К тому времени как стемнело, мы уже ели бобы с уткой, также у нас было немного рыбы и дикого лука. Я приказал разлить немного эля, достаточно, чтобы утолить жажду, но недостаточно, чтобы начались неприятности. Воины, сидя у костра, смеялись и пели непристойные песни, боролись на руках и восхищенно наблюдали, как Онунд Хнуфа с каждым аккуратным движением ножа превращает ясеневую деревяшку в лосиную морду.

Ночь пела о прохладе, и Бьяльфи достал арфу. Вообще-то этот инструмент принадлежал Клеппу Спаки, но тот отдал его Бьяльфи, когда мы уходили; ни Клепп, ни Вуокко не отправились с нами, потому что хотели закончить наш памятный рунный камень, и я не стал им препятствовать. Бьяльфи начал играть, и Финнлейт с остальными ирландцами закивали головами и заулыбались.

— Хотя, нужно сказать, — серьезно заявил Финнлейт, — твой инструмент похож на арфу, но эта арфа не более чем цыпленок перед настоящей уткой.

— Настоящая арфа, — добавил один из ирландцев, рыжеволосый великан с длинным именем, как у богатого и знатного человека, его звали Мурроу мак Майл мак Будах мак Сирбхол, — издает волшебные звуки, у нее струны из тонких олених жил, а не из конских волос, которые звучат так резко, словно царапаешь костлявый подбородок.

— Они хорошо звучат, когда все разом, — произнес в ответ Финн, пока остальные болтали и смеялись, на его лице играли огненные отблески костра, а волосы развевались по ветру.

— Подбодрил бы ты Воронью Кость, — добавил он, кивнув на мальчишку — тот сидел, хмуро наблюдая за работой Онунда над носовой фигурой, которую Олаф не хотел видеть на своем корабле, а уж тем более был против того переименования корабля в «Сохатого».

— Нам еще придется с ним расплачиваться, — ответил я, и Финн кивнул, а затем вздохнул, когда Бьяльфи провел по струнам и запел:

Порывистая и быстрая одинокая птица

По зову сердца скитается по дороге китов,

По тропам морским. Лучше жизнь от Одина,

Чем жить как мертвец на суше.

Те, кто сидел достаточно близко, могли услышать довольное хмыканье Финна и его негромкое «хейя» — а это высшая похвала от него. Я поймал себя на мысли, что он доволен буквально всем, что бы ни случалось с нами в последнее время, и тень от носовой фигуры, внезапно выросшая за ним в лунном свете, не была случайна; Финн находился там, где счастлив.

Хуже всего то, что пока я мирно трудился в Гестеринге, изображая из себя землевладельца, мои побратимы тоже разделяли это бремя, ведь Обетное Братство — настоящая семья, и они не оставили меня даже в этом недостойном, по их мнению, деле.

Ветер дул то в корму, то почти затихал, и за последние несколько дней мы прошли немалое расстояние, хотя дождь, мелкий и надоедливый покрывал поверхность воды мелкой рябью. Черноглазая оказалась права — мы не видели поселений по берегам реки с бахромой деревьев. Видимо, местные жители держались от нас подальше, я был уверен, что они прекрасно знают о нашем появлении. Я хотел бы найти мирных жителей, чтобы расспросить их о монахе, мальчике и лодке, полной воинов с суровыми лицами.

Корабль на всех веслах легко скользил по воде, изящно выгнутая шея носовой фигуры рассекала воду, команда гребла не напрягаясь. Тролласкег опасался поднимать парус из-за переменчивости ветра, а на реке не хватало пространства для маневра. Цвет неба менялся от бледно-голубого до темно-серого, грозовые тучи собрались в кучу и стали похожи на огромный мрачный утес.

Гребцы, безмятежные, словно лебеди на воде, пели песни, где каждая строка повторяется гребцами с другого борта, это монотонное пение помогало отсчитывать время в открытом море — там, где не надо было ни от кого скрываться. Здесь, как мы считали, все и так уже знали о нашем появлении, и мы пели громко, чтобы дать понять местным жителям — мы не прячемся и не собираемся нападать на них.

Какая нам разница, бела ли пена на волнах?

Кого здесь беспокоит дождь и ветер?

Налегай сильнее, ребята, ведь с каждым дюймом

Мы ближе к золоту и славе.

