в комфорте… Жалко ее, да?
— Очень жалко, — грустит Кира. — По моему, такой гад!
Проницательность Зигги ее поражает, она с уважением смотрит на него.
— Мы все имеем то, что заслуживаем…
— Нет-нет, я не согласна. Она заслуживает гораздо лучшего!
Они выезжают со стоянки.
— Ты бы стала встречаться с этой обезьяной?
— Ни за что!
— Ну вот видишь…А кстати, Муся — это Маша?
— Нет, у нее фамилия Мусина…Вот и Муся. А зовут ее Одиллия-Одетта. Родители — эксцентрики, помешанные на балете. Она и в хореографичку не хотела. Заставили. Первые четыре года под конвоем ходила. Сначала бабушка, потом отец возил. Это был семейный террор.
— В паспорте Одиллия-Одетта? — ужасается Зигги.
— Прямо в паспорте.
— А я то считал своих придурками.
— Зигги — это Зигмунд? — пытается отгадать Кира.
— Нет, я не возлюбленный Одиллии- Одетты…А как бы было хорошо? — морщась смеется Зигги. — Все гораздо скучнее, просто подошла очередь на букву Z.
— Как это?
— У нас в детском доме уже было двадцать пять воспитанников, по одному на каждою букву латинского алфавита. Когда привезли меня, оставалась последняя Z. Директор был помешан на Дэвиде Боуи и назвал меня в честь Зигги Звездной пыли. Слышала этот альбом «Взлет и падение Зигги и пауков с Марса»? Я до сих пор благодарен ему, что он не был фанатом Зорро.
— Ничего себе! А что было потом, когда кончились все буквы?
— Все опять начали сначала. Девчонку после меня назвали Агатой, ей повезло больше.
Какой же он все таки просто отличный, этот Зигги. Кире становится его жалко. Наверное тяжело вырасти в детском доме, она накрывает его руку своей.
У большого супермаркета они оба пересаживаются в машину Тайки. Зигги разваливается на заднем сиденье, а Кира садится впереди. Тайка, кажется, недовольна. Она нервничает и покрикивает на Зигги.
— Сам не мог зарегистрировать? Мне опять пришлось бортануть тренера. А у меня самый дорогой в Москве, — жалуется она Кире.
— Что ты нашла в этом тупорылом качке? — спрашивает Зигги копаясь в ее пакетах, наваленных рядом с ним.
Тайка раздражается.
— Что значит нашла? Ты знаешь сколько он берет за час?
— Да видел я как вы тренируетесь! — смеется он. — Ты переплачиваешь, подружка, поверь. Хотя удивительно, что после стольких стероидов, он еще может…
— Не выдумывай! — резко прерывает его Тайка.
— Я выдумываю? — усмехается он.
Быстро ворочая головой по сторонам Тайка выруливает со стоянки.
— Почему у тебя так смердит в машине? — жалуется Зигги.
— Это новый освежитель, мне его в Дубаи смешивали. Совершенный эксклюзив, отвалила кучу бабла, пачули, гавайские орхидеи…
Зигги лезет вперед между Тайкой и Кирой.
— Эй! — кричит Тайка.
Но уже поздно. Он срывает фигурную баночку и опустив стекло, выбрасывает наружу. Еще некоторое время держит окно открытым, проветривая салон.
На время Тайка затихает. Сначала она дуется, а потом начинает атаковать.
— И когда ты уже выкинешь это пальто? Cмотреть противно.
— А ты смотри на тренера. Он у тебя дорогой и…
— Похоже, ты спишь в этой ветоши.
— Когда холодно. Это монгольский кашемир.
— Вот-вот, пахнет старым козлом!
— Эй! За старого ответишь! — предупреждает Зигги.
Он потрошит Тайкины пакеты и вытаскивает упаковку с прозрачными пластами пармской ветчины. Вскрывает ее и ест. Время от времени двумя пальцами он протягивает рваную ветчину Кире или Тайке. Они обе визжат и уворачиваются. Тайка тихо матерится и умоляет его не открывать шотландскую семгу, потому что если Зигги заляпает салон тут уж никакие освежители не помогут.
