Девушка помешивала яичницу, когда щёлкнул дверной замок, и послышались шаги.

— Обживаешься? — мужчина покосился на сковороду, — пахнет вкусно.

— Надеюсь, ты не против.

— Нет. Я редко ем дома, но сейчас не откажусь от обеда. Хватит на двоих?

— Да, — Нина выключила газ, — готово.

За столом не разговаривали. Олег задумчиво жевал глазунью с ломтиками картофеля и колбасы, словно впервые вкушал столь простое блюдо. Да, это не «Базиликко» с нежнейшей пастой, но и Ракитина не оканчивала поварских курсов.

— В коридоре я оставил пакеты, — вилкой журналист подцепил последний кусочек, — побывал у тебя, собрал более-менее нормальные вещи. Заодно там коробка с твоей швейной машинкой. Старинная, выдержала падение с комода. Починишь одежду.

Нина подавилась чаем, но откашлялась.

— Спасибо.

— Не за что. Благодарить будешь после.

— Как? — напряглась девушка.

— Успокойся, в постель не затащу. Мог бы, но не хочу. Неинтересно.

Ракитина прокусила губу. В словах прозвучало плохо скрываемое презрение. Так богатый господин отзывается о прислуге, не воспринимая её как равного себе. Да, она человек, но второго сорта. Да, Нина помогает журналисту, но не привлекает его, как женщина. Только сотрудничество, только партнёрские отношения. Провалится Нина, проиграет Олег. Поэтому он возится с ней, как с младшей сестрой.

— Тогда как? — инспектор взяла себя в руки.

— Ну… подаришь мне кое-что, но пока об этом рано говорить. На работу я тебя отвезу, вечером заберу. Так спокойнее. Помнишь о камерах?

— Да.

— Хорошо. Кстати, начальница твоя охала и ахала, но пообещала не вычитать прогулянные часы из зарплаты.

— Как благородно с её стороны, — Нине вспомнилась фраза из кодекса этики сотрудников фонда. Неважно, что думаешь, должен сказать то, что необходимо — таково было главное правило организации. Хоть умри, но выдави улыбку и пожелай клиенту удачного дня. Твои проблемы никому не интересны.

Видно, сегодня все инспекторы следовали кодексу. Обычно хмурые, в этот день госслужащие улыбались каждому плательщику, угощали детей конфетами, предлагали воду пожилым посетителям и помогали спуститься на лифте.

На рабочем месте Нину дожидались бумаги для расшивки в архив и почта. Коллег беда Ракитиной не взволновала, разве что Сидрова вызвала и поинтересовалась, серьёзен ли ущерб, и когда ждать следователя. Сейчас она бы с радостью избавилась от проблемной сотрудницы. Не утихли пересуды о пожаре, как в копилку проблем упало ограбление. Инспектор ловила на себе любопытные взгляды Кащеевой, Малютина и Болтовой, замечала, как они переписываются по внутренней связи и веселятся. Больно громко хихикает Ольга Николаевна, скалит серые от сигаретного дыма зубы Марина, деловито кивает Кирилл. И пусть радуются. Зло возвращается бумерангом. Сегодня потешаются над Ракитиной, завтра она пожмёт плечами и пройдёт мимо.

За два часа Нину потревожил один клиент, остаток времени до перерыва она потратила на разбор документов: зарегистрировала в журнале входящую корреспонденцию, составила две справки, ответила на письмо. Девушка смотрела на цифры, но мысли возвращались к минувшему вечеру. Недели не хватит, чтобы разгрести завалы, но ещё страшнее войти в квартиру. Да, дверь закрыта на замок, но разве это помеха для грабителя? Девушка заходит в спальню, из-за разбитого шкафа выскакивает преступник, приставляет нож к горлу и делает резкий взмах — эта картина заставила сердце инспектора на секунды замереть, после забиться в рваном ритме. К горлу подкатила тошнота…

Схватив кружку, Нина выбежала в коридор. На лестничном пролёте она облокотилась о поручень и принялась пить воду маленькими глотками. Твердила себе не раскисать, не расклеиваться, не хныкать. Не Ракитина ли мечтала о приключениях месяц назад? Жаловалась на скуку и грезила о свершениях? Вот, получила. Так что терпи, преодолевай беды. Поможешь Олегу, а дальше видно будет. Либо останешься здесь, либо уедешь в столицу и начнёшь жизнь с чистого листа. Верь, чёрная полоса вот-вот сменится белой.

— Нина, — по голосу девушка узнала Дашу, — ты как?

— Нормально.

