— Ты не станешь этого делать. Ты не потеряешь голову, — шепчу сквозь зубы своему отражению, обливая пригоршнями ледяной воды и собственное лицо, и зеркало.
В белках глаз полопались сосуды, распухший нос и трясущиеся губы — я чувствую себя по-настоящему убогой. На дне души растёт самоубийственная ненависть к своей жалкой, бабской, похотливой сути вместе с тлеющими остатками растоптанного самоуважения и тупого страха за свою жизнь. Этот адский вертеп, в который я сунулась, не зная правил, искалечил мне восприятие действительности; в моей жизни всё было просто и понятно, а сейчас я до блевоты путаюсь в этой массе недоказанных аксиом и негласных правил. Пусть этот чертов лидерский гарем жрёт друг друга, я не хочу быть его частью.
— Чего вылупились?! — злобно шикаю на притихших неофиток, будто они в чём-то виноваты передо мной. Девочки торопливо прячут мокрые глаза. — Всё. Пошла! — командую себе, утираю мокрое лицо тыльной стороной ладони.
Последние капли холодной воды стекают мне за воротник, зачёркивая следы грубых поцелуев, вжикаю молнией до самого подбородка, вываливаюсь в общий коридор, запруженный толпой лихачей. Вижу до боли знакомую фигуру в конце зала — широкие плечи, обтянутые выходной униформой, забитая чёрной геометрией шея, бритые виски, вечно недовольное лицо. Сейчас я меньше всего хочу находиться с ним на одной территории.
Я прячусь за спинами Бесстрашных, но его цепкий, хмурый взгляд находит меня в толпе. Замечаю его движение в мою сторону, резко меняю траекторию, петляю, отгораживаюсь от него удачно возникшей на пути компанией патрульных, отворачиваю от них мокрое, опухшее лицо.
— Док, ты Сторма не видела? Он вроде у тебя в лазарете ошивается, — моё бегство едва не срывает один из парней, и я грубо отшиваю его.
— Нет. Я ему не нянька.
Оглядываюсь через плечо — расстояние между нами неумолимо сокращается. Проклятье! Каждую грёбаную секунду он, словно чума, преследует меня, не в мыслях, так наяву и наоборот. Никогда прежде, даже в самом начале своей ненавистной ссылки в Бесстрашие, я не мечтала, чтобы чёртов Лидер свалил прямо сейчас за Стену в какой-нибудь бессмысленный, долгий рейд, прочь с моих глаз, пока я не подам рапорт о досрочном прекращении моей командировки напрямую Максу. Сошлюсь на что угодно — от невыносимых условий до тараканов в столовой, лучше пойти на полигон и прострелить себе руку, чем ещё хотя бы один день оставаться здесь.
— Кэм! — слышу за спиной. Его настойчивый голос скрывает гомон толпы и эхо скалистых сводов Ямы, когда я ныряю в боковой коридор, ведущий к лестницам наверх, в медицинское крыло. Чуть не срываюсь на бег, когда длинная чёрная тень почти касается моих ног.
— Стой! Я с тобой разговариваю или с кем?!
Эрик настигает меня, хватает за локоть и разворачивает лицом к себе. Слышу в его стальном тоне нарастающее раздражение, он внимательно смотрит на моё заплаканное лицо, скользит взглядом вдоль растрёпанных волос, по мокрым глазам до искусанных губ. Выдёргиваю руку так, что больно плечу.
— Что случилось?
Он нависает надо мной с высоты своего роста, словно насаждает свою волю против моей; я делаю шаг назад в тщетной попытке высвободиться от его тягостного присутствия.
— Ну?!
— Хватит, — я говорю тише, чем хотела. Лёгкие сжимаются в крошечные комочки, но мне не больно, мне вообще сейчас никак, будто вместе с истеричными рыданиями я выплакала из себя все свои убогие эмоции.
— Чего? — глубокомысленно изрекает Лидер, и я не могу сдержаться, чтобы не закатить глаза.
— Хватит, говорю. Достаточно! — я повышаю голос на пол тона, и Лидер — далеко не образец терпения, взрывается, как пороховая бочка.
— Я нихуя не понимаю, в чём, блять, дело?! — нахмуренные светлые брови и губы, поджатые в узкую линию; опасно стиснутые челюсти готовы перекусить меня пополам.
