— Слово, говорите, боятся сказать? — с мрачной усмешкой переспросил Цезарь и помахал в воздухе телефоном. — Ничего удивительного, когда каждое твоё слово и даже жест могут быть записаны. Так что поосторожнее.
— Самрат… — другая девушка, хатти, лет тридцати, вскочила со своего камня. — Ты что, шпионишь для них?
— Пытался, — огрызнулся хетт. — Отодвиньте меня от огня, быстро!
— Ноги свободные, сам отодвинешься, — хмыкнул Цезарь. Хетт Самрат быстро обернулся на него, заёрзал, подбирая колени к груди, наконец сел и обвёл всех затравленным взглядом.
— Если что, я не за вами шпионил, а за новенькими, — бросил он, и Цезарь вскинул брови. — Части предупреждали, что кто-то из Семере-2 может совершить вылазку, чтобы повредить технику или растянуть ловушки для солдат.
— И что, много ты тут видишь техники, сознательный гражданин? — ласково уточнил терас, находящийся сейчас буквально в центре внимания. — А раненых солдат зачем диверсантам добивать — чтобы медикаменты сэкономить для нужд офицеров высшего порядка, да?
— А ты как меня одной рукой скрутил, раненый солдат? — дерзко парировал Сармат, явно надеющийся на поддержку своих знакомых против чёрт знает кого. Цезарь закатил глаза.
— Много ли для тебя надо… Господа, дамы, вы как, желаете включить эту крысу в круг обсуждения политпроблем или я могу отправить его на боковую?
— Будь так любезен, — попросил рейтер, один только раз взглянув на не отрывающую взгляда от Сармата хатти. Хетт взвизгнул: «Мерси, не позволяй им!» — но было уже поздно: Цезарь почти нежно тюкнул его по затылку и, тут же подхватив обмякшее тело, оттащил одной рукой за круг сидящих. Телефон же перекинул прерывисто вздохнувшей Мерси и только после этого сел сам.
— Уже свои шпионят, — подытожил так и не назвавшийся рейтер, закуривая. — И так везде. Вы сами с какой части-то?
— С приграничной, — ответил Домино — в их группе именно на нём лежало поддержание легенды. — Роту зачем-то бросили на погранцев. Ну… вот что осталось.
Рейтер покачал головой и задрал её — к едва видным за стремительно бегущими облаками звёздам. Кто-то из круга предложил заварить чай, потому что с наступлением темноты стало холодать, и ещё какое-то время весь десяток солдат, за исключением группы Домино, дожидаясь, пока вскипит вода, разговаривал о вещах, понятных только им самим. Потом они перезванивались кружками, разливая из большого котелка кипяток, и, лишь когда умиротворённо затихли, прихлёбывая чай, Адамас решил подать голос.
— Так что же, — сипло сказал он и немедленно нарочито закашлялся. Сквозь прорезь между бинтами было отлично видно, что все присутствующие, в том числе и его соратники — недовольные заговорившим манекеном Домино и Цезарь и слегка испуганный Киллиан, — повернули головы в его сторону. — Так что… вы считаете, при Азате было лучше?
— Пациент явно будет жить, — резюмировал Домино, буравя Адамаса укоризной, а рейтер — похоже, главный в их круге — хмыкнул.
— Он, конечно, тоже не пушистый горный лисёнок был, Азат. Да, все ставки с ног на голову перевернул, сдвинул с постов канарийских засланцев. Но ведь на их места наших поставил! И о крае он заботился — можно было лучше, но Брутусу всё равно до него как до неба пёхом…
— Я бы… — Адамас изобразил мечтательную улыбку. — Я бы хотел, чтоб было как при нём, но с кем-то другим. И чтобы слияние это больше сюда не лезло… В гости разве что. Да?
— То есть автономия? — усмехнулась с горечью кейера. — Да кто ж даст…
— А если бы дали? — спросил Адамас, хотя Домино уже делал ему страшные глаза. — Мы бы не стали с ними ссориться, правда? Там теперь всё одинаковое.
— Ещё ссориться не хватало! — пылко отозвался молодой парень-тамас с противоположного края круга. — Обратно всё заберут! Но ведь слияние не пойдёт на такое.
— Лучше автономия, чем вечная грызня, — неожиданно возразил Домино. — Думается мне, там это отлично понимают. Вот только, если бы вдруг, как тут тяжелобольные в бреду мечтают, и правда заявили о её предоставлении, разве согласилась бы наша большая армия, почти победившая, опять восставать боем против того же Брутуса?