— Обманываешь, — коллега поглаживала её по плечу, — ты дрожишь.

— Холодно.

— Выпьем чаю? Перерыв начался. Заодно согреешься.

Рабочие места в кабинете Сазоновой пустовали. Сотрудницы курили на улице у чёрного выхода, Дарья обычно проводила пятнадцать минут свободы за чаем и кулинарными журналами. Выписывала в тетрадь рецепты тортов и салатов, готовила дома, на следующий день приносила в контейнере и угощала соседок. Инесса Владимировна как-то сказала, что в фонде погиб талантливый шеф-повар.

— Попробуй, — нажав кнопку на чайнике, Даша села в кресло и взяла с тарелки пирожное, — брауни. Классическое, без орехов. Сразу настроение поднимется.

Зазвенели ложки, в чашки упала заварка и спустя минуту закружилась в кипятке.

— Вкусное, пахнет шоколадом, — Нина жевала выпечку и смотрела, как разбухают чаинки. Сморщенные, точно древесная стружка, они раскрывались подобно крохотным зелёным хризантемкам.

— Четыре плитки растопила, — улыбнулась Сазонова, — вечером блонди испеку. Интересно сравнить.

Права Мартынова. Даша бы стала великим кондитером.

— Что случилось? — салфеткой инспектор вытирала губы, — почему все такие дружелюбные? Сколько лет работаю, не видела подобного.

— Утром нас собирали в конференц-зале.

— Снова?

Коллега расчёсывала концы светло-русых волос:

— Да. Кто-то из пенсионеров пожаловался комиссии на грубость девчонок со второго этажа. Так Веснин и компания отыскали сотрудниц, прилюдно отчитали и заставили написать заявление. По собственному желанию.

— Жестоко.

— Ну, дескать, отделение хочет поднять уровень нашей работы, поэтому всех лишних уволят. В смысле, тех, кто не умеет себя вести.

— По одному поступку судить о человеке?

— Бог им судья. Да, ещё приезжие поставили условие: хотя бы одна жалоба, и управление лишится квартальной премии. Пока они не уедут, все будут по струнке ходить, сама понимаешь. То-то лебезят перед клиентами.

В мутном зеркале чая отражалось лицо Нины: бледное, губы сжаты, на щеках желваки. Так выглядит изнурённый болезнью человек.

— Ты точно себя хорошо чувствуешь? Покойники краше.

— Просто устала.

Даша отщипывала кусочки брауни.

— Квартиру твоей бабушки можно привести в порядок? — тихо спросила подруга.

— Только если всё выбросить. По комнатам будто Мамай прошёлся.

— На выходных я могу зайти к тебе и помочь с уборкой.

— Позже, — прерывисто дышала Нина, — я должна чуток успокоиться.

— В конференц-зале Лунько попросила наш отдел задержаться, рассказала о твоей беде, — Даша убрала расчёску в ящик, — предложила собрать денег, но Кащеева и эта новенькая, Болтова, упёрлись. Типа, «мы не так богаты, чтобы отдавать кровно заработанные деньги непонятно кому и на что».

— Интересно. Спасибо за «непонятно кого».

— Забудь о них. Спелись две стервочки, нашли друг друга в океане одиночества. Третий красавец, — она поставила ударение на последний слог, — как сестра-близнец. Мужик, но ведёт себя хуже бабы.

Ракитина улыбнулась.

Даша отвлеклась на экран компьютера.

— Объявление по внутренней связи.

— Важное?

— Для тебя — да, — она покосилась на вернувшихся с перерыва коллег, — в пять комиссия вызывает Инессу Владимировну, после неё идёшь ты.

Ракитина пожала плечами. Даже хорошо, теперь надо размышлять о беседе с приезжими, воспоминания о погроме отойдут на второй план.

В половине шестого Нина сидела за дверьми конференц-зала и ждала, когда её позовут. Вещи в кабинете не оставила, забрала с собой. Куртка, сумка, блокнот и телефон. Пусть неудобно, зато надёжно. В честность соседей Ракитина не верила. Кащеева бы наверняка открыла тумбочку и порвала рисунки. Раздавила бы соперницу, как навозного жука.

Пользуясь свободной минуткой, инспектор рисовала пригрезившуюся во сне драконницу. Пепельные волосы искрятся, точно всполохи молний, глаза серые, как густой туман, сама бледна, точно мраморная статуя, но крылья! Мелкая, словно монетки, чешуя переливается перламутром, а шипастые края — зелёные-зелёные, точно клейкая листва по весне. В самую душу смотрит красавица и смеётся: осмелишься подойти?