- Ты охренел? - спросила я, но он приложил палец к губам. Я нахмурилась, хотела еще что-то сказать, но Герхард зажал мне рот. Сначала я подумала: он дурачок, может придушит меня сейчас. Умру в смерти. "Начало" для готов. А потом я поняла, зачем он это сделал, хотя и не поняла, как он узнал об этом за минуту. Прямо над нами ползла гигантская сколопендра. Нет, не та гигантская сколопендра, которая так называется, потому что она больше других сколопендр, а та, которая по-настоящему огромная и которой быть на земле не полагается. Она была ростом, наверное, с Герхарда. Такая длинная, с многочисленными острыми лапками, похожими на когти, непрестанно извивающаяся, будто была разделена на множество частей, каждая из которых была по-своему подвижна. Сочленения на ее лапках были заметные, и при ходьбе части ее острых лапок казались рассинхронизированными. Она была такой неправильной, я почувствовала - меня сейчас стошнит. Как в таком идеально-красивом месте могло быть что-то совершенное в своей отвратительности. Раздвоенное жало сколопендры, с мою руку от плеча до кисти, истекало чем-то вязким и прозрачным. Я смотрела на узкую, слепую голову, отростки на голове, за которыми когда-то, несколько эволюционных шагов назад, могли быть глаза, теперь явно были пусты.

Мы с Герхардом стояли неподвижно, я чувствовала, что он даже не дышал. Я не знала, реагирует сколопендра на движение или на звук. Ее разделенное на фрагменты черное тело дрожало. Я подумала, а что если сколопендра свернет к нам? Она такая огромная и, без сомнения, ядовитая. Казалось, кто-то дорисовал ее в этом прекрасном царстве. Как если посадить на картину Рафаэля огромного, мерзкого паука. А насколько острый у этого существа слух? Герхард стоял неподвижно, а потом вдруг потянулся вниз. Я увидела, как сколопендра замерла тоже. Она замерла неестественным, карикатурным образом - половина ножек застыли до соприкосновения с землей. Герхард поднял с земли камень. И я подумала, он что собирается швырнуть в нее камнем? Совсем что ли дурачок?

Но Герхард не совершал резких движений в сторону сколопендры. Я смотрела на нее. Я видела, что она вся замерла, однако жвалы оставались подвижными, будто сколопендра продолжала пожирать что-то невидимое. А я вдруг подумала: сколько в лесу таких?

Насколько быстро они могут меня убить?

Чем они вообще питаются? Может быть, они травоядные? Эта мысль едва не заставила меня засмеяться. А потом Герхард швырнул камень куда-то далеко вперед, и сколопендра, среагировав на звук его удара о дерево, метнулась вперед. Она была невероятно быстрой, даже контуры ее смазались в пространстве, будто я смотрела на некачественную фотографию. Секунды не прошло, как сколопендра врезалась в дерево, она извивалась, взбираясь вверх и вниз. Она искала. Ее лапки оставляли длинные царапины на дереве, из них шел то ли древесный сок, то ли яд, оставленный железами сколопендры. Сколопендра совершала ритмичные движения - забиралась вверх и спускалась вниз, снова и снова, как будто это была особая сколопендра-аутист.

А нам оставалось только ждать. С такой невероятной скоростью она могла догнать нас в любой момент. Оставалось только ждать, уйдет она или же нет. Если не уйдет, мы обречены. Я смотрела, как сколопендра совершает свои подъемы и спуски, очень было медитативное зрелище. Это существо было так же отвратительно, как было прекрасно все вокруг. И в этом была своя эстетика. Нечто мерзкое и нечто прекрасное переплелись воедино. И сказочный лес стал домом для насекомого из кошмаров. Сколопендра, видимо, потеряла интерес к добыче. Она, неразумная и слепая, пошагала дальше своим удивительным, разбитым, разобщенным шагом. Я прижала руку ко рту, чтобы не засмеяться, а Герхард рядом глубоко вздохнул. Мы стояли, боясь шуметь. Она ведь могла вернуться, в секунду оказаться рядом. И что бы тогда было? Что бы убило меня - яд или когти? Или она просто откусила бы мне голову?

