В то время Бонни также разрабатывала программу питания. Она пробовала различные смеси и гели, содержащие электролиты, чтобы добавить их затем в наши емкости с водой. Мне было легче взять в руки трубку от гидратационной системы Camelbak, перевернуться на спину и просто пить воду без всякого труда, а не пытаться удержать чашку и свой вес над водой, стараясь, чтобы соленая вода не попала в напиток. Не стану скрывать: моему желудку в эти дни приходилось несладко. Во время качки меня тошнило по нескольку раз в день. В этом случае Бонни давала мне выпить немного Coca-Cola – мой проверенный эликсир для желудка.
Многие ультраспортсмены утверждают, что их пищеварение в полном порядке. Всем известно: мышцы будут стальными, если для начала сделать стальным рассудок. Но что касается желудка… Чаще всего именно он становится причиной неудачи. На экстремальной высоте, в воде, в пустыне – везде человек после определенного количества времени становится неспособным просто поглощать пищу. Бонни давала мне есть, всегда надеясь, что меня потом не стошнит.
Кроме программы питания, она обдумывала и другие вещи. Например, как организовать сигнальную систему. Днем – команды руками, в темноте – свист. Правильно сказанные слова – в переломные моменты. Я не покоряюсь грубому обращению. Обычно Бонни просто говорит мне, что рядом опасность. И она, если нужно, не раня моих чувств, помогает мне воспрять духом, совершая гребок за гребком и усилие за усилием.
А время, однако, идет: в начале мая я уже не так слаба, как в тот день, когда я потеряла сознание после 12-часового февральского заплыва. Эти первые попытки были моим маленьким адом. Теперь настали более счастливые времена. Мое тело слушалось меня, а я продумывала свою систему отсчета и плей-лист, включавший 85 песен. Моя подруга Эмили Сэльерс из Indigo Girls подсказала, что тактовый размер каждой подобранной мной песни 4/4. Не подозревая ни о чем подобном, я просто выбрала их, потому что они подходили к ритму моих гребков.
Итак, я слышу голос Боба Дилана, каждый его вздох. Я слышу его губную гармошку, улавливаю ритм. На мне нет наушников. Эта песня играет в моей голове. Я взмахиваю левой рукой, делаю гребок, а затем настает очередь правой руки.
Go away from my window
[32].
(Левая рука, правая рука, левая, правая)
Leave at your own chosen speed
[33].
(Левая рука, правая рука, левая, правая)
Второй куплет. И последний. Это помогает мне не только сохранять свой ритм, но и поразительно точно определить, сколько прошло времени. Почему-то некоторые песни словно вводят в транс. Песни Боба Дилана гипнотизируют меня во время марафонов. Мне нужны мелодия и темп, которые смогут проникнуть в мое подсознание и оставаться там несколько часов. Такие песни, причем не обязательно лиричные, околдовывают меня.
Я люблю петь Daniel Элтона Джона в темной, гонящей по моим жилам страх, океанской ночи:
Daniel is traveling tonight on a plane
[34].
Многое из Beatles. Revolver. Abbey Road. Короткие серии, просто чтобы закончить момент приема пищи, я пою по сто раз:
Her Majesty’s a pretty nice girl
[35].
Затем акустическая гитара, голос Пола Маккартни и моя вдохновленная душа вместе плывем до самого последнего такта.
Oh yeah, someday I’m gonna make her mine
[36].
Хорошие короткие песенки, которые делали меня счастливее в течение многих часов. Norwegian Wood. Polythene Pam. Eleanor Rigby. Get Back. Let It Be. Day Tripper. Иногда я пыталась спеть столько песен ливерпульской четверки, сколько могла вспомнить. Думаю, что к концу заплыва это число приближалось к 160.
А еще Джо Кокер. Я полагалась на The Letter, когда становилось холодно и надо было взбодриться. На закате я пела Дженис Джоплин Me and Bobby McGee. Тяжелые времена требуют отчаянных мер. Три утра, никаких намеков на восход солнца – в такие моменты в моей голове звучал Нил Янг. Люди смеялись надо мной, говоря, что сейчас было бы лучше спеть Hallelujah[37], а не песню про героиноманию в Нью-Йорке. Я переключалась, пела несколько строк, затем Джеймс Тейлор, Грейс Слик и the Everly Brothers и Литл Ива. Но когда я чувствовала, что могу сломаться, а в душе была пустота, обезоруживающий фальцет Нила погружал меня в транс и я успокаивалась.
Особенно на меня действовала песня The Needle and the Damage Done[38]. Это неоднократно спасало меня, когда тело было близко к истощению. В самые критические моменты я переходила к Damage Done. Бывают моменты, когда вы впадаете в детство. Мозг просто не может больше сосредоточиться на каких-то проникновенных лирических песнях типа She loves you… yeah, yeah… Сама того не желая, я возвращаюсь к самым легким, незамысловатым, похожим на военные, песням (I don’t know but I’ve been told…), продолжая скандировать When the streets are paved with gold…), в конце концов я пою песни для детей. The Itsy Bitsy Spider «Крохотный паучок Итси». И Alouette, где я перечисляю все части тела (от головы до кончиков пальцев на ногах). Сначала на французском, затем на испанском языках.
Je te plumerais le bec
Je te plumerais le bec
Et le bec, Alouette
Alouette, et le bec
Alouette, gentille Alouette
Alouette, je te plumerais…
Я пела Old MacDonald на испанском языке и затем на французском. Не то чтобы я была большой поклонницей этой частушки, но так я могла отвлечься и перечислить стольких животных, сколько знаю.
Viejo MacDonald tenía un rancho
E-I-E-I-O
Y en este rancho tenía una mosca
E-I-E-I-O
Con un buzz buzz aquí
Y un buzz buzz aqua
Aquí un buzz, aqua un buzz buzz
Par todo unos buzz buzz
Viejo MacDonald tenía un rancho
E-I-E-I-O.
Если латиноамериканцы читают сейчас это, уверена они смеются до слез. Опять французский.
Vieux MacDonald avait une ferme.
В тот трудный 10-часовой Мексиканский заплыв в 2010 году со мной были Бонни, Тим и его невеста Карен, которая помогала ему со съемкой. Море тогда не на шутку разбушевалось. Вода будто закипала. Судно моталось из стороны в сторону. Мы постоянно рисковали врезаться в рифы. Я мысленно пыталась заставить себя не бояться. В конце концов закат принес нам облегчение. Море живет по своим законам. Когда солнце садилось, мы смогли выдохнуть. Я по-настоящему наслаждалась тем, как золотистый свет разливается по всей водной поверхности. Карен за весь день не сказала ни слова, это был ее первый выезд с нами, и она не хотела вмешиваться. Но почти в самом конце Карен, видя, что я нахожусь в хорошем расположении духа, во время приема пищи задала очень провокационный вопрос: