— Судя по всему, Эм не ходит на гимнастику. И на балет тоже.

— Погоди, — отстранилась от него Клер. — Ты что, до сих пор ни разу ее не видел?

— Так, поиграть в давно женатую парочку вы можете как-нибудь в другой раз, — подала голос Сидни. — Дискотека уже через два часа!

Бэй фыркнула:

— Как будто вы с папой ведете себя по-другому!

— У меня такое чувство, как будто я соревнуюсь со стариной Генри! Иди-ка сюда, — сказал Тайлер и, ухватив Клер, перегнул ее в пояснице назад и театрально поцеловал.

— Я вас умоляю, — заявила Бэй. — Не на глазах же у детей.

Она развернулась и направилась в гостевую комнату, для пущего эффекта закатив глаза. Сегодня ей еще меньше, чем когда-либо, хотелось видеть, как действует любовь, когда двое испытывают друг к другу одни и те же чувства.

Клер с Сидни двинулись следом за ней. Шкаф в гостевой комнате был такой крохотный, что в нем мог поместиться всего один человек, поэтому Клер стала по одной вытаскивать коробки, а Сидни с Бэй открывали их, в то время как Мария прыгала на кровати, радуясь возможности побыть с ними. Они обнаружили древнее постельное белье, коробку с растрескавшимися от старости кожаными сумочками, свечи, которые подтаяли и намертво слиплись в один большой ком, и кошачью подстилку. Платьев не было.

— Осталась самая последняя коробка, — сообщила Клер из шкафа. — Они должны быть там. Иначе я не знаю, где они могут быть.

— Ничего страшного, — сказала Бэй, поднимая руку, чтобы почесать голову, которая саднила и зудела. — Я все равно не слишком хочу идти в костюме.

— Не смей трогать волосы, — предупредила ее мать, и Бэй поспешно отдернула руку.

— Она застряла. Погодите, я почти ее вытащила!

Клер потянула коробку из шкафа, задев головой о низкую полку. От удара содержимое полки подскочило, оттуда вывалилась коробка из-под обуви, из которой по всему полу рассыпались фотографии.

Бэй бросилась на помощь Клер:

— Ты не ушиблась?

— Стой! — перехватила ее Сидни. — Ты испортишь прическу!

Бэй раздраженно всплеснула руками:

— Мне кажется, ты извела на меня тринадцать баллончиков лака. Моя прическа будет держаться лет десять!

Клер появилась из шкафа, в одной руке держа картонную коробку, а второй потирая ушибленную макушку. При виде разбросанных фотографий она немедленно поставила коробку на пол и опустилась на корточки. Рот у нее округлился от удивления.

— Ой, это же фотографии бабушки Мэри! Я про них и забыла!

Сидни присела рядом с Клер и принялась помогать ей собирать снимки. На одном ее взгляд задержался.

— Эй, Клер, погляди-ка сюда. Это, видимо, тот самый пикник в костюмах фей, про который мне рассказывала бабушка Мэри.

Клер наклонилась посмотреть.

— Наверное. Бабушка Мэри рассказывала тебе о тех временах гораздо больше, чем мне.

Теперь Клер с Сидни стояли плечом к плечу; именно этот образ Бэй всегда представляла себе, думая о них двоих и о том, как близки они между собой, — такое впечатление, одна всегда знала, что у другой в карманах.

— Почему бабушка Мэри рассказывала тебе больше, чем Клер? — полюбопытствовала Бэй.

Клер вскинула на нее глаза:

— Потому что твоя мама была хорошенькой и популярной в точности как бабушка Мэри в молодости.

Бэй почувствовала, как ее картина мира слегка сместилась. Так бывает, когда ты считаешь, что стоишь на последней ступеньке лестницы, а оказывается, что под ней есть еще одна.

— Ты была популярной? — Бэй уставилась на Сидни.

Та засмеялась:

— А что тебя так удивляет?

— Но ты же Уэверли?

— Это никак друг с другом не связано, — сказала Сидни, глядя на фото. — У бабушки Мэри было множество поклонников в молодости, до того как она вышла замуж, до того как она стала старой… и странной.

— До того, как у нее началась агорафобия, — поправила Клер, сложив фотографии назад и вернувшись к той самой, последней коробке из шкафа. Подняв крышку, она тут же рассмеялась от удивления. — Мы находим что угодно, только не платья. Смотрите, тут еще один из ее кухонных дневников. Она рассовала их по всему дому. Как-то раз я нашла один внутри матраса.

