Токи опять прервал свой рассказ, и его широко открытые карие глаза до краев наполнились слезами.

— И что сделал Ботольв? — спросил Финн, все еще рыская глазами по сторонам в надежде увидеть кровь или какие-то следы борьбы, но не находил ничего.

— Он взлетел, — наконец сказал Токи, и мир передо мной закружился, я словно сам обрел крылья. Я простонал, заморгал и опустив голову.

— Ботольв вдруг прыгнул на одной ноге, — продолжал Токи, — и врезался головой в живот Стенваста, и они оба упали с обрыва. Я видел, как Ботольв раскинул руки. У него были крылья. Черные.

Токи замолчал и покачал головой, его слезы капали мягко, как дождевые капли.

— Я уверен, у него были крылья.

Мой живот сжался, оставляя черную пустоту, заполненную ощущением утраты, и я вспомнил, ведь Вуокко говорил о тяжелых потерях, которые коснутся всех. В своем высокомерии я тогда подумал, что шаман имеет в виду меня.

Финн, чей отчаянный взгляд метался от меня к Токи, посмотрел на далекий фьорд. Он сделал несколько шагов к обрыву, словно хотел спрыгнуть.

— Задница, — произнес он, в его голосе сквозила горечь. — Большая, тупая задница.

— Он вернется, — неуверенно предположил Токи. Он рассказывал мне о своих снах, в которых у него были огромные, черные, как у ворона, крылья, и я их видел. Я точно видел его крылья!

Финн вглядывался за край обрыва, словно рассчитывал увидеть там Ботольва, висящего на кончиках пальцев на уступе скалы, как могли бы сказать скальды. Затем Финн приставил ладонь к глазам, пристально посмотрел на фьорд, и повернулся ко мне.

— Корабль покидает наш фьорд, — крикнул он мне, и я направился к обрыву.

Это был корабль Льота, гребцы налегали на весла курсом в открытое море. Это означало, что остался только Рандр Стерки.

— Не понимаю, почему они уходят? — спросил Финн.

Я не ответил, потому что на его борту был тот, за кого я особенно волновался, мой фостри, а с ним и греческий монах.

— Он прилетит обратно, — произнес Токи, оттаскивая нас от обрыва к деревьям, и меня захлестнула горечь потери. Я передал Токи плачущего ребенка и обнял их обоих, в этот момент солнце показалось из-за облаков, хотя еще шел дождь, и влажная дождевая дымка окрасилась золотом.

Затем мы увидели большой радужный мост — Бифрост, который появляется лишь тогда, когда погибший в бою герой восходит в Вальхаллу.

Тогда мы поняли, что Ботольв не вернется.

Рандр Стерки произнес примерно следующее: бросайте оружие, и тогда Орму Убийце Медведя не причинят вреда. Конечно, он не добавил «пока что», но все понимали — если мы сложим оружие, это будет не конец, а только начало.

Рыжий Ньяль и Хленни, стоявшие напротив, покачали головами и бросали на меня взгляды, полные отчаяния, я был связан, меня удерживали рычащие от злости воины с суровыми лицами.

— Волк и собака, — хрипло выкрикнул Рыжий Ньяль, — не играют вместе, так говорила моя бабка.

Хорошо сказано, я подумал, что его бабка обязательно сказала бы что-нибудь полезное по поводу этой затруднительной ситуации. Мы — Финн, Токи и я, поднялись на очередной холм, нам с Финном было ясно, что делать дальше, мы понимали друг друга без слов. Он, Токи, коза и младенец, драгоценный как золото, направились дальше, чтобы затеряться и оказаться в относительной безопасности. Я вернулся назад, потому что не мог оставить женщин и детей, по которым нанесет свой главный удар Рандр Стерки, либо один, или с оставшимися берсерками, так или иначе, я не бежал от судьбы.

Возможно, именно Один провел меня по мосту, мимо мертвых тел, над которыми уже жужжали мухи, я оставил за спиной ведущую к мосту тропу и вернулся на основную дорогу, миновал поворот, затем еще один и внезапно оказался среди множества людей, в удивлении повернувшихся ко мне.

Нидинги Рандра тут же схватили и связали меня, как безмозглую овцу.