Регистрацию Кире оформили очень быстро. У этих ребят везде знакомые. После они заехали в узбекский ресторан. На столе дымится блюдо с пловом. Зигги вдруг заскучал, он не ест, в его глазах нестерпимая скука. Кира и Тайка поедают чудесный шафрановый рис. Тайка ест с большим аппетитом. Почти каждый день она тренируется в зале, поэтому не боится поправиться. Руки ее в мозолях от тренажеров и она уверяет что на бедрах и коленях у нее не сходят синяки. Зигги тут же начинает смеяться, а она становится бордовой.
— Я рада, что ты сегодня в ударе, дружок.
— Разве я что-нибудь сказал? — удивляется он.
— Правильно, лучше молчи и ешь.
— Можно хоть жрать не по команде? — спрашивает он и поднимается. — Я скоро подойду, посекретничайте тут, девочки.
— Ну, рассказывай, как ты? — спрашивает Тайка Киру, после того как Зигги исчез за аркой.
— Завтра я иду в театр, будь что будет, — храбрится Кира.
— Я найду тебе работу, только скажи. Будешь зарабатывать взрослые деньги. В евро, с четырьмя нулями.
Кира смеется.
— Я хочу только танцевать. Вне театра мне смерть.
— Это серьезное заявление, — комментирует Тайка.
Она откладывает обглоданное баранье ребрышко. И внимательно всматривается в Киру.
— Вас что, там зомбируют? Откуда в вас всех столько противного пафоса? Вроде ходите теми же улицами, что и мы. Имеете мобильные телефоны, смотрите тот же самый ТВ ящик…Но от вас несет нафталином, — Тайка манерно вытягивает руку и передразнивает Киру, — Вне театра мне смерть… Алло, планета Земля на проводе! — продолжает она возмущаться, — Вы отстаете на парочку столетий.
— Ну, есть немного, — улыбается Кира. — Ну как тебе объяснить… Конечно, теперь у нас электричество вместо свечей, подвижные платформы, костюмы из синтетики. Но в сущности, сам театр мало изменился. Мы танцуем то же, что и сто лет назад. У нас до сих пор на корсетах крючки и те же пальцевые туфли. И лучше лент на пуантах еще ничего не изобрели.
— Вне театра мне смерть! — повторяет Тайка и закатывает глаза.
Кира заливается смехом.
— На сцене мы все объясняем жестами. Мы там все — немые и не приучены много разговаривать. Поэтому, когда нужно что-то сказать, выбираем самые точные слова.
— Что ты там забыла? За что убиваться? Пот, кровь, слезы…Интриги ваши пуантные. Вечно без денег, ну публика лениво похлопает. Неужели ради этого?
— Ну вот, ты опять сможешь сказать что это пафосно…и я с тобой соглашусь…, - серьезно говорит Кира. — Но когда они, как ты говоришь, лениво хлопают, я чувствую себя счастливым человеком. Мне нужна эта энергия, которая идет из зала. Они хотят лучше и я даю им лучше. Они это понимают и любят меня еще больше. Мы любим друг друга, на сцене я чувствую что могу сделать их счастливыми хотя бы на некоторое время, а это дороже денег.
Тайка недоверчиво вздыхает.
— Я люблю деньги, они дают мне свободу и покупают удовольствия. Когда мне захочется сделать кого-нибудь счастливым, в первую очередь я начну с себя.
Ее глаза сегодня яркого-голубого цвета, которого не бывает у людей. Наверняка опять линзы.
— Швейцарский топаз, — подтверждает ее догадку Тайка.
Какие же на самом деле глаза у Тайки? — думает Кира.
— Как тебе живется у этого…как его? — Тайка щелкает пальцами, — Глеба Зимина…Не гонит еще? Ты мой адрес знаешь, приходи в любой момент. У меня большая квартира, две гостевые спальни, любая будет твоей.
— Спасибо.
Кира надеется, что ей никогда не придется воспользоваться Тайкиным гостеприимством. Она ей нравится, но все таки что-то в ней настораживает. С Зигги Кире комфортно, а с Тайкой нет, сквозь ее благожелательность, проскальзывает пренебрежение.
— Послушай, этот Глеб…между вами что-нибудь происходит? — вдруг спрашивает она. — Он не стучится к тебе в комнату по вечерам, чтобы почитать сказки?
Швейцарский топаз блестит любопытством, Кире становится неприятно.
— Нет, мы просто друзья.
Некоторые вещи Кира может доверить только самым близким людям. Она плохо знает Тайку, чтобы полностью распахнуться перед ней. И потом, вопрос был задан так грубо и бестактно, что это ее возмутило.
