После этого все замолчали, стало так тихо, что все могли услышать стук моего сердца. От мысли, что кто-то из них вызовет меня на поединок ради обладания увенчанной драконьими головами гривны ярла, оно бились словно птица. Слава — обоюдоострый меч, державший их на расстоянии вытянутой руки, потому что ярл Орм в одиночку убил белого медведя, убил чешуйчатых троллей, победил противника на хольмганге одним ударом, а совсем недавно сражался и убивал берсерков.

Пока все угрюмо молчали, размышляя об этом, широколицый ворчун Гудмунд мрачно заявил:

— Паллиг не хочет, чтобы мы пошли вверх по реке.

— И что? — Рыжий Ньяль сплюнул, раздувая огонь. — Кто такой Паллиг Токесон, чтобы указывать Орму Убийце Медведя и Обетному Братству, куда они могут идти, а куда нет?

— Он породнился с Харальдом Синезубым, — звонко произнес Воронья Кость. — Девушка, которую он взял в жены и которая родила ему сына, сказала мне, что она дочь Синезубого, сестра Свейна, а эти люди присутствовали на пиру у Эрика.

Он оглядел изумленные лица, а затем перевел невинный взгляд на меня, и теперь я понял, чем он занимался, пока я разговаривал с братьями, ведь со стороны могло показаться, будто молодой Олаф просто перемигивался с девушками.

Синезубый — человек, с которым приходится считаться, как и заметил Гудмунд. Финн выругался и заявил, что и раньше не обращал внимания на Синезубого, нападал на его корабли, убивал его людей, и ему за это ничего не было. Услышав это, воины радостно закричали, они поняли — мы пойдем вверх по реке, несмотря ни на что.

И тут Онунд откашлялся, как всегда перед тем, когда собирался сказать что-то важное, и все затихли, ожидая, что горбун каких— то речей про корабельные дела, но оказались неправы.

— Если братья из Йомса так настойчиво отговаривали тебя подниматься вверх по реке из-за множества трудностей, — произнес он задумчиво, — интересно, почему же они позволили сделать это Рандру Стерки и его псам?

Бросив топор к нашим ногам, горбун Онунд изложил историю о том, как он узнал о Рандре. Пока мы разговаривали с Паллигом, он отправился искать подходящую древесину, чтобы как следует закрепить рулевое весло, и неожиданно нашел весло целиком, в хорошем состоянии. Он решил, что это большая удача.

Дальше он искал у нескольких торговцев хорошую заготовку из ясеня, чтобы вырезать морду лося для новой носовой фигуры. Воронья Кость при этих словах засопел и нахмурился. Затем Онунд нашел хорошие гвозди и корабельные доски, причем гораздо лучшего качества, чем можно было отыскать в таком месте, как Йомс. Потом один торговец сказал, что лучше купить готовую носовую фигуру, чем возиться, вырезая ее, и показал Онунду, что у него есть.

— Я удивился и спросил, откуда она у него, — продолжал Онунд. — Я был настойчив, но он не хотел признаваться. Я поднял его за пятку, и держал, пока не заговорил, и мы заключили сделку. Я очень рад, что все закончилось без насилия.

Он рассмеялся, а я подумал, что лучше бы вечером не устраивали пир, я отплыл бы отсюда, как только загрузят все припасы, но тут в мои планы вмешался Онунд со своим рассказом о сделке с торговцем.

В конце концов Онунд показал нам место, откуда взялась эта носовая фигура — голова дракона, хорошо знакомая, да и всем нам тоже. На дальней стороне деревни, на линии прибоя, наполовину на суше, наполовину в воде, лежал голый киль без шпангоутов, а рядом разбросаны никому не нужные обгорелые брусья и куски обшивки. Это все, что осталось от «Крыльев дракона».

— Нужно пойти к Паллигу и его брату, — прорычал Финн, взбудораженный этой новостью, — и пустить в дело твой знаменитый маленький нож правды.

Те, кто знал, что такое нож правды, которым отрезают кусочки тела, чтобы жертва перестала врать, согласились с Финном, и маленький клинок прямо-таки запылал на поясе за спиной. Ранее этот нож принадлежал Эйнару Черному, теперь он служит мне так же хорошо, как и ему, хотя в нем пока не было необходимости.

