– Странно, почему ты всегда называешь меня по фамилии, даже сейчас… в такой интимной обстановке.

– Не знаю, – девушка слегка пожала плечами. – Может быть потому, что я тебя не боюсь.

– А может быть, напротив? В твоём обращении ко мне есть какой-то страх, я чувствую его. Ты боишься приблизиться ко мне в душе даже теперь, когда отдалась телом.

Лицо Вероники мучительно перекосило, как от зубной боли.

– Слушай, Гладышев, помолчи, а? Философ! Меня от твоих разговоров тошнит. Лучше бы сигаретку достал. Придумал тоже – боюсь я его. Да на чёрт ты мне нужен?!

– Зачем тогда пришла? – не унимался он.

– Если бы боялась, разве бы я пришла?

– А, может быть, это твоя борьба со своим внутренним страхом передо мной? А?! Ты теперь вот думаешь, что поборола его. Ан нет! Тебе так только кажется! Этого тебе ужасно хочется, но этого нет…

– Последний раз тебя предупреждаю, чтобы ты заткнулся! Ищи сигарету!

– Сейчас, позвоню, в номер принесут сигарет. Что ещё?

Он подошёл к телефону и стал набирать цифры.

– Водки… нет, лучше коньяка с шоколадом или хорошего красного вина. Креплёного, с фруктами.

Ожидая, когда на другом конце провода снимут трубку, он поинтересовался у девушки забыв о предупреждении:

– Сейчас придёт официант из ресторана, я буду давать ему чаевые, и он случайно увидит тебя. Что будешь делать?

– Козёл, – просто ответила Вероника.

«Хочешь переделать меня? Но у тебя ничего не выйдет», – подумал он.

– Слушай, Гладышев, у тебя с мозгами всё в порядке?

– А что такое?

– Да нет, мне кажется, тебе их подлечить надо. У тебя в голове гули накакали.

Он сделал заказ в номер и растянулся на диване рядом с ней.

– А кто платить будет? – поинтересовался Гладышев у Вероники.

– Ты.

– Я же не такой богатый, как твой муж.

Внероника поморщилась снова:

– Не называй его мужем, я же тебе говорила, кажется.

– А он хорошо умеет это делать? – он сделал недвусмысленный жест.

– Какой ты культурный! Аж тошнит! Писька у него мала.

– Мала?! Вот бы никогда не подумал! Любимец женщин, сэр Бегемот! И на тебе! Так и узнаёшь семейные тайны.

Ему показалось, что Вероника снова недовольна его разглагольствованиями, но так как ссориться с ней больше не хотелось, он поспешил задать вопрос.

– А у тебя много парней было?

– Почему ты спрашиваешь?! – в голосе девушки засквозило любопытством.

– Красивая ты.

– Хм, – чувствовалось, что его слова польстили её самолюбию. – Много.

– И ты со всеми спала?

– Нет. Ты третий. Третий после Бегемота и ещё одного парня.

– Я знаю. Того, что был с тобою в ресторане.

– Много ж ты знаешь!

– У меня чутьё, интуиция хорошая. Он потом приезжал, кстати, тобою интересовался. Но тебя не было. Я ему начал свои картины показывать и дома небольшой пожарчик устроил, поэтому общались с ним в тот раз мы недолго.

Он немного помолчал, но потом всё же решился спросить:

– А у него писка большая была?

Его опасения не оправдались, Вероника и бровью не повела:

– Я с ним один раз всего была… Но, кажется, что надо…

– А у меня? Больше?

– У тебя? Тоже ничего. Дурачок ты, Гладышев!

– Чего ж это, дурачок?

– А того, что дело вовсе не в письке.

– А в чём же?

– В любви всё дело.

– Ты что, любила его?

– Любила, – он заметил, что Веронике тяжело было произнести это признание.

– А меня сейчас любишь?

– Тебя? Нет.

– Зачем же пришла?

– Что?.. Скучно стало.

– Что же, Бегемот не может тебя развеселить?

– А его нет целый вечер.

– Где же он?

– Уехал куда-то. Да мне и с Бегемотом этим скучно. Тоска заедает смертная.

– Ну, конечно. Ты ещё та подруга, – он хотел сказать «бабища», но не решился. – Тебе, видимо, мужиков, как перчатки, менять.

– Дурак ты, Гладышев. Дурак. За это тебя и ненавижу. Вроде ты и стихи сочиняешь, и картины мазюкаешь, а такой простой штуки, как любовь, не знаешь.

– Враки – вся эта любовь. Не верю.

