Вдруг у Сидни зазвонил мобильник, и она вздрогнула от неожиданности. Подскочив к кофейному столику, она нажала кнопку «Ответить».

— Алло?

— Сидни? Это Таллула Янг, мама Фина. Я сейчас у школы вместе с Фином. Бэй здесь нет. Фин сказал, ее обещал подвезти кто-то другой. Вы в курсе?

— Нет, — ответила Сидни, и тут входная дверь открылась, — но она только что вошла в дом.

— С ней все в порядке? Фин сказал, на дискотеке случилась драка.

При виде дочери Сидни едва не хватил удар. Все платье у нее было в крови.

— Она не настоящая, — произнесла Бэй торопливо. — Кровь не настоящая. Она от костюма.

— Она в полном порядке, — сказала Сидни в трубку, не сводя глаз с Бэй. — Как Фин?

— С ним все хорошо. Но он испортил мою лучшую простыню. Придется вычесть ее из его карманных денег.

— Ну ма-а-ам, ну я же извинился, — послышался в трубке голос Фина, прежде чем его мать успела закончить разговор.

Может, Янги и были самыми сильными мужчинами в городе, но видели бы вы их матерей.

— С ума сойти, я понятия не имела, что ты будешь меня дожидаться, — сказала Бэй, занимая оборонительную позицию еще прежде, чем Сидни успела произнести хотя бы слово, что немедленно навело Сидни на мысль, что ее дочь что-то скрывает. Не дождавшись от матери никакого ответа, Бэй потянула за подол платья. — Это не настоящая кровь. Она даже пахнет кукурузным сиропом. Понюхай.

— Не собираюсь я его нюхать, — отрезала Сидни. — Я хочу знать, каким образом она на тебя попала.

— Я помогла подняться одному парню, который упал. Он был в костюме зомби. Вот и все.

— Вот и все? Ты так перепачкалась, всего лишь помогая ему подняться?

— Да! Я с ним не тискалась, если тебя это интересует! И вообще ничего плохого не делала. Я просто помогла одному парню, который ввязался в драку.

— Джошу, — произнесла Сидни ровным тоном. — Ты помогла Джошу Мэттисону.

Лицо Бэй в этот момент надо было видеть.

— Откуда ты узнала? Фин проболтался своей маме?

— Нет. Я только что видела, как ты выходила из машины Джоша.

— Ты подглядывала в окно? — возмутилась Бэй. Сидни вновь прибегла к тактике молчания. — Он предложил подвезти меня домой. Все было исключительно платонически. Он не превышал скорость. Мы оба были пристегнуты. За всю дорогу он мне и пары слов не сказал.

— Джош Мэттисон.

— Да, мама, Джош Мэттисон.

С упавшим сердцем Сидни вспомнила, как Клер в разговоре с ней обмолвилась: Бэй пару раз упоминала какого-то мальчика.

— Ох, Бэй, это же не он, нет?

— Что значит — не он?

— Тетя Клер сказала, что тебе нравится один мальчик. Это же не Джош, нет?

Вид у Бэй сделался оскорбленный.

— А если и он, то что? Чем таким Джош Мэттисон тебе не угодил?

Сидни закусила губу, не зная, с чего начать.

— Почему ты ждешь, что я что-то буду тебе рассказывать, когда сама не рассказываешь мне вообще ничего?

— Бэй прошла мимо нее и двинулась вверх по лестнице.

Сидни пошла следом.

Комната Бэй была самой первой от лестницы. Стены ее были выкрашены в светло-серый цвет, который после захода солнца превращался в переливчато-сизый, как будто за день комната впитывала в себя всю теплоту солнечных лучей и по ночам лучилась ею. Свет Бэй зажигать не стала. Переступив в темноте через раскиданные по полу туфли и книги, она выдернула из волос увядшие цветы и побросала их на ковер.

Потом сняла платье бабушки Мэри и с несчастным видом посмотрела на него.

Сидни протянула руку. Бэй подошла к ней и подала платье.

Сбросив ботильоны, она забралась в постель прямо в рейтузах, которые надела под легкое платье для тепла.

Сидни молча стояла на пороге.

— Ты с ним встречаешься? — спросила она наконец.

— Нет. Я ему не нравлюсь. — Бэй перевернулась на бок, спиной к Сидни. — Он меня даже не знает, — прошептала она, и Сидни вдруг поняла, что ее дочь плачет.

Все началось, как часто бывает, с мальчика. В старших классах Сидни расцвела. И ей это нравилось. Очень нравилось. И ей так отчаянно хотелось сохранить это, что она почти перестала общаться со своими родными. Почти не бывала дома. Бабушка Мэри понимала, что значит быть в центре внимания, и потому позволяла младшей внучке купаться в нем. И не просто позволяла. Иногда Сидни даже казалось, что бабушка ее подталкивает. «Иди развлекайся. Я помню, как это замечательно».