— За своих я бы однозначно сказал «да», — кивнул рейтер. — И много бы кто сказал. Это я вам зуб даю. Всем давно всё надоело. Это мы воюем, а они только мародёрствуют. Сейчас у него нервы сорвутся, он нам и Семере-2 разнесёт. А сам уедет куда-нибудь отдыхать, с сынком Азата на поводке. Брутусу лишь бы крови побольше.
— Это да, — качнул головой Домино. — Ладно. Если вы не возражаете, мы бы где-нибудь прилегли. Всю дорогу почти пешком прошли… А, командир?
— Однозначно, — Цезарь встал и посмотрел на рейтера. — Лишней палатки не найдётся?
— Мою берите, — улыбнулся тот. — Вон у того фонаря, она с ярко-жёлтым краем. Мы к кому-нибудь переместимся — на одну ночь-то.
— Благодарю. Собирайтесь, ребята.
Киллиан беспрекословно закинул на плечо Адамаса — тот только и успел, что обратно сместить повязку — и двинулся вслед за Цезарем к указанному фонарю. Когда они четверо закрылись в просторной, хотя и во многих местах разлохмаченной палатке, Домино распорядился:
— Пару часов — и выходим, большая часть лагеря как раз успокоится. Пока, кто хочет, можете поспать. Только прежде наш тяжелобольной не желает объясниться?
— Тише, господин приграничник, — Адамас, забавляясь, приложил палец к губам. — Тут везде уши. Давно вы в чужом стане не были, да?
— Слушай, я серьёзно. Что за разговор ты начал?!
— Это называется общение с простыми людьми. А что было бы, если бы дали автономию. Как будто никого, кроме меня, это не интересует. Это ведь и ваша родина.
— Моя-то моя, но…
— О, да брось, господин приграничник, — вступился за Адамаса Киллиан. — Зато теперь знаем, на что упирать. Вам обоим пригодится. И вообще, я спать, так что отставить разговоры.
В момент он улёгся прямо между Домино и Цезарем и прикрыл глаза. Адамас, торжествующе улыбаясь, привалился к спине хиддра и, поскольку сна не было ни в одном глазу, стал просто смотреть в темноту. За те полгода, что у него не было протезов, он научился пребывать в собственных мыслях без какого-либо занятия — а их ситуация, несмотря ни на что, не сильно отличалась от его предыдущего опыта.
— Пойду покараулю, — бросил Цезарь, и через секунду полог палатки плеснул брезентом, опускаясь за ним. Домино хмыкнул, но ничего не сказал.
Для Адамаса отмеренные два часа пролетели незаметно, в тишине и сопении действительно уснувшего Киллиана. Хиддр поднял голову как раз примерно по истечении этого времени, и хорон поразился. Вот уж у кого железные нервы! А ведь он наверняка ни на одной операции в своей жизни не был — Кит как-то оговорился, что столь ценные кадры, особенно почти что свалившиеся ему на голову, он на миссии, требующие оружия круче шлицевой отвёртки, не отправляет. Что же там скрыто такого в прошлом Киллиана, появившегося в ГШР из ниоткуда в уже ощутимо взрослом возрасте, что он и спит спокойно во вражеском лагере на подступах к обиталищу садиста-маньяка Брутуса, и просыпается по часам?
Впрочем, не просто так же его сюда отправили?
— Ну как, идём? — спросил Киллиан, и Домино меланхолично отозвался:
— У командира единственного есть часы. Как сунется к нам, так и…
— Ну как, идём? — в палатку вошёл Цезарь, и Домино поперхнулся, закашлявшись. — Два часа прошло. Лагерь почти весь утих. Отсюда даже границу Семере видно. Судя по тому, что оттуда слышно, минуем мы её без труда.
— Пьянствуют? — понимающе спросил Домино, и терас хмыкнул.
— А ты сомневался?
Покинув палатку, один за другим они двинулись к границе города, выбирая места потемнее, чтобы не сильно бросаться в глаза бодрствующим лагеря. Адамаса на всякий случай Киллиан всё так же тащил на себе — если уж кто-нибудь их поймает, пусть примут за лагерных раненых, решивших совершить на закрытый семерский госпиталь тайный набег. К тому же в таком случае меньше вероятность, что их сдадут часовым «собратья по несчастью».
