— Эванель! — возмутился Фред. — Он подрабатывает у меня в лавке!

— Я просто хочу сказать, что это тебе не повредит. Ты слегка растерял квалификацию.

— Вообще-то, я сейчас встречаюсь кое с кем с кулинарных курсов, но вы вполне можете на мне попрактиковаться, — заявил Бастер. — Я не возражаю.

Фред смущенно сцепил руки в замок за спиной; вид у него был не слишком радостный.

— Так, значит, вот чем вы занимаетесь перед тем, как приходите в лавку по вечерам, — заметил он, настороженно глядя на Бастера. — Вы сказали, что в дневное время не можете работать по религиозным соображениям.

— Леденцы — моя религия.

Клер повела Эванель к выходу из кухни. Когда они очутились в гостиной, Бэй подошла к окну и стала смотреть на улицу, а Клер устроилась рядом с Эванель на диване. Теперь, когда старушка совсем усохла, ее объемистая сумка, в которой она таскала вещи вроде скрепок, искусственных цветов, красных ленточек и уксуса — словом, всего того, что в подходящий момент можно было кому-нибудь дать, — стала казаться огромной в сравнении с ней, как будто теперь это сумка носила Эванель. Пожилая дама со вздохом поставила сумку и кислородный аппарат на пол.

Казалось, еще на днях она каждое утро бодро прогуливалась по стадиону колледжа, с наслаждением разглядывая мускулистые мужские задницы, после чего неизменно заходила выпить кофе с тортом к Клер в дом Уэверли. Так было до того Года, Когда Все Изменилось, когда Клер встретила Тайлера, Сидни вернулась домой, а Фред переехал жить к Эванель. Клер ни на что не променяла бы свою теперешнюю жизнь, но все же иногда она с тоской вспоминала прежние времена. Тогда все было намного проще и яснее, чем теперь.

— Давай. — Эванель указала на бумажный пакет. — Открой его.

Клер открыла пакет и вытащила оттуда старую кулинарную лопатку с деревянной ручкой.

— Она принадлежала твоей бабушке, — сказала Эванель. — Мэри дала ее мне в одну из своих попыток научить меня готовить. Когда она была помоложе, она не желала создавать себе конкуренцию на кухне, хотя была настолько талантлива, что ей никто и в подметки не годился. Она просто завораживала, правда? Как она наливала, помешивала и шинковала! Это было как музыка. Она даже танцевала под нее, помнишь?

— Помню. — Клер улыбнулась, глядя на лопатку.

— С возрастом она перестала так ревниво относиться к своему искусству и начала делиться тем, что знала. Пожалуй, она была немного тщеславна. Ей хотелось передать кому-то свой дар, чтобы о ней помнили. Но я никогда не любила готовить, так что она стала привечать на кухне тебя и учить понемногу. Позавчера ночью Мэри явилась мне во сне. И я поняла, что должна отдать эту лопатку тебе.

— Спасибо, Эванель. Уверена, она очень мне пригодится, — сказала Клер, хотя и знала, что не пригодится, во всяком случае не сейчас: со всеми этими леденцами ей было просто больше не до чего. — Ты знаешь, я тут недавно думала, а почему бабушка Мэри со своим талантом не пыталась как-то раскрутиться? Почему довольствовалась продажей через заднюю дверь?

— Мэри не пыталась раскрутиться, потому что для этого пришлось бы слишком много работать, — ответила Эванель с улыбкой. — У нее просто не было никакой мотивации. Она любила, когда все давалось ей само собой.

— Значит, она никогда не считала, что должна что-то кому-то доказывать? — спросила Клер.

И подумала: «Не то что я».

Глаза Эванель, увеличенные линзами очков, дважды моргнули, как будто она вдруг что-то внезапно вспомнила.

— Я бы так не сказала. У нее тоже случались моменты неуверенности в себе, особенно после того, как от нее ушел муж.

— Но ее никогда не волновало, что о ней думают окружающие, — возразила Клер. — Она была уверена в своих силах, так?

Эванель покачала головой:

— Она слишком много переживала о том, что о ней думают окружающие. Потому в конце концов и превратилась в такую домоседку.

Клер ходила вокруг да около того, что ей на самом деле хотелось спросить: дар Мэри был реальным? Не мороком, который она наводила на местных жителей, чтобы заставить их считать, будто она способна влиять на их чувства при помощи цветов из ее сада? Не чем-то таким, что она намеренно предпочитала держать в тени, чтобы ее секрет мог оставаться секретом?