— Ты же бывший Эрудит, не строй из себя идиота. Пора заканчивать наши веселые встречи. — В моём голосе столько надменного, истинно присущего моей родной фракции холода, что я опасаюсь поднимать на него глаза; цепляюсь взглядом за родную, синюю нашивку на кителе — знак Объединённых фракций, чтобы удержать равновесие. Перед глазами плывёт.
Секунду между нами висит тишина, кажется я слышу скрип извилин под его упрямо непрошибаемой черепной костью вместе с недоумением в голосе. Он явно не ждал такого поворота, а мне от этого только пакостнее на душе.
— А что не так-то? Я не заметил, что ты была чем-то недовольна, когда вчера в третий раз кончала подо мной, — он не воспринимает всерьез моих слов, едкая усмешка царапает мне слух, остервенелая ярость не даёт мне соображать. Кажется, я его уже ненавижу. Хочется отвесить ему оплеуху, но я делаю ещё два шага назад.
— Да пошёл ты! — От злости мелко дрожат руки. Эти проклятые, серые стены давят, затхлый, влажный воздух выворачивает наизнанку желудок, чувствую на языке кислый привкус желчи. Я хочу домой. Просто хочу домой. — Пошёл ты, — повторяю для убедительности. — И не надо за мной по всей Яме бегать!
— Я никогда ни за кем не бегал, — Эрик надменно задирает голову, скрещивает на груди ручищи, на которых рукава уже трещат по шву. От этих слов становится ещё мерзее, хуже некуда. Никогда и не за кем — я в этом ряду безликих трофеев, и со временем покроюсь пылью, так же как и все остальные. Никто и не говорил, что я особенная. Лори заботливо ткнула меня носом в реальность.
— Меня это устраивает. Полностью. — Разворачиваюсь, с налёту врезаюсь в грудь очередного лихача. Как же они любят путаться под ногами!
— Док. — Взгляд улавливает очертания лидерских татуировок в распахнутом вороте форменной куртки, я поднимаю глаза выше, узнаю Марса, командира внешней разведки. Отмечаю про себя, что он почти не хромает. Эрудиты постарались — синтетический сустав прижился отлично.
Марс приветствует меня лёгким кивком головы и освобождает мне путь.
— Эрик! Тебе надо это увидеть. — Краем глаза вижу, как он суёт ему в руки планшет. Лидер теряет ко мне интерес, я могу беспрепятственно скрыться за углом и спокойно дойти до лазарета.
12. Ясная
У меня явно галлюцинации — в каждом встречном взгляде я вижу насмешку, будто всё, что произошло со мной за последние двадцать минут, написано у меня на лбу. Палаты, как раскрытые плацкартные вагоны поезда, свободны через один — раненые быстро идут на поправку и долго в лазарете не задерживаются. Захлопываю за собой дверь сестринской; здесь никого, персонал вызвали на прохождение теста незадолго после меня.
Торопливо набираю электронный документ на имя Старшего Лидера, прошу перевести меня назад, к Эрудитам, в графе «причина» оставляю пустое окно — понятия не имею, как обосновать свою глупое, непрофессиональное поведение. В случившемся виновных, кроме меня самой, нет. Вступить в неуставные отношения с одним из Лидеров Объединённых фракций в такое сложное время, тем более не свободным — это я здорово придумала. Шепотки за спиной и прямые угрозы, лишь самое малое из того, что я могла бы получить в ответ. В моей фракции шашни с лихачами не одобряются, и кто сказал, что мне позволено больше, чем другим? В тот день, когда Колтер перешёл в Бесстрашие, я выдохнула, наивно надеясь, что больше никогда с ним не столкнусь. Штормовой ветер, сметающий всё на своём пути. Всю жизнь у меня от него одни неприятности.
Злость укрепила мне нервы, внутри гулко и пусто, словно я возвращаюсь к себе прежней — скупому на эмоции полевому медику, невесте перспективного робота, заумной Эрудитке без души. Знаю, скоро меня отпустит, и волна стыда, сожаления, сомнений в правильности моего поступка будет разрывать меня на куски, но я надеюсь пережить это трудное время дома. В тысячный раз перекладываю инструменты, проверяю наличие расходника и перевязочных материалов — мне нужно чем-то занять руки.
— Привет, док!
Дверь распахивается неожиданно, заставляя меня вздрагивать и со звоном ронять из рук очередной зажим. В помещение вваливается Сторм, я замечаю, как он обводит взглядом стыки стен и потолка, будто ищет что-то. Внутри болезненно щёлкает — кажется, он проверяет наличие камер. Только зачем? В сестринской камер я не замечала.