Воронья Кость взглянул на меня и улыбнулся мышиной улыбкой, а затем поднялся из-за стола.
— У меня есть для вас несколько историй, — заявил он.
Почти сразу в зале стало тихо, ведь увлекательные истории этого мальчика-мужа были знамениты не менее, чем мои подвиги. Паллиг милостиво взмахнул рукой, позволяя Олафу начать.
Воронья Кость рассказал истории о Диле Уи-ле Шпигелле, которые были хорошо приняты здешней аудиторией. Эти старинные истории рассказывают и сейчас, под дружный хохот слушателей. Сам Дил Уи-ла Шпигелль — иногда молодой человек, иногда пожилой. Что означает его имя, оставалось загадкой, достойной тайны рун; я понял, что под этим образом они представляли самого Воронью Кость, и я сам мог бы так решить, ведь Олаф обладал даром очаровывать слушателей.
— Однажды, — произнес Воронья Кость в тишине, — жил человек, назовем его, скажем, Льотом, которому вдруг повезло — он раздобыл кусок хлеба. Он подумал, что это добрый знак от асов, и направился на рынок, где принялся попрошайничать. Он надеялся раздобыть кусок мяса или рыбину и сытно пообедать с хлебом. Все гнали его прочь, и тут Льот увидел на огне большой котел, в котором варился суп. Он вытянул руку с хлебом над кипящим котлом, в надежде, что хлеб впитает вкусные запахи вместе с поднимающимся от похлебки паром.
Люди посмеивались, думаю, они не понаслышке знали, каково испытывать настоящий голод. Паллиг свирепо сверкнул на них глазами, заставив умолкнуть.
— Вдруг владелец котла с супом, назовем его Брандом, схватил несчастного Льота и обвинил его в краже супа, — продолжал Воронья Кость. — Бедный Льот испугался. «Я не крал твой суп, — сказал он. — Я просто нюхал его». «Тогда ты должен за это заплатить», — ответил Бранд. Льот был беден, у него не было денег, и тогда рассерженный Бранд поволок его к ярлу на суд.
— Так вот почему с нами сейчас нет Льота? — раздался голос Финна.
Паллиг рявкнул на весельчаков, оценивших шутку Финна, и Воронья Кость продолжил рассказ.
— И так уж получилось, что у ярла по какому-то делу сидел Дил Уи-ла Шпигелль, и он услышал обвинения Бранда и оправдания Льота. «Итак, ты требуешь плату за запах супа?» — спросил он Бранда, потому что ярл затруднялся вынести решение. «Да», — настаивал Бранд. «Тогда я тебе заплачу», — сказал Дил, он снял с рук Бранда два серебряных браслета и потряс их так, что они зазвенели, а потом вернул обратно раздраженному Бранду. «Все, долг уплачен, — произнес Дил. — Звон серебра за запах супа».
Все засмеялись и застучали по столам, во время этого безудержного веселья и шума Финн незаметно проскользнул ко мне, быстро кивнул и расправил плечи.
— Они выберут берсерка по имени Стаммкель, которого называют Хильдитонн или Зуб войны, — прошептал он.
Я не спросил его, возникнут ли у нас из-за этого трудности.
— Однажды, — начал вторую историю Воронья Кость, — Дил, как обычно, лежал в тени могучего дуба и размышлял о величии богов и мудрости Одина.
Вдруг со скамьи, где сидел христианский священник, раздался громкий звук, — кто-то откашлялся. Все головы сразу повернулись в ту сторону. Священник покраснел, внезапно оказавшись в центре внимания.
— Бог не допустил бы такого, — заявил он, и Воронья Кость пожал плечами.
— Тогда пусть Дил сидит где-нибудь в другом месте, — ответил Олаф, что вызвало смех, пусть немного приглушенный, поскольку здесь присутствовали еще несколько последователей Христа.
Паллиг вытянул шею и уставился на священника, который втянул шею в плечи; после небольшой паузы Паллиг перевел взгляд на Воронью Кость и улыбнулся.
— Продолжай, маленький муж, — произнес он оживленно. — Это лучшее, что мы слышали за последнее время.
Услышав это, скальд насупился.
— Дил, — начал заново Воронья Кость, — размышлял о мудрости Одина и озадачился вопросом, почему на таком огромном дереве, как дуб, растут такие маленькие желуди? Раскидистые корни, мощный ствол и могучие ветви могли бы запросто выдержать вес больших камней, лежащих на земле. Не должны ли камни расти на таком могучем дереве, а маленькие желуди пусть себе валяются в грязи?
