Если бы возможно было во всех странах широко поставить дело воспитания и образования в новых школах, гимназиях, университетах, если бы образование и воспитание смогло охватить всех и каждого! Мысль эта заставляет учащенно биться сердце. Сегодня это далекая мечта. Путь к ее осуществлению тернист, и не ему суждено дойти до конца, но его пример, быть может, увлечет других...
Мысль легко уносила его в будущее, но усилием воли он заставлял себя вернуться к повседневным заботам. Бедняки не могут ждать, когда настанет всеобщее благоденствие, им нужна помощь сейчас, немедленно. Думая о крестьянах и ремесленниках, Коменский с горечью видел, что некому было даже выслушать их. Община помогала, но ее возможности были невелики, а богатеи глухи к нуждам бедняков. Нужно сделать так, размышлял Ян Амос, чтобы голос обездоленных был услышан. Но как это сделать?
Коменский много работает. Он пишет «Правила более легкой грамматики», пополняет свою «Сокровищницу чешского языка», делает выписки из сочинений немецкого философа Иоганна Андреэ,[56] который в своих сатирических диалогах высмеивает схоластику и педантизм в школах. Яну Амосу близки педагогические взгляды Андреэ, проникнутые гуманизмом. Андреэ, как и он, считает, что школа зависит от учителя, обучение с семилетнего возраста должно быть всеобщим для детей обоего пола, что женщина должна получать то же образование, что и мужчина, ибо в духовном отношении она равна ему.
Снова перечитывает Ян Амос сочинение немецкого философа «Описание христианского государства». В этом государстве все равны, нет угнетения, всем управляют разум и справедливость. Андреэ видит успех преобразования государства на новых гуманистических началах в правильном воспитании молодежи. Такой вывод следует и из размышлений о природе человека Хуана Луиса Вивеса[57] в его сочинении «Введение к мудрости», где испанский философ-гуманист прославляет разум как высшее начало. Этот труд, как и его другой, «О преподавании наук», в университетские годы был среди самых любимых книг Яна Амоса. Мысли Вивеса о человеке, наделенном от рождения талантом и различными способностями, которые развиваются и совершенствуются путем воспитания, укрепляют его собственные взгляды.
Пройдут годы, и Коменский в «Великой дидактике» и других трудах будет неоднократно обращаться к Андреэ и Вивесу, с уважением и сочувствием цитировать их. Не оттого ли, что они помогли ему в молодости выбрать свой путь? На протяжении всей жизни Коменский никогда не забывал тех, кто одаривал его радостью познания и духовной поддержкой...
По делам общины Ян Амос часто бывает у пшеровского бургомистра. В его доме он знакомится с падчерицей бургомистра Магдалиной Визовской. Ее обаяние и красота производят на Яна Амоса большое впечатление. Девушка умна, образованна. Беседы их с каждым разом становятся все более интересными и желанными для обоих. Магдалина разделяет стремления Яна Амоса. Она сдержанна в проявлении чувств, но в его душе растет надежда. И чем больше он узнает Магдалину, тем яснее раскрывается ее благородный характер — в суждениях о жизни, о людях, в том, что она рассказывает о себе. Ее синие, как бы излучающие свет глаза не умеют лгать. И однажды, набравшись смелости и заглянув в них, Ян Амос прочитал свою судьбу...
В 1618 году епископ Ланецкий соединяет их руки и жизни. В этом же году Коменского переводят в Фульнек, цветущий городок на севере Моравии, священником общины и ректором школы. Полный сил и надежд, едет он туда с молодой женой. Он еще не знает, что император Матвей выбрал своим преемником на чешском престоле и решил короновать Фердинанда Штирийского, яростного врага протестантской Чехии, и что через несколько месяцев этот роковой шаг ввергнет Чехию в пучину кровавой Тридцатилетней войны.[58]
Глава четвертая. БЕДНЯКИ ВЗЫВАЮТ К НЕБУ
Нет на земле места милее Фульнека, расположенного в цветущей долине среди зеленых холмов, лесов и полей, с его звенящими на все голоса веснами, роскошными летними месяцами, прозрачными сине-золотыми осенними днями. Где, как не и Фульнеке, чувствовать себя счастливым? Здесь вместе с Яном Амосом была Магдалина, у них родился сын, крепкий и горластый, внесший в дом столько радости.