— Что ж, Рандру Стерки сопутствовала удача, если он сумел доплыть до Йомса, — сказал я. — Он вернулся сюда, чтобы поговорить с Льотом, который от него сбежал, и готов поспорить, что пока он вел сюда «Крылья дракона», большинство его людей скорее вычерпывали воду, а не гребли.

Все закивали и загудели, соглашаясь со мной.

— А что насчет серебра, которое он у нас украл? — обратился Финн к Онунду, и тот лишь пожал плечами.

— Если он не взял серебро с собой, то оно растеклось по деревне, — ответил горбун. — Тогда ты его потерял, Орм, ведь эти трусливые свинопасы сняли даже последнюю заклепку с остова «Крыльев дракона».

Нет уже никакого серебра, я был более чем уверен, возможно, Рандр потратил какую-то его часть, чтобы купить припасы, а также речную лодку, выдолбленную из цельного ствола. Остаток серебра он либо взял с собой, либо зарыл где-нибудь в укромном месте, и у меня не было сомнений, что свою долю потребовал и Паллиг, ведь ни один бальзам не лечит так, как серебро.

— Почему он направился вверх по реке? — спросил Финн.

Это еще проще — чтобы нагнать Льва и Колля. Монах, в ослепленных ненавистью глазах Рандра Стерки, либо задолжал ему золото, либо должен был заплатить за кровь, или все вместе, а Колль — мой фостри. И Рандр хотел, чтобы мальчишка остался жив, поскольку знал, что мы вместе с Вороньей Костью пойдем по следу Колля. Таким образом, все его враги направились бы прямо к нему, к его мести, которую он еще не довел до конца.

— Он не извлек урок из последней рассказанной тобой истории про чайку, — сказал я Вороньей Кости, и тот пожал плечами.

— Тогда мне придется рассказать ему еще одну, более жестокую, — рявкул он, и все рассмеялись, отчасти из-за его непривычно низкого голоса, так что у Олафа даже порозовели щеки. Он взглянул на меня, его необычные разноцветные глаза сверкнули, как агат.

— У меня есть идея, как вытащить Стирбьорна, — произнес он лукаво и слегка склонил голову.

— Если, конечно, мой господин захочет ее услышать, — добавил он, и все рассмеялись.

Финн что-то пробурчал, мне не нужно было особо прислушиваться, его слова звучали примерно так: «Этот мальчик старше, чем камни».

— Я всегда готов выслушать мудрые слова молодого Олафа, сына Трюггви, — сказал я, он хищно улыбнулся и изложил свою идею.

План оказался хорош, сам Воронья Кость должен был играть в нем важную роль, хотя риск тоже был велик — а именно этого искал жадный до славы маленький волчонок. Еще для его затеи требовались навыки и сила Финна. Я посмотрел на него, как только Воронья Кость закончил.

— Ты сможешь это сделать?

Финн улыбнулся той же самой улыбкой, его клыки словно сомкнулись на горле жертвы, и все рассмеялись — это был красноречивый ответ, не требующий лишних слов.

Но в мерцающем красном свете факелов и шуме пира, который устроил Паллиг, оказалось, что это не такой уж и хороший план. Паллиг надменно восседал на моем высоком кресле ярла, чуть позади по бокам стояли два здоровяка в кольчугах и шлемах, они хмурились, потому что им пришлось пропустить самую лучшую часть пира. Паллиг сиял, наблюдая за своими людьми, те болтали, смеялись и кидали друг в друга костями, либо тискали рабынь, снующих с вареной бараниной, которую готовили в каменной яме снаружи.

Я сидел на лавке у очага, напротив Паллига и рядом с Вороньей Костью. Больше никого из моих людей на пиру не было, и Паллиг догадывался почему — они охраняли корабль, я не доверял братьям Токесонам. Также я заметил, что его женщины рядом с ним, но нет ни его брата Льота, ни последних оставшихся берсерков. Стирбьорн сидел с плотно сжатыми губами, погрузившись в себя, на самой низшей скамье, достаточно далеко от двери — на случай, если бы он вздумал сбежать.

На пиру присутствовал скальд, зимовавший у Паллига, человек с лицом цвета льна и тощий, будто питался одной овсянкой. Его звали Хельги, и он утверждал, что его прозвали Маннвитсбрекка, то есть Склонившийся перед мудростью. Наверное, он уже крепко задумался, не пора ли уходить отсюда, он же пел один и тот же старый репертуар месяцами подряд. Даже окрики Паллига никто не слушал, его люди усердно припадали к кружкам с элем и кидались в скальда костями и хлебом.