— Однажды я подумал о том же самом, — отчаянно заявил скальд, но сердитые голоса заставили его заткнуться.
— Размышляя об этом, — продолжил Воронья Кость, — Дил уснул, а проснулся от того, что упавший с дуба желудь угодил ему в лоб. «Ага! — воскликнул он. — Теперь я постиг мудрость Одноглазого, и если бы мир был создан в соответствии с моими представлениями о мудрости, то я бы уже умер, получив в лоб упавшим с дуба камнем».
Воронья Кость сделал паузу и уставился на священника.
— Никогда больше Дил Уи-ла Шпигелль не сомневался в мудрости Одина, — закончил он, и зал огласился грохотом и криками.
Несколько костей полетели в священника, думаю, не со зла. Паллиг вскочил и поднял руку, чтобы все замолчали; не сомневаюсь, он приложил бы и кулаки к тем, кто обращается со священником столь неуважительно. Он хотел что-то сказать и уже было открыл рот, как внезапно в наступившей тишине громко пустил ветры.
Все осторожно захихикали, Паллиг же сначала побледнел, а затем покраснел. Воронья Кость слегка прокашлялся и смущенно произнес:
— Жил-был один ярл, который однажды громко пернул, и это сломало его жизнь.
Лицо Паллига потемнело, словно туча, но в зале было уже достаточно захмелевших мужчин, которые громкими криками приветствовали новую историю, так что ему пришлось молча сесть, грозно нахмурив брови.
— Итак, это случилось на его собственной свадьбе, — продолжал Воронья Кость. — Невеста ярла была молода, красива и богата, вся в золотых украшениях, и остальные женщины не могли отвести от нее глаз из зависти. В конце концов жених встал рядом с невестой, и годи провел необходимый обряд.
В этот момент священник вскочил и осенил себя крестным знамением, кто-то из присутствующих сделал то же самое, многие стали улюлюкать. О христианских священниках можно сказать многое: что они раздражают, как укусы слепней летом, что удивительно, как с таким ограниченным умом некоторые из них все еще живы; но их никто не назовет трусами. Я редко сталкивался с теми из них, кто не обладал мужеством.
Воронья Кость наградил его одобрительным взглядом, священник успокоился и сел. Тогда мальчишка откашлялся и продолжил рассказ.
— И вот, в самый разгар пира, ярл медленно, с достоинством поднялся со своего кресла, — произнес он и умолк, оглядев затаивших дыхание слушателей. — И в этот миг, — продолжал он неторопливо, — ярла угораздило громко и раскатисто пернуть, а все из-за того, что он слишком много съел и выпил. Это прозвучало так, словно Тор пустил ветры, сокрушающие все на своем пути.
— Кажется, я знаю этого ярла, — раздался чей-то возглас из полутемного зала, и Паллиг поерзал на высоком кресле, с трудом изобразив на хмуром лице некое подобие улыбки.
Воронья Кость помолчал немного, и затем продолжил:
— И конечно же, это стало большим оскорблением для невесты и ее родни, но в страхе перед кровавой враждой, потерей приданого, да и просто из боязни испортить хороший день, все гости немедленно повернулись друг к другу и громко заговорили, притворившись, что ничего не произошло и они ничего не слышали. Полумертвый от стыда ярл покинул свадебный зал, словно ему нужно было отлучиться по нужде, он вышел во двор, оседлал кобылу, и горько плача от досады, поскакал куда глаза глядят. Спустя какое-то время он достиг Доврефелла, проехал мимо и направился дальше на север, пока не наступила зима и не выпал снег; тогда он принес лошадь в жертву, поселился среди саамов и прожил там несколько лет.
— Наверняка там ему было хорошо, — раздался чей-то хриплый голос, — потому что саамы — большие мастера пускать ветры.
На говорящего зашикали, и Воронья Кость продолжил свою историю.
— В конце концов наш несчастный ярл затосковал по родине, как любовник по своей любимой в разлуке, он отдал бы жизнь, чтобы вернуться. Тогда он покинул саамов, ни с кем не попрощавшись, оделся в тряпье провидца и отправился в долгое путешествие. Он испытал тысячи трудностей — умирал от голода, жажды и усталости, он встретился с тысячью опасностей — троллями, змеями и драуграми. И вот, со слезами на глазах он добрался до своей деревни. Ярл шел между домами, и его не никто не узнал, ведь он выглядел как обычный бродячий провидец.