Но Клер так и не задала этот вопрос. Он прозвучал бы глупо и мог бы даже обидеть Эванель или Бэй, которые принадлежали к числу самых одаренных людей, которых она знала. Разумеется, таланты Уэверли были реальны. Во всяком случае, таланты этих двоих.

Эванель посмотрела на Бэй, чей силуэт темнел на фоне окна.

— Бэй, как поживает твоя мама? Я все никак не соберусь записаться к ней на перманент.

Эванель кокетливо взбила свои седые кудряшки.

Бэй с улыбкой обернулась к пожилой даме:

— У нее все в порядке.

— В субботу вечером Бэй ходила на свою первую хеллоуинскую дискотеку, — сказала Клер. — Нарядившись бабушкой Мэри. Она надела одно из старых бабушкиных платьев с пикника фей. Мы нашли старые фотографии. Бэй, не сбегаешь за ними?

Бэй молча вышла из комнаты и двинулась по лестнице на второй этаж.

— Что с ней такое? — своим громким шепотом, который на самом деле совсем не походил на шепот, поинтересовалась Эванель, наклонившись к Клер.

Та обернулась, чтобы убедиться, что Бэй уже поднялась, и только потом ответила:

— Она влюблена, а ее мама этим недовольна.

— Но почему?

— Потому что это Джош Мэттисон.

— Ого! — воскликнула Эванель. — Он красавчик, да. Но для нее это очень некстати. Мэттисоны с Уэверли никогда не были хорошей комбинацией.

— Знаю, — печальным тоном отозвалась Клер.

Тут спустилась Бэй с коробкой из-под обуви. Коробку она отдала Клер, а сама вернулась к окну.

— А я их помню, — заявила Эванель, когда они с Клер принялись просматривать содержимое коробки. — Ваша бабушка была такая хорошенькая. Все эти мужчины были без ума от нее. Это квартиранты. У нее был лист ожидания длиной в милю.

При виде одной фотографии Эванель заколебалась. Вытащила ее и поднесла к глазам.

— О, Карл. Не думала, что когда-нибудь еще его увижу.

— Кто он такой?

Эванель прищелкнула вставными зубами:

— Он твой дед. А ты разве не знала? Мэри выставила его, когда была беременна вашей мамой, изменщика несчастного. После этого она уже никогда больше не была прежней. Он ее изменил.

— Изменил ее? Как?

Клер взяла снимок из рук Эванель и взглянула на него. Карл стоял у калитки, ведущей в сад. У его ног лежали яблоки, как будто яблоня забрасывала его ими. На лице его играла улыбка, руки он прятал в карманах полосатого костюма. Вид у него был щегольский и слегка самодовольный. Сколько раз за эти годы Клер видела эту фотографию, вечно натыкаясь на коробку в поисках чего-то другого, она и сказать не могла.

— Таким, как мы с тобой, этого никогда не понять, — отозвалась Эванель. — Мы с первого взгляда влюбились в своих суженых. А женщины с разбитыми сердцами, они изменяются.

Эванель сделала несколько глубоких вдохов из шланга, который висел у нее под носом. Лицо ее приняло слегка встревоженное выражение, как в последнее время бывало с ней всегда, когда она полагала, что уже слишком долго находится вне дома и у нее может закончиться запас кислорода.

— Мне пора домой. Фред? — дребезжащим голосом позвала она.

Тот в несколько шагов очутился в гостиной, как будто поджидал где-то поблизости.

— Я здесь.

— Ну как, этот парнишка научил тебя чему-нибудь дельному? — поинтересовалась Эванель, поднимаясь с дивана.

Фред забрал у нее сумку с кислородным аппаратом.

— Эванель, я на сорок лет его старше.

— Я просто хочу сказать, что тебе нужна практика.

Клер отложила фотографии и лопатку в сторону, и они с Фредом повели пожилую даму к выходу. Воздух, когда они вышли на крыльцо, был терпким и прохладным, как лаймовое мороженое. Все трое остановились, точно кто-то хорошенько их тряханул, чтобы взбодрить.

— Холодает, — заметила Эванель, кутаясь в свое мохнатое черное пальто. — Скоро ударят первые заморозки.