— Почему вы не переедете жить в Москву? Это сразу сняло бы с вас многие подозрения.

— Куда, отец протопресвитер?

— Купите комнату или дачу!

— На какие средства?

— Вы уже год как служите. Неужели не накопили средств? Другие батюшки через полгода покупают жилье. У всех ваших священников, с которыми вы служите, есть дачи.

— Но они находятся на доходах…

— А вы?

— Я получаю за каждую службу по десять рублей.

— Почему? Патриарх вас назначил на штатное место дьякона. С первого же дня вы должны были получать свою долю. Разве вы ее не получали?

— Нет.

— Я немедленно распоряжусь, чтобы вас перевели на доход. Прежние денежки уже не вернуть, но теперь вы будете получать свое.

— Спасибо вам, отец протопресвитер, но у меня будет к вам покорнейшая просьба: переведите меня на другое место! Пусть оно будет хуже. Я не могу быть в прежних отношениях с моими обидчиками. Ведь ни за что, ни про что оклеветали.

— Я все понял, — сменив гнев на милость, сказал протопресвитер. — Теперь мне ясно: они хотели вас убрать, чтобы по-прежнему делить кружку с вашей долей. Это не первый их донос. Они и на настоятеля своего пишут без конца. Там такая публика подобралась. Руки все не доходят до них. А вас, конечно, надо скорее посвящать во священники. Обещаю: первое свободное место в Москве — ваше. Но пока придется потерпеть, послужить с ними…

На прощание протопресвитер размашисто благословил Андрея.

— Дорогой отец дьякон, можно вас поздравить с назначением? — елейным голосом спросил отец Кирилл, как только Андрей появился в храме.

Не зная содержания письма, Андрей мог бы подумать, что отец Кирилл лучший его благожелатель.

— Назначение будет, — сухо ответил Андрей, — а пока могу вас обрадовать: меня перевели на кружку!

Лицо отца Кирилла стало похожим на лицо городничего, когда тот узнал, что к нему едет ревизор. Видимо, он ожидал всего, но только не этого.

— Очень приятно, — произнес священник, заставив себя улыбнуться. — А у вас есть на это документ?

— Отец протопресвитер мне ничего не дал. Он сказал, что с самого начала меня зачислили к вам в штат.

— Все слова, слова, слова… — пропел отец Кирилл, обрадовавшись. — Пока не предъявите документа, денег мы вам не дадим. Знаете: дружба дружбой, а табачок врозь.

— Что же, мне снова идти к отцу протопресвитеру?

— Делайте, что хотите. Вообще-то я вам это делать не советую. Я старый священник и знаю, как отец протопресвитер смотрит на эти вещи. Он терпеть не может корыстолюбия в молодых священнослужителях. Он простит вам любой грех, но не этот. Потерпите еще немного. Скоро вас сделают священником, вы уйдете от нас, и все будет тихо-мирно. Нехорошо идти против причта.

— Я не гнался и не гонюсь за деньгами. Не ради них я стал дьяконом. Но вы сами виноваты: не надо было писать ваше подлое письмо.

— О каком письме вы говорите, отец дьякон? — с невинным видом спросил отец Кирилл.

— О том, что написано и подписано лично вами и всеми нашими священниками.

— Никакого письма мы не писали, — не моргнув глазом, сказал священник.

— Как вам не стыдно лгать! Я сам держал в руках это письмо.

— Это не я писал, а отец Петр, — соврал отец Кирилл.

— Допустим, хоть это и не так. Но вы его подписали.

— Ну и что ж! Это мое право!

— А лгать тоже ваше право?

— Вы забываетесь, отец дьякон! Перед вами не мальчишка, а старый священник, — отбросив от себя стул и хлопнув дверью так, что задрожали стекла, крикнул отец Кирилл.

Подошло воскресенье — день дележки братской кружки. Священники и не подумали рассчитаться с Андреем. Тогда он зашел к настоятелю и рассказал ему о своем разговоре с протопресвитером. Настоятель имел сконфуженный вид.

— Ничего не могу поделать со своими батюшками, — попытался оправдаться он. — Я им давно говорю: введем отца дьякона в штат, а они — ни и какую!

Оправдание выглядело слишком наивным. Настоятель также скрывал от Андрея указ патриарха.