Напротив стояла стена облаченных в кольчуги воинов, с сомкнутыми щитами и готовых к бою — Ровальд, Рорик Стари, Кьялбьорн Рог, Миркьяртан, Уддольф и Абьорн в центре, за ними Рыжий Ньяль и Хенни со щитами и в шлемах. Два мертвых тела лежали у них в ногах, а третье — немного в стороне, с торчащей из глаза стрелой. Курица не зря хвастался умением метко стрелять.

— Эй! — крикнул я им. — Младенец в безопасности, с ним Финн и Токи. Мы убили берсерков, которых они послали...

От внезапного удара перед глазами вспыхнули звезды, я упал, раздался чей-то крик, я увидел ноги человека, который меня ударил, поднял голову и взглянул в его лицо, искаженное ненавистью.

— Еще одно слово, Убийца Медведя, — прорычал воин, — и я наполню твою пасть выбитыми зубами.

— Где Ботольв?

Я услышал приглушенный крик, и даже не повернувшись, я знал — это Ингрид. Я не сводил глаз с искаженного ненавистью лица врага.

— Перешел Бифрост, — прокричал я, и он опять ударил. Хотя я и был готов, мне удалось лишь немного сместиться и ослабить удар, почувствовав, как ломается нос, от боли я на миг потерял сознание и очнулся ослепший от слез, соплей и крови, я задыхался, по рыбьи разевая рот. От плача и криков женщин, узнавших о гибели Ботольва, мне стало еще больнее.

— Оставь его, Тов, — рявкнул чей-то голос. — Он нужен мне невредимым.

Постепенно я проморгался, мир вокруг выглядел еще размытым, я слышал голоса причитающих женщин. Теперь я мог лишь стать достойной жертвой Одину и умереть с честью, поэтому я справился с болью, хотя кровь и сопли продолжали течь из сломанного носа. Рана на лбу опять открылась, и кровь заливала глаза, я резко дернул головой, пытаясь смахнуть кровь, нос при этом запульсировал болью.

— С великаном Имиром покончено, так? Одним меньше, — проревел Рандр Стерки с довольной ухмылкой, обращаясь к своим людям, да и ко мне тоже, как мне показалось.

— Слишком дорогой ценой, — раздался голос — как я понял, одного из оставшихся ульвхеднаров, — Стенваст тоже погиб.

Сейчас, когда Рандр нас настиг, у него оставалось примерно половина команды, среди них много новых людей, они не были на Сварти, и ими не двигало желание отомстить. Половина от половины...

— Нас еще много, — хрипло выплюнул я.

Было тяжело говорить, слова отдавались пульсирующий болью в сломанном носу. Рандр взмахнул моим собственным мечом и направил его на меня.

— Конечно же, ты прав, — сказал он и ударил меня рукоятью по голове, боль сразу же вспыхнула красным, меня снова ослепили слезы и кровь.

— Поэтому вели им бросить оружие.

— Чтобы ты устроил резню? — мне удалось прокашляться, я помотал головой, и зря, боль опять пронзила голову. — Тебе не удастся заключить сделку.

— Больше никаких сделок, — проревел Тов, пытаясь ударить меня кулаком в висок, но промазал. — Ты взял мою женщину и украл мое добро, я отрежу тебе яйца и засуну в задницу…

Раздался звук удара, и Тов вскрикнул от неожиданности. Рандр нахмурился, опуская меч.

— Считай, что тебе повезло, я ударил тебя плашмя, — выругался Рандр, — я говорил, чтобы ты перестал его бить.

Тов зло отступил назад, последние остатки страха перед Рандром удержали его от ответа, но скоро, подумал я, он восстанет против своего предводителя, нужен лишь последний толчок, словно кораблю, который спускают со стапеля на воду.

— И все же я предлагаю сделку, — прокричал я, стараясь не замечать пульсирующие вспышки боли, которыми отдавались каждое произнесенное слово. — Серебро, добытое мной из могилы лунной ночью, будет достаточной ценой за то давнее кровопролитие, и мы прекратим эту вражду.

Все головы разом повернулись ко мне; все слышал саги об Обетном Братстве и историю о том, как мы нашли все серебро мира. Даже если отбросить вранье, которое навыдумывали скальды, серебра было достаточно, чтобы исполнить мечту каждого.

— Чтобы покончить с этим, твоего серебра не хватит, — проревел Рандр, и по волчьей стае за его спиной пробежал ропот.

Он обернулся к своим воинам. С явным замешательством он понял, что в его рядах зреет раскол — кто-то хотел получить серебро, остальные желали лишь кровавой мести.