Последняя строка повторялась не раз, и ветер разносил ее далеко по воде, он выл как собака на привязи. Он дул порывами, прыгал и кружился словно взбесившийся щенок, а затем пропадал совсем, так что я задавался вопросом, откуда он вообще взялся. Разве что он всегда гулял по широкой речной пойме.

— Возможно это особый тип джинна, — ответил Рыжий Ньяль, когда я озвучил свои мысли, — как песчаные вихри, которые мы видели в Серкланде.

— Или как те снежные вихри в Великой Белой Степи, — сказал Воронья Кость, — они всегда появлялись перед снежной бурей — бураном.

Свеи, исходившие Балтику вдоль и поперек и считающие себя настоящими мореходами, после этих слов стали смотреть на ветеранов Обетного Братства немного по-другому, рассчитывая, что эти воспоминания побудят тех рассказать о наших путешествиях. Двенадцатилетний мальчишка видел и сделал больше, чем они, взрослые мужчины с грубыми голосами и спутанными бородами, и они это понимали; как и все, кто достаточно долго знал Олафа, догадывались, что он вовсе не тот мальчик, каким поначалу кажется.

Воспоминания о далеких плаваниях вместе с товарищами все равно радовали гребцов, и они пели до тех пор, пока не охрипли.

У женщин из Скани нет гребней.

Доставайте мечи, вынимайте.

Они закалывают волосы рыбьими хребтами.

Доставайте мечи, вынимайте скорее.

Пение разносилось над бегущей водой, к поросшим лесом берегам, и дальше через пойменные луга, даже олени слышали эту песню, как я подумал вслух, пастух, или охотник, который наблюдал за нами, оставаясь невидимым.

— Олени, — фыркнул Курица, услышав это, — здесь слишком низкий кустарник для оленей.

Уже прошло довольно много времени с той поры, как охотники подстрелили пять уток, трех гусей и полдюжины жирных горлиц, и больше ничего. Далее, вверх по течению, если девчонка не обманула, леса будут гуще, и Курица попытается добыть оленя, а может быть, и лося.

— Нам нужен хороший страндхогг, — проворчал Финн, — к черту твоего оленя, — нам бы найти место, где есть мука, жареное мясо и эль, и мы разграбим его. Да, и женщины, конечно, иначе придется трахать твоего оленя.

У мужчин Вармланда нет саней.

Доставайте мечи, вынимайте.

Они съезжают с горы на старых тресковых головах.

Доставайте мечи, вынимайте скорее.

Пение закончилось в этот день поздно, когда ветер снова задул в морду носовой фигуры, он уносил наше дыхание и слова, и мы тяжело гребли против ветра и набегающей волны. Небо стало слишком темным, даже для вечера, и прямо перед нами, будто стадо черных быков, показалась грозовая туча, засверкали белые молнии, а затем ливень обрушился на реку.

Мы натянули парус вместо тента, но все равно это была промозглая и мокрая ночь, несмотря на горячие угли на балластных камнях около мачты, на которых мы жарили рыбу и сушили мокрый хлеб. Мы выпили последний эль, и побратимы, завернувшись в плащи, слушали шум дождя и ночные звуки; бело-голубые вспышки молний заставляли нас часто моргать, воздух стал тяжелым и наполнился странным запахом, похожим на запах крови.

Рыжий Ньяль сказал, будто гроза началась, потому что Финн так и не научился как следует обращаться со своей шляпой, и в ответ Финн рассказал историю о том, как ограбил Ивара и забрал его знаменитую Штормовую шляпу. После этого те, кто раньше смеялись над помятой и грязной широкополой шляпой с рваными полями, теперь смотрели на нее с большим уважением.

— Держитесь подальше от кольчуг и шлемов, ребята — предупредил их Алеша, — когда ночь пахнет горячей кузней, Перун бросает свой топор в любого, кто облачен в железо.

— Это правда? — спросил Бьяльфи, остальные зашушукались и притихли.

— Это правда, костоправ, — ответил Алеша, — я сам видел. Перун похож на твоего Тора, словно брат-близнец. Однажды я наблюдал, как один конный дружинник попал в осеннюю грозу, это было близ Господина Великого Новгорода. Гордый и смелый воин в великолепных доспехах — в железе и меди, беззаботно поскакал сквозь грозу, держа длинное копье наконечником кверху. И тут — яркая вспышка, и Перун ударил его своим огненным топором. От него ничего не осталось, кроме покореженного железа и черноты углей. Лошадь вывернуло наизнанку, а летом в лесу мы нашли его сапог. Он болтался на ветке березы, где-то в центре дерева.