В понедельник Андрей позвонил протопресвитеру и доложил, что причт не желает выполнять его указаний.

В телефонной трубке послышался голос:

— В воскресенье вы получите свою долю, не беспокойтесь.

Действительно, в следующее воскресенье после дележа кружки, на который Андрея так и не пригласили, отец Кирилл, уходя домой, швырнул дьякону пачку денег:

— Получай, Иуда!

Андрей посчитал деньги и — ахнул. В пачке было пятьсот рублей! Пятьсот вместо тридцати, которые он получал еженедельно прежде. Дележ его доли, оказывается, прибавлял каждому священнику примерно четыреста рублей в месяц.

Решение отца протопресвитера вызвало ненависть священников к Андрею. Теперь с дьяконом никто слова не молвил. Лишь по воскресеньям пастыри божий бросали ему деньги. Требовалось огромное напряжение воли, чтобы не только служить в такой обстановке, но и искренне молиться за службой.

Андрею стоило больших усилий не сообщать о случившемся жене. Он решил этого не делать: Маша ждала ребенка, и Андрей не хотел ее расстраивать. Он только рассказал ей, что ему прибавили жалованье и им будет теперь легче жить, а через некоторое время они смогут приобрести жилье поближе к Москве.

— Милый, — нежно сказала она, — как будет хорошо! Ты сможешь ночевать дома, мы будем всегда вместе.

— Ты не жалеешь, что вышла за меня замуж?

— Что ты, дорогой! Я с гобой счастлива, слишком счастлива. Мне по временам кажется, что я не заслужила такого счастья, что оно недолго и вдруг случится что-нибудь…

Андрей возразил ей:

— Молчи! Все будет хорошо. Скоро я буду священником.

— А ты счастлив?

— С тобой — очень!

— А службой своей доволен?

— Да и нет.

— Почему?

— Служить в церкви мне нравится, а вот с коллегами…

— Не век тебе служить в этом храме — переведут в другой…

— Боюсь, что и там будет не все ладно.

— Экий ты у меня неуживчивый, — пожурила его Маша. — Надо со всеми ладить.

— Понимаешь, Маша, ладить я умею. Но бывает так, когда ладить — значит идти против совести.

— Ты от меня что-то скрываешь!

— Трудно мне, Маша.

— Да что с тобой сегодня?

— Служба в церкви не просто служба: отбыл свое и ушел. Это дело всей жизни. Не понимаю тех людей, которые так себе, не то священники, не то нет. По должности он священник, а по жизни нет. Я не могу и не хочу быть таким. Уж либо я служу церкви, либо нет.

— Но ведь ты служишь…

— Не то я встретил, что ожидал: не церковь, а лавочка какая-то… Деньги мы с людей собираем, и большие, а разве мы души их спасаем, разве мы об этом думаем, разве мы этим заняты?

— А чем же?

— Внешность все это, видимость одна. Далеки мы от истинного христианства, как небо от земли.

— Кто тебе мешает жить, как совесть подсказывает?

— Попробуй! Нужно всю церковь перевернуть, чтобы жила она так, как Христос учил. Мне одному это не под силу, а бог молчит, не вмешивается. Скажи, Маша, почему? Может, его и нет? Может, выдумка все это?

— Ты сегодня не в себе! Отдохни. Никому таких слов не говори, а то выгонят тебя нз церкви, не видать тогда нам с тобой ничего. Будь, как все, — вот мой совет.

…Прошло несколько месяцев. Андрея посвятили во священники и назначили служить в кладбищенскую церковь. С материальной стороны это было выгодное назначение: кладбищенские церкви были одними из самых богатых. Молодые супруги смогли купить в пригороде Москвы комнату в частном доме. Жизнь их стала более нормальной. Для полного семейного счастья не хватало только ребенка. Но и он должен был вскоре появиться: Маше оставался месяц до родов.

Наступило рождество. Вернувшись домой от всенощной, Андрей застал жену за последними приготовлениями к празднику.

— Опять ты меня не слушаешься, Маша, — пожурил ее муж. — Зачем ты утруждаешь себя?

— Я ничего особенного не делала, — оправдывалась она. — Нельзя же тебя оставить без праздника? Ты и так у меня никуда не ходишь. Надо, чтобы дома тебе было приятно.