– Вот потому я твоё стихоплётство презираю. Оно у тебя не от сердца, а от твоих закаканных мозгов. А я такие стихи презираю, не то, что пытаюсь понять. Чувства в них нет, одни лабиринты шизофренического течения твоих мыслей… Ну, где твои сигареты?

– Сейчас должны принести.

В дверь постучали.

Они заговорщически переглянулись. Его даже бросило в пот.

– Кто это? – спросил он у девушки.

– Подойди, да спроси.

– А вдруг это Бегемот?

– Скажи, что хочешь спать.

– Ну да! Я так не смогу. Он заставит меня открыть дверь. Одевайся на всякий случай.

– Слабак! Тряпка ты, Гладышев! «Ты меня боишься!» Да что тебя, труса, бояться?! Иди открывай!

В дверь постучали снова. На этот раз настойчивее и сильнее.

– Я прошу тебя: оденься! – попросил он вновь, поднимаясь с дивана и лихорадочно шаря глазами по полу в поискахсвоих трусов и брюк.

– Трус! Сейчас сама пойду отворю.

– Нет, нет, не надо! – он попытался задержать её, но поняв, что ему это не удастся, бросился одеваться.

– Кто там? – спросила Вероника через дверь.

– Сигареты, портвейн заказывали?

– Да, – девушка открыла дверь в чём мать родила и, не стесняясь своей наготы, приняла поднос у обалдевшего официанта. – Иди, расплачивайся! – крикнула она Гладышеву.

Это окрик вывел его из оцепенения, и он засеменил в полуспущенных штанах к двери, на ходу пытаясь ещё и найти деньги в своих карманах.

Официант пришёл в себя и уже в следующую вежливо, но с иронией улыбнулся:

– У вас проблемы? – в голосе его чувствовалась сдержанная издёвка. – Я зайду позже, или зайдите тогда в ресторан сами позже. Мы работаем до трёх ночи, можете не спешить.

Гладышев так и не смог найти деньги и стоял в растерянности посреди коридора номера в полуспущенных брюках.

Вероника захлопнула дверь.

– Он сказал, что запишет всё это на счёт твоего номера, – сказала девушка, потом, помолчав, добавила. – Поехали на дискотеку.

– Куда?

– В американскую, конечно же.

– Ой, да у меня даже на вход туда денег не хватит.

– Слабо? Плохой же пансион назначил Бегемот своему духовному соратнику! – издеваясь, засмеялась Вероника. – А ты с него дополнительную плату требуй!

– За что?!

– За то, что меня трахаешь! – ей было приятно наблюдать, как он меняется в лице. – А что? Тоже тяжёлый физический труд.

Гладышев молчал, точно сражённый наповал. Он уже не знал, что делать, и так и продолжал стоять в полуспущенных штанах, бессильно опустив руки.

– Ладно, одевайся, – согласилась девушка, видимо, вволю поиздевавшись. – так уж и быть, билетик тебе сегодня куплю я. Посмотришь хоть, как нормальные людио отдыхают. Только за этот поднос, будь добр, заплати сам!

– Нет, не надо. Билеты стоят бешенные деньги, – запротестовал Гладышев.

– Молчать, казбек! – прикрикнула девушка, топнув ногой. – Платить буду я. У меня ещё есть деньги.

– Пока есть, – добавил он.

Вероника нахмурила брови, но промолчала.

– Слушай, а ты…

Гладышев осёкся. Слово «ведьма» почему-то застряло у него в глотке, и от этого навернулись слёзы на глаза.

Девушка, видимо, неправильно поняла его, и лицо её смягчилось.

– Хватит болтать, Гладышев, – резюмировала она. – Нам пора ехать. Натягивай свои штаны, дурачок.

У подъезда гостиницы, где стояло с десяток такси в ожидании клиентов, они едва не столкнулись с Бегемотом. Он вылазил из только что подъехавшей машины. В это время они были в двух шагах от таксомотора., и Вероника, не мешкая ни секунды, открыла заднюю дверцу машины, запрыгнула туда и потянула за собой Гладышева.

– Вот уж не думал, что могу так вляпаться, – произнёс он, плюхнувшись на сиденье.

– Ты о чём? – поинтересовалась девушка.

– Об этом. Я, лучший друг Бегемота, и на тебе!..

– Заткнись немедленно! – вероника злобно сверкнула глазами, а потом глянула сквозь заднее стекло салона на Бегемота и долго наблюдала за ним, до тех пор, пока тот не скрылся в подъезде гостиничного комплекса, отблескивающего в полумраке приглушенного освещения начищенным металлом вращающихся четырёхлопастных дверей.