Случались и трагедии… Когда арестовали находившегося в доме отдыха НКИД на станции Клязьма полпреда СССР в Норвегии И. С. Якубовича, его жена в порыве отчаяния сразу же повесилась там. Но его потом выпустили…

Поэтому Борис Спиридонович в душе завидовал известию о безвременной кончине в сентябре 1937 года полпреда СССР в Эстонии Алексея Михайловича Устинова, с которым они были знакомы еще по Берлину. В прошлом А. М. Устинов — член партии эсеров. От этой партии он входил в состав Военно-революционного комитета по руководству Октябрьским вооруженным восстанием, был членом ВЦИК и только в 1920 году вступил в партию большевиков. «Отличительной чертой тов. Устинова, — говорилось в некрологе, подписанном М. М. Литвиновым, В. П. Потемкиным и Б. С. Стомоняковым, — была редкая скромность и исключительная работоспособность».

В те дни редко о ком писали некрологи. А руководящие работники НКИД продолжали исчезать… Были арестованы заведующий 1-м Восточным отделом С. К. Пастухов, заведующий правовым отделом А. В. Сабанин.

Инициаторы этих арестов зачастую не утруждали себя поиском каких-либо видимых причин для репрессий. Достаточно было установить «связь» с «врагом народа». И ее находили… С. К. Пастухов был арестован за связь с «врагом народа» Л. М. Караханом, то есть с человеком, которому он непосредственно подчинялся по службе. Невозвращение в СССР бывшего полпреда в Болгарии Ф. Ф. Раскольникова истолковывалось, что «враги народа» действительно существуют и своим бегством они пытаются уйти от ответственности.

Все это породило в Наркоминделе атмосферу наушничества, лжесвидетельства, всеобщей подозрительности и страха, чего там раньше никогда не было. Деятельность партийной организации наркомата была перегружена рассмотрением персональных дел, заочным исключением из партии бывших «врагов народа», принятием хвалебных резолюций в поддержку внутриполитического и внешнеполитического курса Сталина, а заниматься вопросами непосредственной работы наркомата, подчиненных ему полпредств и консульских учреждений времени не оставалось.

В сложившейся ситуации, когда отделами НКИД руководили врио (временно исполняющие обязанности), а в некоторых полпредствах и консульствах не осталось никого из руководящих лиц, Советское правительство по инициативе наркома пошло на закрытие ряда советских учреждений за границей. Это, по-видимому, было поспешным шагом. В эти годы значительно сократилась консульская сеть в Иране, Китае, Германии и в других странах. Иногда это имело долговременные последствия. Так, после ареста Н. Т. Тюрякулова, а затем К. А. Хакимова, советского полпреда в Саудовской Аравии, Советский Союз с 1938 года и до сих пор не имеет там своего дипломатического представительства, хотя между двумя странами и поддерживаются дипломатические отношения.

Значительно сократилась в СССР сеть иностранных консульских учреждений. Те же «чистки» дипагентств, которые поддерживали рабочие связи с иностранными консульствами внутри страны, а также аресты советских сотрудников этих консульств привели во многих случаях к вопросу об их закрытии. И они были закрыты.

Рядовые сотрудники отделов наркомата едва успевали рассматривать «арестные дела», многочисленные просьбы и протесты иностранных посольств и консульств об освобождении арестованных в СССР иностранных и советских граждан, просьбы о выезде отдельных членов семей из смешанных браков и т. д. Подготовкой аналитических документов с оценкой международной ситуации и результатов внешнеполитических шагов Советского Союза занимались все меньше и меньше. Да и кто из рядовых мог высказать свежую мысль, не рискуя оказаться в лагере троцкистов или «правых». Поэтому все ждали указаний сверху.

В обстановке острой нехватки опытных кадров Б. С. Стомонякову приходилось все больше брать на себя, писать телеграммы и письма полпредам, анализировать внешнеполитическую обстановку, выражаясь его словами, «как будто ничего не случилось».

«Его рабочий день заканчивался, как правило, ночью, — вспоминает посол А. А. Рощин. — Несколько раз, заходя в кабинет Б. С. Стомонякова, заставал его в необычном положении: голова была укутана в мокрое полотенце. Из-за постоянных перегрузок у него к концу рабочего дня развивалась сильная головная боль, которую он пытался ослабить холодной примочкой».

В НКИД стали приходить новые сотрудники, в том числе выпускники Института дипломатических и консульских работников.

После ареста Н. Н. Крестинского весной 1937 года заместителем наркома был назначен Владимир Петрович Потемкин, который прошел школу дипломатической работы, будучи советником полпредства СССР в Турции, полпредом СССР в Греции, Италии и Франции. Правда, в центральном аппарате НКИД он не работал, и ему пришлось некоторые вопросы осваивать заново.

Однако Борис Спиридонович понимал, что немалую роль при решении вопроса о назначении В. П. Потемкина, видимо, сыграл тот факт, что он не был в эмиграции, а следовательно, не имел старых связей с деятелями оппозиции, так как вступил в члены партии только при Советской власти.

Б. С. Стомоняков все больше чувствовал себя в НКИД последним из славной ленинской гвардии. Он ожидал, что разгул беззакония и несправедливости может в любой момент затронуть его, и даже порой удивлялся, что «закон в сапогах» обходил его стороной.

В начале августа 1938 года, когда ему «шепнули», что «за ним пришли»… он решил было сам уйти из жизни. Но рана оказалась не смертельной… Приказом по НКИД СССР от 3 августа 1938 года Б. С. Стомоняков был освобожден от занимаемой должности. Но арестовали его только 19 декабря 1938 года в его квартире № 59 по Хоромному тупику, д. 2/6. С ним увезли и его супругу Марию Осиповну.

Почти три года провел он в тюрьме, пройдя через многочисленные допросы и другие испытания. Наступила Великая Отечественная война. Фашисты рвались к Москве. Но он погиб не на фронте, а в тюрьме. 16 октября 1941 года Бориса Спиридоновича Стомонякова не стало.

Он погиб как верный солдат ленинской партии, и Родина не забыла его. Сын двух братских народов, Борис Спиридонович Стомоняков остается в строю.

Л. И. Сидоровский[53]

Остался большевиком до последнего дня

(О В. А. Антонове-Овсеенко)

Помню, когда, будучи школьником, я учил наизусть отрывок из поэмы Маяковского «Хорошо!» — тот самый, где речь идет об аресте министров-капиталистов, — строфы про Антонова-Овсеенко не было. Ныне она вернулась на свое законное место:

…Он начал рано: поступая в Санкт-Петербургское пехотное училище, объяснял себе этот шаг стремлением приобщиться к революционной работе в войсках. В том же 1902-м вступил в РСДРП. В училище распространял нелегальные издания, вербовал в свои ряды будущих офицеров. Позже в полку основал военно-революционную организацию, одну из первых в армии.

Пятнадцать предреволюционных лет вместили многое. И участие в издании подпольного «Солдатского листка», и работу на Дальнем Востоке, в Кронштадте. А в Петербурге, куда вынужден был перебраться нелегально, вошел в объединенный комитет РСДРП. Встречался с Лениным, стал первым редактором большевистской газеты «Казарма». Москва, Севастополь… Аресты… Подпольная работа…

И снова арест. Почти год в заключении. Приговор суда: смертная казнь через повешение. После запроса депутатов Думы от социал-демократической партии смертная казнь заменена двадцатью годами каторги. Но товарищи с воли помогли Овсеенко и другим политическим заполучить револьверы, подготовили бомбу для взрыва стены, арестанты подпилили кандалы — и в назначенный час свершилось…