Сидни была королевой бала, и ей завидовали: ее красоте, ее умению управляться с волосами, но главным образом тому, что в нее влюбился самый популярный мальчик в школе. Сидни и Хантер-Джон Мэттисон были неразлучны, к немалому огорчению Эммы Кларк, которая любила Хантера-Джона всю жизнь и рассчитывала в конечном счете выйти за него замуж. Нужно было только терпеливо ждать. Она, как и все остальные, отлично знала, что никакого продолжения у этой истории не будет и быть не может. Хантер-Джон мог крутить романы с Уэверли, только пока он учится в школе. Как только он окончит школу, начнется реальная жизнь — жизнь, в которой все Мэттисоны-сыновья делали исключительно то, чего ждали от них их отцы.

В реальной жизни Мэттисоны не женились на Уэверли.

Тогда Сидни этого не понимала. Она считала, что у них с Хантером-Джоном любовь до гроба. Когда они окончили школу, никакого предупреждения она не получила. Он порвал с ней абсолютно неожиданно, оставив ее совершенно оглушенной, с сердцем, съежившимся до размеров горошины, и с ненавистью к этому городишке, которая росла и крепла, пока в конце концов не начала просачиваться сквозь ее кожу, оставляя на простынях синеватые чешуйки гнева, когда по утрам Сидни поднималась с постели.

Бэй не знала точно, почему именно Сидни уехала из Бэскома. Она не подозревала о том, что ее мать бежала отсюда, потому что один из Мэттисонов разбил ей сердце, и она решила поступить точно так же, как когда-то поступила ее собственная мать: уехать из этого дурацкого городишки и ото всех, кто в нем жил. Иной раз Сидни задавалась вопросом: а если бы Хантер-Джон не обошелся с ней таким образом, осталась бы она здесь или нет? Скорее всего, нет. Но она, по крайней мере, уезжала бы с сердцем чуть большим и с душой чуть более счастливой, которые, возможно, никогда не привлекли бы людей, подобных отцу Бэй, в ее жизнь. Как знать, быть может, из-за неуверенности в себе она и не могла уйти от мужчины, который ее избивал? Точного ответа на этот вопрос не мог дать никто.

Хотя, конечно, все эти вопросы теперь были чисто умозрительными. Все случилось так, как должно было случиться, ведь иначе у нее не было бы Бэй. И Генри тоже. Генри, который вновь появился в ее жизни после того, как она вернулась в город, хотя они были знакомы с детства. Генри, который смотрел, как она встречается с Хантером-Джоном, будучи сам влюблен в нее по уши, не в силах помешать ей отдать свое сердце другому.

Будь она проклята, если позволит еще одному Мэттисону разбить сердце еще одной Уэверли, а уж тем более ее родной дочери. Джош не был таким самовлюбленным гордецом, как его отец, но его мягкий характер означал лишь, что он будет делать то, что ему велят. Он будет работать в семейном бизнесе вместе с отцом, точно так же как когда-то тот.

Сидни не знала, какие чувства испытывает Джош к ее дочери в данный момент, зато знала, как просто влюбиться в человека, который уже влюблен в тебя. Это немного сродни тому, чтобы влюбиться в себя самого. Сидни была достаточно честна с собой, чтобы отдавать себе отчет: именно так и произошло с ней и Генри. Он полюбил ее задолго до того, как она полюбила его в ответ. А Бэй была необыкновенной девушкой. Прекрасной, доброй, загадочной. Если Джош начнет общаться с ней, он неминуемо в нее влюбится. Сидни знала это с железобетонной уверенностью.

Так что решение было совершенно очевидно: нужно ни в коем случае этого не допустить.

В понедельник после уроков Бэй сидела на бежевых каменных ступенях главного учебного корпуса и делала домашнее задание в ожидании вечерних автобусов, тех самых, которые развозили по домам ребят из Дальних Далей. Это были ученики, жившие в самых отдаленных районах их школьного округа. Они были гораздо более тихими, чем все прочие. Их жизнь не была расписана по минутам. По сути, бо́льшую ее часть они проводили в автобусе. Бэй обычно сходила одной из первых, на Пендленд-стрит. По правде говоря, она вполне могла бы добираться туда и пешком, как и делала иногда, когда ей хотелось пройтись, не так уж это было далеко. Но ей требовался предлог находиться здесь: ведь именно тут она в своей записке обещала Джошу ждать его каждый день. А сдаться значило бы признать, что она ошибалась, хотя сейчас она сама понимала: это так.