Ян Амос чувствует необыкновенный прилив сил. Время словно расширяет свои пределы. Он и не замечал раньше, что оно может быть таким многомерным, совмещать в себе противоречивые свойства: стремительно двигаться и одновременно как бы стоять на месте. Действительно, время летело, утро, казалось, моментально сменялось вечером, но при этом каждый отдельный миг, открывая что-то новое, необычайное, словно застыв, стоял перед ним, чтобы можно было его лучше ощутить, вглядеться. Пожалуй, только одна Магдалина знала обо всех делах и трудах мужа. Непостижимо, как Ян Амос мог справляться со всеми своими многочисленными обязанностями. Проповеди и службы в церкви, школа, дела общины, хлопоты о больных и бедняках — и при этом чтение, работа над несколькими сочинениями. Но Магдалина никогда не видела его раздраженным, у Яна всегда находилось для нее ободряющее слово. Красноречивей всех слов был его взгляд, когда вечером он входил в дом. Этого момента Магдалина ждала целый день. Она чувствовала, что нужна мужу, и была счастлива этим.
В маленьких городах все на виду, и нельзя было не заметить, как с приходом молодого проповедника и учителя многое изменилось. Прежде всего школа. Из нее изгоняются палочная дисциплина, механическая зубрежка. Ян Амос, опираясь на пшеровский опыт, развивает, обогащает новые методы обучения. Еще ближе связывает он уроки с окружающей жизнью и явлениями природы, стремясь научить своих учеников наблюдать, задавать себе вопросы, приходить к определенным выводам. По-прежнему он систематически записывает свои наблюдения над учениками. Предметы, которые преподает молодой учитель, как бы оживают.
...В этот день, как всегда, Ян Амос с улыбкой вошел в класс, приветливо поздоровался с учениками и, обращаясь ко всем сразу, спросил:
— Подумали ли вы над тем, что приносит природе, всему живому и нам, людям, весна?
— Подумали! — раздался ответ.
В этом хоре Ян Амос уловил и неуверенные голоса. Его это не удивило: еще не все смогли преодолеть и застенчивость, и неуверенность в своих силах.
— Наверное, о многом вы хотели бы спросить меня, не так ли? — продолжал он.
Ответ был единодушным, и это обрадовало Яна Амоса, ведь стоит задать хоть один вопрос, вызванный собственными наблюдениями, как он повлечет за собой второй, третий... Самое трудное — ступить на этот путь. И он стремился, как мог, подготовить первый шаг, разбудить у детей природную любознательность, научить их смотреть на обычные явления, к которым они привыкли и потому не замечали, новыми глазами, как бы впервые. Многое мешало этому, — разумеется, и укоренившееся недоверие к учителю, страх перед ним. Терпеливо, не смущаясь неудачами, искал он пути к сердцам своих учеников. Теперь — он это хорошо чувствовал — лед был сломан.
Ян Амос многого ждал от сегодняшнего урока. Отвечая на вопрос, столь широко поставленный, дети должны показать, какие знания они получили, а главное, в какой мере научились мыслить самостоятельно, связывать в единую цепь разнородные явления.
Толкаясь, подзадоривая друг друга, дети высыпали на улицу. Они были разного возраста — от десяти до четырнадцати лет. Его мечта собрать в класс учеников одного возраста пока была неосуществима: на практике это означало бы оставить за бортом школы тех, кто не смог раньше пойти учиться. В первую очередь это бы коснулось детей бедняков. Вот ему и приходилось так строить уроки, чтобы они были понятны всем, давая при этом детям постарше более сложные задания.
