В мае возвращается княгиня Сузана. Она хочет, чтобы прощальное представление состоялось во дворе замка. Коменский и артисты готовятся к нему с особенным волнением — все прекрасно понимают значение этого дня. В распоряжении артистов целый месяц. Они готовят заключительную сцену, где появляется египетский фараон Птоломей со свитой и где в общей беседе говорится об огромном значении Пансофии. Все свободное время отдается репетициям. Но никто не устает, никто не жалуется, ученики готовы работать день и ночь.

Наконец наступает 1 июля. Ясный солнечный день как бы предвещает удачу. Задолго до назначенного часа двор замка заполнен зрителями. Сюда съехались все, кто мог попасть на это представление. Подмостки, заменяющие сцену, установлены почти в центре замкового двора. Ближе к ним сидят вельможи, богатые магнаты, знатные дворяне, затем священники, важные городские чиновники, уважаемые в городе лица, еще дальше — студенты, ученики старших классов. Но вот под центральной аркой крытой галереи появляется княгиня со свитой. Можно начинать... И снова необыкновенный успех, да еще более громкий, нежели прежние! И снова — и на этот раз при благосклонном участии княгини и всего двора — торжественное чествование Коменского...

Когда оно завершается, советники княгини по ее поручению уговаривают Коменского остаться в Венгрии. Но Ян Амос непреклонен. Он считает себя свободным, ибо все последние условия княгини им выполнены. Полная сценическая обработка «Двери языков» закончена, переписана набело для печати и передается княгине, как она и пожелала. Новое сочинение он назвал «Школа — игра, или Живая энциклопедия». Он надеется, говорит Ян Амос, что оно с пользой послужит учащейся молодежи в Венгрии. Перед уходом Коменский просит господ советников послезавтра пожаловать на его прощальную речь...

Выйдя из замка, Коменский оказался во внутреннем дворе. Двор был пуст, слуги успели убрать скамейки, подмести мусор, и только пустые подмостки напоминали о том, что полтора часа назад здесь гремели аплодисменты, раздавались восторженные речи. Все проходит — труды, поражения, праздники, победы... Что же остается? Лишь только то, что живет в сердцах и памяти людей. И тогда содеянное не умирает, а передается от одного к другому и какими-то неведомыми путями переходит к последующим поколениям, воплощается в их стремлениях и делах. Если бы было не так, жизнь человеческая лишилась бы смысла. Культура не могла бы существовать.

Что же оставляет он в Венгрии? Полностью осуществить свой проект пансофической школы ему не удалось: шарош-патакская школа ныне имеет один подготовительный и пять последующих классов вместо семи. И все же школа действует. Остается традиция, ученики, учителя, которые шли за ним, хотя их было и немного. Какую-то искру заронил он и в сердца родителей, чьи дети учились в его школе.

Оказавшись за воротами замка, Коменский пошел не в сторону города, где при школе была его квартира, а налево к реке, которая с трех сторон плавно огибала замок. Ему хотелось побыть одному, проститься с местами, где совершал далекие прогулки, любуясь цветущей природой, напоминавшей Моравию, где встречал крестьян, наблюдал за их работой в поле.

Небольшая быстрая река, берущая начало в горах, сверкала на солнце. Ее чистая голубизна отражала небо, по поверхности медленно скользили тени облаков. Коменский перешел через деревянный мостик и углубился в поле. Тропинка, поднимаясь все выше, привела Яна Амоса на холм. Он оказался в буковой роще, где, сидя под деревом, любил в летние дни читать и писать. Здесь под легким ветерком шелестела листва, и, казалось, ничего в мире не существует, кроме зеленеющих внизу полей, высокого синего неба и солнечных лучей, пробивающихся сквозь листву. Как награду за самоотверженный труд и искреннее желание добра и счастья венгерской земле и народу, живущему на ней, воспринимал Коменский этот дивный день, вместивший в себя торжество его идей, тепло благородных сердец и незабываемые минуты единения с вечной прекрасной природой...

