Сигурд перерезал ему горло еще прежде, чем Винченцо вскинул меч. Флори закрыла глаза, но все равно слышала, как кровь толчками вырывается из темницы его тела, как он хрипит. С Сигурдом никто даже не пробовал договариваться, все знали, что это невозможно. Флори открыла глаза, она увидела, что Сигурд сражается с Михаилом. Все это было не то чтобы очень технично, как в театре, а скорее яростно, и намного быстрее - схватка была совсем недолгой. Меч Сигурда вошел в тело Михаила, как нож входит в мясную тушу, в этом не было ни красоты, ни трагизма, никаких чувств. Для Сигурда это была рядовая работа, так кухарка на кухне разделывает куриц, так фермер режет свиней - он не думал о том, что отнимает чью-то жизнь.

Солидад рванулась к двери, пока Сигурд потрошил Михаила. Флори привыкла к подобным сценам, ее почти не тошнило, но она все еще не могла оторвать взгляда. Флори болела за Солидад. Сигурд как будто был слишком увлечен движением меча в мясной туше, которая прежде имела разум, чувства, собственную судьбу. Флори надеялась, что Солидад удастся сбежать, она уже была вне зоны досягаемости меча Сигурда, а потом даже схватилась за ручку двери. В этот момент Сигурд достал из-за пояса пистолет. Это было так нелепо. Сигурд был будто рыцарь, в темных доспехах, почти черных, в короне. Рыцарь из "Смерти Артура" Мэллори, мрачный и смертоносный. Пистолет в его руке смотрелся комично, но обращался он с ним виртуозно. Сигурд выстрелил, даже не оборачиваясь. Пуля попала точно в затылок Солидад, она стукнулась головой о дверь, оставив на ней кровавый отпечаток, ее тело к тому времени уже вела инерция, а не воля. Как только тело сползло вниз, Флори поняла, что сейчас умрет тоже. Она вдруг перестала быть сторонним наблюдателем и стала непосредственным участником.

Сигурд замер, внутри у Флори затрепыхалась, как выловленная из аквариума рыбка, мечта о том, что Сигурд не заметит ее. В гостиной было темно, и она не издала ни звука, почти не двигалась, а он на нее не смотрел. Когда Флори почти удалось уверить себя в этом, дать себе надежду, она услышала, наверное, одна из немногих за долгое-долгое время голос Сигурда. Он сказал:

- Могла бы ты, пожалуйста, выйти? Так мне будет удобнее.

Голос его был лишен всяких интонаций, будто он только озвучивал текст, оставаясь безучастным. И тогда Флори поняла, что было таким жутким и странным в нем. Он, даже убивая, не воспринимал людей, как живые объекты. Для него это были предметы, он не понимал, что они одушевлены, как он. Флори почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Она не шевелилась, даже не потому, что не хотела - не могла.

А потом он оказался рядом - переместился. Говорили, он умеет такое, говорили, так он покидает Аркадию и поэтому его невозможно ранить. Сигурд прижал лезвие меча к ее горлу, напоенное кровью, оно еще было теплым. Он не нажимал, не ранил ее, но стоило двинуться ей, и оно, такое острое, войдет под кожу. Флори заплакала, а Сигурд сказал:

- Издавай какие-нибудь другие звуки, пожалуйста.

Свободной рукой он вытащил черный блокнот, принялся довольно ловко листать его, чему-то кивая. У него был задумчивый, нелепый вид. Флори вдруг захотелось засмеяться. Ей не верилось, что кто-то приносящий столько смертей может быть таким комичным. Этот контраст вызвал у нее истерические всхлипы, перешедшие в смех.

- Спасибо, - сказал Сигурд. Видимо, он решил, что я смеюсь, потому что он не хочет, чтобы я плакала, подумала Флори. Наконец, перелистнув очередную страницу, Сигурд сказал:

- Тебя в списке нет. Я не понимаю. Тебя не должно было здесь быть.

- Я просто пришла сюда и заснула, - выдавила из себя Флори. Сигурд помотал головой.

- Не ясно. Обычно людям удобнее спать в горизонтальном положении, это обеспечивает наибольшую площадь соприкосновения тела с поверхностью, тогда если мышцы расслабляются, они не болят. Но бывают разные обстоятельства.

Его меч все еще упирался в горло Флори, а вокруг пахло кровью и выпотрошенными органами, мерзко, тошнотворнее, чем в анатомической секции в Университете. А Сигурд говорил о том, в какой позе люди обычно спят, да еще таким тоном. Флори засмеялась громче, он сказал:

- У тебя шок. Таким образом, я не смогу тебя допросить.