Я задрожала и, неожиданно для себя, поняла, что это существо, отвратительное почти до мучительности, кроме инстинктивного омерзения, вызывает у меня восторг.

Мы стояли долго, и мне уже стало скучно. Нельзя было говорить, даже закашляться было нельзя. Она еще была рядом, тварь такая ужасная, что зубы свело. Не то чтобы я к ней плохо относился, но есть такие вещи, которые делают нам плохо внутри. Такие вещи: зубной, войны, вид куриной кожи в супе, неестественно большие насекомые и раздавленные голуби на дороге. Есть и другие такие вещи, их много, но перечислять все не стоит. Людям становится мерзко, если их еда гнилая или в ней муха. Хотя мне становится мерзко от еды в любом случае.

Я посмотрел на Делию, она смотрела куда-то далеко, в лес, который был темным и поэтому я не понимал, зачем туда смотреть. Глаза у нее были яркие и блестящие. Иногда это значит, что людям что-то нравится. Я подумал: а вдруг ей нравлюсь я? Мне вот нравились ее темные косы, выбившиеся из сложной прически и что кожа ее была такая белая, что все вены казались особенно яркими. Интересно, что нравилось ей? Чем она жила? Кем она была? У нее было в жизни свое место, как у меня и всех других людей. Где было ее место и нравилось ли оно ей? Один раз мы с мамой и папой сидели в театре в первом ряду, и там оказалось очень громко, и я мало понимал, а еще я как бы видел не всю картинку, а только ее часть. Тогда я понял: иногда то, что считается элитным местом, может приносить неудобства. Вот как я узнал, что не все люди, которые кажутся нам счастливыми и успешными, на самом деле счастливы. Им может не подходить первый ряд.

Но про Делию не было понятно, в каком она сидит ряду. На ней была простая одежда и говорила она просто. Мне это тоже нравилось. Я помотал головой. Сосредоточиться было нелегко - здесь, в том месте, которое мама и папа называли Аркадией, ко мне часто приходили картинки. Стоило мне закрыть глаза, я видел что-нибудь из будущего. Сейчас перед моими глазами в чащу леса углублялась сколопендра. Она была подвижная и голодная, искала кого бы съесть. Я видел ее одну, и она уходила. Но сколько здесь таких было? Сколопендра оставляла за собой царапины на земле. Я увидел, как она проползает перед непрестанно жужжащим осиным гнездом, огромные, с мой палец, осы, хотя и не такие гигантские, как сколопендры, вились вокруг. Иногда они проталкивали в улей драгоценные камушки, я заметил красные и зеленые, наверное это могли быть разные камни, но я знал только рубины и изумруды. Интересно, подумал я, зачем им камни? Может быть, они делали осиный мед из драгоценных камней. В отличии от обычных ос, этот рой был как солдаты в строю, они летали не хаотично, а как будто шеренгами. Это были полосатые, злые солдаты. Я никогда прежде не встречал таких ос, и они показали мне жутковатыми. Их жала переливались золотым. Наверное, осы здесь не просто осы, а наполовину насекомые, наполовину драгоценности. Аркадия была такая волшебная страна с радугами, хрустальной водой, птицами и цветами, как в книгах. Только вместо волшебных зверей, грифонов там или единорогов, тут были, наверное, гигантские насекомые. Наконец, я почувствовал, что сколопендра достаточно далеко. Тогда я сказал Делии:

- Извини, что я тебя толкнул.

Мне правда было неприятно ее толкать, но сколопендра могла нас съесть. Судя по тому, как я чувствовал время, именно сейчас она ползла под драгоценным роем. Делия зашептала:

- Ты думаешь она ушла?

- Я знаю, что она ушла, - сказал я. И подумал, что я точно как в фильмах. Стало приятно. Я добавил:

- Иногда вижу вещи.

Делия нахмурилась. Это была ее самая частая гримаса - внешне она казалась очень неприветливой.

- То есть, ты видишь будущее?

- Иногда вижу прошлое. Когда глаза закрываю, вижу некоторые вещи. Здесь это легко, как будто канал перестал барахлить.

- Значит, ты у нас волшебник.

- Не знаю. Но мы в волшебном мире, так что можно и так, наверное, сказать. А ты тоже волшебница?