Билет в средневековье Хорош прогресс, но доза велика. От гаджетов мутит уже слегка, а человек растерян, загнан в угол. Как этот мир, похоже, измельчал. Душа стремится ночью на вокзал, чтобы уехать — путь подскажет Google. Мне кажется: под солнцем счастье есть, пусть не сегодня, где-нибудь, не здесь... Хочу купить билет в средневековье затем, что жизнь сегодня и сейчас дрожит от страха, глядя прямо в нас, и отвечает явно нелюбовью. Кругом болото — тишь да благодать, зато своё, чего ещё желать? По телику накрашенная дура поёт о главном, только не о том, бандит спокойно здравствует с ментом, пирует мразь под соусом гламура. И, маясь снова в будничной тоске, и видя — мир висит на волоске, не отягчая душу чувством долга, я отмеряю ровно двести грамм и заливаю внутрь без мелодрам. Вот, полегчало, - только ненадолго. «Летели смелые снежинки…» Летели смелые снежинки, как дивный сон на крыш узоры, тротуары со всех сторон. И засыпало сосны снегом, и глыбы льда, следы, дворы, машины, реки – и города. Так было тихо и спокойно. И гаснул день. На землю сумрак опускался и светотень. Ещё немного, два мгновенья… Вот день погас. А снег сиял под звёздным небом, влюбившись в нас. Мысли «Мне мысль подвластна!» Это ложь. Её возьми, отдай, помножь, займи кому-то напрокат, а будет тот же результат. Она блуждает в голове, в округлом сером веществе, внутри тончайших капилляр, как наказанье - или дар; томится тайно в темноте, кружась, как будто конь в узде. За ней встаёт другая вдруг, сплетаясь в цепь, неровный круг. И их всё больше... Их полёт то что-то шепчет, то поёт; то понеслись куда-то вскачь, то вдруг исчезли – хоть заплачь. От них остался только след, косноязычный, смутный бред. И ты не знаешь, что сказать, вдруг потеряв над ними власть. Тогда загадочно молчи, не подбирай к словам ключи. «А вдруг сказать хочу я?» Что ж, пусть прозвучит о мыслях ложь. «В саду с густой травой…»
В саду с густой травой янтарный одуванчик внезапно стал седым и как-то покруглел. Идёт, идёт весна, хоть путь ее обманчив. Ни слова о любви! Поставим здесь пробел. О ней я не скажу ни словом, ни намёком. Высокопарным быть не модно уж теперь. Но стонет соловей на ветке недалёко. Поёт он о… (пробел) и горести потерь. Бежать, скорей бежать из сада без оглядки, беспомощно рыдать о чём-то до утра. И плыли в никуда слова опять в тетрадке, который день подряд, сегодня – как вчера. «Когда терзает сердце боль…» Когда терзает сердце боль, — то спутник страха и паденья. Вся жизнь моя - моя лишь роль, бессмыслица, исчезновенье из краткой памяти вещей, дней безымянных перекличка... Вся глубь тоски в душе моей — моя застывшая привычка. Но опрометчивой толпе герой действительный не виден. Я буду плакать о тебе, но никому тебя не выдам. «Проснулся сегодня...» Проснулся сегодня, а в поле туманно. На сердце с утра грусть легла без причины. Ах, да – это осень пришла к нам нежданно, раскинув в лесу ткань седой паутины. Она нам рисует отважно и смело молчащий пейзаж, очарованный дымкой, смешав увяданья оттенки умело, оставив в альбоме коллекцию снимков. И будут листы ещё падать на землю, гореть на закате лохматые тучи... Я осень как дивное чудо приемлю и счастлив, что снова в душе с ней созвучен. А ветер, набегавшись за день по саду, заснул ненароком, — лежит и не дышит. Как всё-таки мало для счастия надо: бревенчатый дом, да и аист на крыше. «Нагадала мне цыганка…» Нагадала мне цыганка: «Быть счастливым не дано…» И теперь сорвало планку: похмелившись спозаранку, пью дешёвое вино. По квартире черти бродят, пляшут лихо на столе, словно ангелы гундосят, изощрённой ласки просят, неохватные в числе. Третьи сутки ни росинки и ни зёрнышка во рту. И рисуют мне картинки эти черти без заминки, восполняя пустоту. Лихо пляшет праздник смерти и кружится карнавал. Нет, вы верьте иль не верьте, в этой буйной круговерти мой рассудок мутным стал. А с цыганками до смерти отношения прервал. |