- Ты серьезно? - смеялась Флори, из глаз ее лились слезы.

- Я всегда серьезен.

- А ты говорил с кем-нибудь прежде? - вдруг спросила она.

- За свою жизнь я говорил с четыреста сорок одним человеком. Ты четыреста сорок первая, - сказал он серьезно. - Я разговаривал в тысяча восемьсот пятьдесят седьмом году прежде, чем заговорить с тобой.

- А зачем ты заговорил со мной? - спросила Флори. Ей хотелось тянуть время как можно дольше. Она смотрела на него и, внезапно, вместо отвращения к этому автомату смерти, она ощутила, что он забавный - это была реакция на стресс.

- Потому что мне нужно было уточнить обстоятельства твоего местонахождения здесь. У меня нет приказа убить тебя, поэтому я должен выяснить детали у Отца.

Он развернулся, и Флори почувствовала, как сердце ухнуло вниз. Еще хотя бы пять минут.

- И что случится, если ты не уточнишь прямо сейчас? Конец света?

- Нет. Конец света случится, когда Солнце увеличится в размерах, превратится в красный гигант и поглотит все планеты земной группы.

- Тогда не уходи!

- Я не понимаю, как связано то, уйду я или нет со звездами поздних спектральных классов.

Он обернулся. Флори впервые посмотрела ему в глаза, у него был пробирающий до костей взгляд, будто он смотрел сквозь нее, куда-то дальше, не видя ее. Так смотрят кошки и очень больные люди. Он был до дрожи жуткий и очень смешной - Флори не понимала, как это сочетается. Она сказала:

- Я не хочу умирать.

- Я тоже. Это заложено в наших базовых инстинктах.

- У нас много общего, правда?

- У нас действительно много общего - мы кузены и принадлежим к одному биологическому виду, наши органы работают примерно одинаково, у нас похожий состав крови, нам необходимо есть и спать, мы используем гортань для голосообразования, хотя у нас разные языки.

Флори смотрела на него, округлив глаза. Он продолжал говорить, озвучивая многие и многие факты, которые были для них общими. Ни об одном из них Флори никогда не думала, если говорила, что у нее много общего с кем-то. Сигурд закончил:

- И, наконец, мы способны оперировать комеморативными практиками человечества, называемыми еще культурой.

Флори слушала его и улыбалась, ей захотелось смеяться еще громче. А когда он закончил, она вдруг только горше заплакала.

- Почему твои глаза влажные? Ты не хочешь быть на меня похожей?

- Я не хочу умирать, - сказала Флори. - Пожалуйста, не убивай меня. Мне страшно.

Сигурд смотрел на нее, лицо его не выражало абсолютно ничего. А потом, в секунду, он отнял меч от ее горла и поцеловал. Даже не поцеловал, просто прижался губами к ее губам, будто не знал, что должен был делать. Флори никогда не целовали прежде, она тоже не знала. Он крепко прижимал ее к себе, скорее руководствуясь инстинктами, чем правилами поведения. И Флори совсем не хотелось, чтобы он когда-нибудь ее отпускал.

А потом, много ночей спустя, она проснулась, в тысячный раз, в его постели. Сигурд обнимал ее во сне, он прижимал ее к себе, и Флори чувствовала себя такой крохотной рядом с ним. Его губы касались ее затылка, и она слушала его мерное дыхание. Она много о нем узнала.

Сигурд мог просидеть на одном месте четыре часа, непрестанно раскачиваясь, он знал наизусть все известные науке созвездия, ему нравился синий цвет, он мог долго-долго крутить в руках сапфиры, которые хранил в ящике стола, у него не было представлений о неизменности пространства, он считал, что если вещь исчезла со стола, то ее больше вообще нигде нет, его невозможно было обидеть, но он впадал в ярость от слишком громких звуков. Его одолевало множество тревог, чью природу Флори не в силах была понять - он боялся трещин между камнями, не оставлял открытыми двери, иногда замирал, будто прислушивался к чему-то, все время что-то записывал в черный ежедневник, никогда не улыбался, потому что не умел, не любил картины и фотографии, не понимал выражений, употребляемых в переносном смысле, пословиц и поговорок, говорил, что все вокруг - враги, с первого раза запоминал стихи, когда она читала ему, чертил странные геометрические фигуры, названия которым Флори не знала, был до смеху прямолинейным и бесподобно, просто бесподобно убивал.