Свои чувства к Венгрии и венгерскому народу Коменский выразил в небольшом трактате «Счастье народа», над которым он работал последнее время. Наброски уже готовы, осталось связать их воедино, снова пройтись пером по всей вещи в целом. Он это сделает уже в Лешно. Он хочет надеяться, что, будучи изданным, трактат окажет воздействие на правителей и мысли, высказанные им, станут достоянием многих государственных и ученых мужей, священников, проповедников, учителей и той просвещенной части дворянства, которая понимает нужды народа и стремится к облегчению его участи. Овладев многими людьми, идеи трактата, может быть, будут оказывать влияние и на ход событий. А Венгрия нуждается в глубоких переменах. Ее плодородные земли почти безлюдны, крестьяне пребывают в оковах рабства, трудятся из-под палки. Они не умеют, да и не хотят, правильно ухаживать за полями, ибо земля принадлежит не им. Господа же не заботятся ни о культуре земледелия, ни о развитии ремесел, ни о воспитании молодежи. Нужда, голод, болезни опустошают этот край, который мог бы быть счастливым. Невежество и эгоизм власть имущих губят многострадальный народ.

Что же необходимо сделать, чтобы наступило всеобщее благополучие? В чем же счастье народа? Размышляя над этим, Ян Амос развивает свои излюбленные идеи о естественном праве народов, о великой силе просвещения. Народ должен быть свободным от рабства и иметь равные права со всеми членами общества. Эти права должны охранять само государство, единые для всех законы. Государство обязано заботиться и об образовании народа, одинаковом для всех, без каких-либо различий.

Опережая свое время, Коменский бесстрашно ставит самые острые социальные и политические проблемы, рассматривая нужды народа во всех сферах — законодательной и правовой, социальной, экономической, религиозной и нравственной. Он мечтает увидеть Венгрию счастливой, процветающей страной и в конце трактата обращается к Георгу II с призывом освободить чешский народ от ига Габсбургов. Трактат, проникнутый демократическими и гуманистическими идеями, становится источником вдохновения для многих поколений.

...Зеленые, усыпанные цветами луга, кое-где колосящиеся поля; чуть дальше то выше, то ниже среди густой листвы виднеются красные крыши, колокольня собора, недалеко от нее три здания, образующие как бы прямоугольник без одной стороны, — там находится школа с аудиториями, актовым залом, библиотекой; школьный двор, общежитие студентов, его квартира. А над городом, омываемые солнечной синевой, высятся зубчатые стены и башни замка из желтого камня, кажущиеся золотистыми под лучами солнца. Сверкающая голубизной лента реки, мягко огибая холм, на котором стоит замок, спускается вниз и скрывается за невысокой грядой, ближние горы со всех сторон замыкают долину, за ними видны другие, уходящие к горизонту и чуть темнеющие на фоне неба... Коменский долго смотрит на город. Легкий ветерок шевелит волосы, освежает лицо.

Прощай, славный Шарош-Патак!

В актовом зале школы произнесена прощальная речь. Вслед за крытой повозкой, сопровождаемый всей школой, многими дворянами, священниками, идет Коменский. За чертой города он останавливается, снова прощается — и так несколько раз, пока не остается несколько студентов, провожающих его далеко за город. Так бывало не раз в его скитаниях: покидая город, где ему приходилось бороться, порой терпеть нужду, обиды, Ян Амос оставлял там и многих верных друзей, частицу своего сердца. Глядя на удаляющиеся фигуры, Коменский испытывает грусть: кончилась целая полоса в его жизни...

По пути в Лешно Коменский делает небольшие остановки в городах. Он мечтает хотя бы немного отдохнуть с дороги, но слава опережает его. Члены магистрата, профессора устраивают торжественные встречи, студенты провожают до дверей гостиницы. Имя его широко известно в Европе, даже обывателям любопытно взглянуть на знаменитого философа, способного — стоит лишь ему захотеть — любого дурака в короткие сроки обучить разным премудростям. В Прешове и Левоче его приветствуют с особенной сердечностью — ведь там в школах занимаются по его методу.