Букет роз Ты уходишь в бездонную ночь, не сказав на прощанье ни слова: музы ветреной младшая дочь, жизни радостной смысл и основа. Кто мне будет тихонько шептать с непонятной тоской и волненьем о любви, чтоб простая тетрадь отзывалась стихом совершенным? Так возьми на прощанье ключи, словно прошлого символ сакральный. Может быть, как сегодня в ночи, вдруг вернёшься, мой образ печальный. Ты вернёшься, как небо к земле: исхудалой, больной, одичавшей. Ты ушла... И стоит на столе роз букет - полумёртвый, увядший. Ключи от рая Я политикам больше не верю, их слова неизменно глупы. Очень жаль, но навеки потерян светлый рай для безумной толпы. Там забор непомерно высокий, пенье ангелов, светлый покой. В этой песне прекрасной, далёкой явно слышно, что ты здесь чужой. Не стучись в эти тесные двери, ключник Пётр непреклонен и строг. Лишь младенцы и робкие звери могут смело ступить на порог. Кто тот Пётр – достоверно не знаю, может быть, это просто клише. Только верю, что ключик от рая я ношу в своей вечной душе. «Мне кажется порой…» Мне кажется порой, когда с похмелья злой, я мог бы сочинять прекрасные сонеты; и ставить строчки в строй с мучительной тоской, встречая за столом осенние рассветы. Но ангел мой устал, а может быть пропал, фатально не прочтя судьбы моей страницы. Сырой полуподвал, с работою завал, а мне ведь, как-никак, давно уже за тридцать. Я просто программист, заядлый пессимист, и звёзды на меня всегда глядят с укором. Вот почему мой лист опять безгрешно чист, и букв неровный ряд появится нескоро. «Без отдыха дни и недели...» Без отдыха дни и недели, и сердце сжимает тоской. Мне сердце расплавить хотели слова, что сливались строкой. Всего-то: рука и страница, и дум непонятных штрихи. Да спит непробудно столица, и ночи темны и глухи. Вот только замучат доценты ни в чём не повинных ребят, разложат стихи на фрагменты с набором длиннейших цитат... Играют текучие блики в листве, не оставив следа. Молчите, проклятые книги! Я вас не писал никогда! Забрали всё
Забрали всё. В измученной стране прошёл тайфун чудовищный и буйный. И брат - как враг, явившийся извне, войной наполнил праздники и будни. А сердце спит – не радо ничему. Как странно кровь во мне похолодела. Мир превратился в мрачную тюрьму, где усыпляют разум мой умело. И только совесть яростно бурлит, как будто ищет ясного ответа: ну почему очередной бандит опять остатки пилит от бюджета? И сколько нужно им ещё украсть, чтоб родине закрыть навечно веки? Но что сильнее, чем над жертвой власть... Причём тут Бог? Всё дело в человеке. Ямб За что мне дорог ямб беспечный, другим размерам вопреки: простой, торжественный и вечный хозяин сладостной строки? Слова послушные он скромно назначит в чёткий, тесный строй. Как будто сердце бьётся ровно, звучит напев для нас с тобой. Размеров предок незаметный, поэтам многим верный брат, - им увлекались беззаветно всех классиков неровный ряд. Я помню – в детстве, засыпая, я слушал сказок переклик, где жили: рыбка золотая, учёный кот, изба, старик. Он словно ландыш на опушке, где ветер треплет лопухи. Да, - им писал и смуглый Пушкин свои бессмертные стихи. Ветер Злую шутку сыграл со мной ветер: нашептал мне однажды о том, что встречается счастье на свете в этом мире - опасно большом. Только где же искать это счастье? Не ответил мне ветер тогда. Полетел с затаённою страстью ивы нежно ласкать у пруда. Он ромашки целует на поле, льнёт к деревьям, волнует траву, жаждет неба, простора и воли, улетая потом в синеву. Может быть, счастье именно в этом: быть, как ветер полей, озорным. Почему же я медлю с ответом, голосам уступая иным? |
