Я глубоко дышала, глядя на то, как то исчезает, то появляется его лицо. Несмотря на это меня сковало волнение, позволяя шевелиться только глазам. Стоило мне моргнуть, как наваждение исчезло. Музыка сменилась, и закончившая танцевать подруга стала пробираться ко мне. Она улыбалась так радостно, что меня на мгновение даже посетило сомнение. Когда разделявшее нас расстояние стало не больше шага, одновременно произошли две вещи. Зал наводнили яростные крики, и я краем уловила то, что Изида вытащила из книги огромный тесак, такого черного цвета, что он, казалось, поглощал свет. Мэри расправила скрытый под пышными юбками хлыст, а Вилента бросилась к сундуку.

Но это не могло меня отвлечь от вида занесенного костяного кинжала, испещренного рунами. Я почувствовала несколько легких быстрых прикосновений к своей руки, но даже не заметила момент, как маленькая мышка стала большим мглистым зверем, минуя человеческую форму. Азалия, не ожидавшая такого, стала пятиться, ее лицо исказил страх, такой же гротескный, как был на масках стражников. Но это не могло ей помочь, оборотень повалил суккубу одним прыжком и с рычанием отгрыз голову, которая, отделившись от тела, стала выглядеть так, будто и вправду была сделана из фарфора.

Битва в зале закончилась также быстро. Перешагнув через мертвое тело, я подошла к Перитасу, Джек, не меняя обличия, следовал за мной.

- Много их было?

- Она успела протащить десятерых, - он выглядел так серьезно,  будто не танцевал несколько мгновений назад. – И только трое из них были настоящими тенями, остальные суккубы.

Изида, все еще державшая в руке тесак, размером с нее саму, огляделась по сторонам и сунула оружие обратно в книгу. В зале воцарилась тишина, в которой тихий голос Терпеливого был отчетливо слышен.

- Я же говорил, что это было слишком просто, - мсье Чизано выглядел так, будто смертельно устал быть правым. – Это только начало.

Оставшись одна, я собралась сделать то, что давно планировала и вернулась в свою комнату, разрушенная кровать в которой превращала всю комнату в царство разрухи и бедствий. Для того, чтобы исполнить задуманное нужно было достаточно мужества, но я готовилась к этому слишком долго, чтобы отступить.

Я слышала, что от боли человек может откусить себе язык или сжать зубы так сильно, что они потрескаются. Поэтому я отломила небольшую дощечку от кровати, положив ее рядом с ножом, который остался здесь с моего последнего посещения. Рядом с ними лег белый пиджак. От рубашки я аккуратно отпорола рукав и обметала срезы ткани. Одежда, добытая в комнате с пророчеством, мне нравилась, и я хотела сохранить ее как можно дольше. Темно-синюю ткань рукавов я распорола, получив несколько полосок полотна. В ванной комнате я хорошенько почистила нож и рассмотрела его. Широкое лезвие плохо подходило для задуманного, но куда лучше Звездного света. А другого оружия у меня с собой не было. Последним штрихом стала тяжелая кровать, которую я, кряхтя, пододвинула к двери, чтобы не дать той отрыться без моего ведома.

Пока я совершала приготовления, решимость моя начала понемногу таять, но волевое усилие заставило ее жить до конца.  Я присела на пол, подстраховавшись на случая падения в обморок. Подумав, я также решила снять белые брюки, чтобы случайно не запачкать их кровью. Когда все было готово, я уселась и разложила перед собой нужные инструменты: дощечку, нож и полоски ткани.

Плечо, повернутое так, чтобы перед глазами представала вся татуировка, оказывалось в неудобном положении, но и с этим пришлось смириться. Можно было бы попросить о помощи Джека или Перитаса, но я желала совершить задуманное самостоятельно от начала и до конца. Приведя мысли в порядок, я сунула дощечку между зубов и, не медля, сделала неглубокий надрез. От боли на глаза навернулись слезы, меня сразу бросило в жар и сердце вновь стало колотиться о ребра, как бешеное. Но за несколько лет тренировок с мечом, я привыкла терпеть боль.

Я сделала еще один надрез, на этот раз не церемонясь, будто нарезая сыр. Тихий вскрик вырвался из горла сам собой, приглушенный лишь деревяшкой. Я глубоко вздохнула и, не давая себе времени обдумать полоснула ножом еще раз, вскрикивая от нового приступа боли. И еще, и еще, и еще. Кровь стекала  по руке на ногу, а с нее на пол. С ножа тоже капала кровь. Обычная красная кровь. Свободной трясущейся рукой я оттерла слезы с глаз и посмотрела на дело рук своих. Срезанная кожа кровоточила, пульсировала и ужасно саднила.

На ватных ногах я поплелась в ванную, и опустила израненное плечо под струю холодной воды, когда раздался громкий стук и крики оборотня.

- Арьянэт!

Я собиралась пойти открыть, чтобы у Джека не было повода для беспокойства, но прохладная вода давала небольшое облегчение, тем самым удерживая рядом с собой. Я держала руку под краном, глядя, как стекающие с ладони ручейки светлеют, становясь бледно розовыми. От блаженства меня отвлек жуткий треск, с которым сломалась дверь в комнату, и ворвавшееся рычание. До меня не сразу дошло, что происходит, и я замерла, держа руку под водой.

Дверь в ванну вылетела с петель от того, с какой силой ее открыли, и упала мне под ноги, едва не отдавив их.  За пустым проемом возвышался большой лесной медведь, слишком широкий, чтобы попасть внутрь. Его черные глаза сверкали бешенством. Мы замерли друг напротив друга, глядя друг другу в глаза. Через несколько мгновений он вернул себе человеческое обличье.

- Джек ты меня напугал.

- Откуда кровь? – он метнул взгляд на красную лужицу на полу.

- Да так, мелочи.

Я вернулась, шлепая босыми ногами, и перевязала руку отрезанными от рубашки лоскутами. Оборотень уже закутался в плед и неверяще смотрел на мое плечо.

- Зачем ты это сделала?

Вместо ответа я приблизилась к нему и поцеловала в губы.

На следующее утро меня мерным стуком в дверь разбудил Терпеливый. Я наспех вытащила из шкафа чистую одежду и, кое-как облачившись в нее, открыла дверь.

- Доброе утро.

- Доброе утро, мисс Желтосветная. Мы, наконец, нашли Вам учителя, и я подумал, что вы были бы рады увидеть его сразу по приезду.

- Янэт, - от этого голоса у меня на глаза навернулись слезы.

Встретившись взглядом с родными голубыми глазами, я, чтобы не утонуть в нахлынувшей нежности, кинулась обниматься.

- Папа.