Клер вынула тонкую черную тетрадь с надписью «Кухонный дневник Уэверли» на обложке, как и на всех остальных ее дневниках. Однако под этим заголовком было написано еще слово «Карл».

— И сколько всего дневников ты уже нашла? — поинтересовалась Сидни.

— Больше сотни.

Клер открыла тетрадь и озадаченно вскинула брови.

— Что там такое?

— Вы только поглядите, — сказала Клер. — Она вымарала все страницы до единой.

Каждая строка каждой страницы была жирно зачеркнута ручкой, так что ничего разобрать было совершенно невозможно.

Сидни покачала головой:

— Странная она была женщина. Вечно писала что-то в этих дневниках. Прямо как одержимая.

— Она справлялась как могла, — отозвалась Клер, листая дневник. — Я в последнее время часто о ней думаю. Ей наверняка было не так-то просто нас растить.

— Ты все время упускаешь то обстоятельство, что мама привезла нас сюда и прожила тут почти шесть лет, а только потом снова уехала, — напомнила ей Сидни.

— Но все равно заботилась о нас бабушка Мэри.

— Пока мама была здесь, она заботилась о нас. Эванель сказала, бабушке Мэри понадобился почти год, чтобы привыкнуть к тому, что она снова не одна в доме. Она практически ни с кем из нас не разговаривала. — Сидни взмахнула рукой, как будто этот спор был чем-то привычным. — Но ты никогда не помнишь таких вещей.

Клер, казалось, задумалась, потом сказала:

— Ну, когда мама уехала, о нас заботилась бабушка Мэри.

— Когда она уехала, Клер, о нас заботилась ты.

— Нет, бабушка Мэри, — возразила Клер. — Она заказывала для нас еду и одежду. И стирала наше белье.

— Все это делала ты. Когда мама уехала, тебе было двенадцать. Я помню, как меня бесили вещи, которые ты для меня выбирала. Бо́льшую часть начальной школы ты одевала меня в серые платья и черные свитеры, как старушку какую-нибудь.

— Нет, это неправда… — Клер запнулась. — Погоди, выходит, все-таки правда?

Сидни, фыркнув, покачала головой:

— Ох уж эта мне твоя альтернативная история.

Слушая, как они пикируются, Бэй вдруг начала понимать, сколько всего она не знает о сестрах Уэверли, об их истории, об их жизни до того, как они стали одной командой, какой Бэй их знала. Обе они всегда оберегали ее, поэтому никогда толком ничего не рассказывали. Но с другой стороны, Бэй никогда ни о чем их и не спрашивала, и теперь вопросы просто роились у нее в голове. Какой на самом деле была их бабушка Мэри? Почему она в молодости была одним человеком, а с возрастом стала совершенно иным? Почему она растила дочек собственной дочери? Почему Лорелея уехала?

Клер с неохотой отложила дневник в сторону и вновь заглянула в коробку. Вытащив оттуда несколько листков пожелтевшей от времени папиросной бумаги, она воскликнула:

— Ура! А вот и платье. — Она извлекла из коробки нечто настолько тонкое и воздушное, что казалось, оно было сделано из прозрачного пергамента. Клер поднесла платье к носу. — От него даже пахнет ее мылом.

Сидни отложила фотографию с пикника фей и взяла платье в руки.

— Бабушкино серое мыло с дымком! Как же оно мне нравилось! — Сидни поднялась и приложила платье к плечам Бэй. — Самое то, что нужно для садовой нимфы.

Бэй взглянула на платье, пробежала по подолу пальцами. Оно в самом деле было идеальным. Приглушенного цвета морской волны, с полупрозрачным многослойным лифом из бежевого тюля, мягкими складками ниспадавшего вокруг шеи. По бокам потускневшими от времени блестками был вышит цветочный узор, а чуть пониже бедер платье перехватывал шелковый кушак.

— Она тут как раз в этом платье, — заметила Сидни, наклоняясь, чтобы поднять фотографию с пикника фей.

В качестве стола на снимке была приспособлена старая дверь, уложенная на козлы, а сиденьями служили не то три пня, не то три толстых чурбака, накрытые квадратными подушками. Вокруг стола сидели шестеро мужчин, но взгляды их были устремлены не в камеру, а на красивую молодую женщину с длинными темными волосами, доходившими ей почти до талии, которая стояла в торце. Она улыбалась, протянув вперед руки в приветственном жесте, как будто приглашала всех в свой мир. Яблоня, смутно различимая на заднем плане, тянула к ней ветку, словно тоже хотела быть запечатленной на снимке вместе с ней.