- Арьянэт, время здесь идет довольно быстро, по сравнению со многими остальными мирами, но такими темпами ты даже здесь не успеешь.

Мне было стыдно, но я никак не могла перебороть этот страх, что один неверный или слишком свирепый удар прервет жизнь моего учителя. Ведь несмотря на то, что он был великолепным фехтовальщиком, все же годы брали свое.

- Хорошо, - он  закатил серые глаза, глядя на мое виноватое лицо, и стал снимать куртку. Повесив ее на крючок, он закатал правый рукав рубашки и положил руку на стол. – Давай.

От таких действий я могла лишь недоумевать, что и проделывала с завидным мастерством. Перитас вздохнул.

- Попробуй отрубить мне руку, не томи. Ну же!

От таких слов я чуть не выронила меч.

- Так ты уже, наконец, убедишься и дело с концом.

Я медленно подошла, волоча острие меча по каменному полу, отчего тот высекал голубые искры. Во мне боролись противоречия. С одной стороны я боялась, того, что возможно увижу, как его широкая мозолистая ладонь отлетает вместе с частью предплечья, с другой – понимала, что это нужно сделать,  чтобы продолжать обучение. Взгляд привычно скользнул к возвращенному мне браслету с вставленным в него сапфиром. Оказалось, что эта вещица была, не только призвана вернуть меня домой, но и сдерживать мои способности до тех пор, пока не найдется подходящий учитель. Я занесла меч, сделав легкое движение запястьем, отчего клинок описал сверкающую серебряную дугу, и сосредоточилась на жилистой руке, лежавшей передо мной. Лишь один глубокий вдох понадобился мне,  чтобы решиться. Мгновение, и Перитас ойкнул, потирая ушибленную руку.

- Теперь, ты поверила? – спросил учитель, пока надевал куртку.

- Да.

В душе у меня разливалась приятная решимость.

- Тогда начнем.

И мы начали тренировку. Но теперь я уже не сдерживала себя и не пыталась церемониться. Я видела по лицу Перитаса, что отражать мои удары дается ему теперь без прежней легкости. Он продолжал отступать до тех пор, пока я не выдохлась. Но, когда это произошло, отступать пришлось мне. Некоторое время мне удавалось уверенно парировать удары, но руки уже начинали трястись. Учитель, однако, и не думал останавливаться. Я продолжала отбиваться, каким-то образом находя в себе силы раз за разом поднимать обессилившие руки. Но, когда я уже собиралась сдаться и попросить пощады, открылось второе дыхание.

Вдолбленные за все время обучения приемы получались как бы сами собой, а ноги и корпус двигались без моего мыслительного участия. Прошло достаточно много времени, пока мы бились на равных. Под этим я подразумеваю не то, что уровень моего мастерства ни с того ни с сего стал дотягивать до уровня Перитаса, а то, что количество нападающих ударов и блоков было примерно одинаковым у обоих. Почувствовав, что учитель поддается и понизил натиск, я разозлилась и с криком сделала серию рубящих ударов, стараясь загнать своего противника в угол. Стоило мне поверить, что у меня это получилось впервые за два года, как учитель неожиданным резким движением подался в бок и мгновение ока приставил лезвие к моей шее.

- Умерла, - голос его против обыкновения был довольным.

Вечером мы сидели за резным деревянным столом, ножки которого изображали дриад. Лица духов дерева были печальны, их тонкие руки, поросшие листьями, обвивали ножки стола, будто желали их уберечь. Я в первый же раз отметила эту поразительно реалистичную работу мастера и идею, которую он в нее вложил. Дриады, по преданиям, жившие до тех пор, пока живо их дерево, остались при нем даже тогда, когда его срубили.

Я держала в руках кружку ароматного обжигающе горячего чая, в последнее время у меня вошло в привычку пить его по несколько раз на дню, а чем горячее был напиток, тем лучше. Джек сидел рядом, понуро опустив голову вниз.

- Снова ничего? – я участливо взяла его за руку.

Оборотень целыми днями просиживал штаны за книгами в обширной библиотеке, которая обнаружилась в доме. Он был одержим идеей найти что-то, что поможет нам в обещанной битве. И с каждым днем все больше становился хмурым. Когда Джеку надоедали бесплодные ковыряния в книгах, он приходил посмотреть, как я тренируюсь, что несколько воодушевляло меня. При виде моих успехов, в его глазах загорались веселые искорки. Постоянно оттачивать технику, единственное, что я могла сделать, чтобы поднять его настроение.

- Да, все сведения о тенях, что мне удалось найти очень разрозненные. В одних говорится, что они не могут существовать без света, а в других, что только во тьме и обитают, - он в отчаянии заломил руки. – Я бесполезен.

С этими словами Перитас зашел в гостиную и сел за стол.

- В форме любого опасного зверя, ты дерешься лучше нас обоих. Уже поэтому ты не бесполезен. А если принять в расчет, что ты можешь скинуть шкуру убитого зверя с себя и вновь обернуться, увеличивает твою полезность многократно.

Оборотень хмыкнул, но было видно, что ему этого недостаточно. Что ж, так продолжалось изо дня в день и мучило меня безмерно. Я уже знала, что поделать с этим ничего не смогу, потому решила немного отвлечься разговором с учителем.

- Могу я спросить?

- Конечно, - он сложил домиком руки, на которых было по шесть пальцев. Их вид напоминал мне о прошлой жизни и оказывал успокаивающее действие.

- Почему ты ждал два года, чтобы дать мне попробовать отрубить тебе руку?

Как я и надеялась, Джек стал заинтересованно прислушиваться.

- Потому что боялся, что ты мне ее отрубишь, - говоря это, Перитас имел такой вид, будто я спрашиваю об очевидном.

- А почему сегодня перестал бояться?  -  я вопросительно приподняла бровь.

- А я и не переставал, - он улыбнулся, но сразу посерьезнел. - Только вот, если бы ты, наконец, не стала учиться во всю силу, моя рука все равно мне бы скоро стала без надобности.

Ложась спать, я думала о том, что прошедший день был особенным. Я переступила черту, что долгое время тормозила мое развитие, и даже Перитас расщедрился на похвалу. Конечно, эта похвала была обращена к Джеку, но все же. Стоило мне уснуть, как пред глазами предстала наша первая встреча. Оказалось, что я успела забыть, как все было, и будто заново проживала события минувших дней.

Оборотень лежал на голом камне, припорошенном снегом, его обнаженное смуглое тело было прикрыто моим жилетом, как набедренной повязкой. Его глаза были обращены в небо, но взгляд – в себя. Глубокий голос, которым он рассказывал свою историю, умиротворял даже во сне. От трепета, с каким он рассказывал о Четырехпалом Гарте и Роберионе Великолепном, мое сердце готово было пуститься в пляс.  Проснулась я со слезами на глазах – мне не хватало того веселого Джека, каким он был прежде.

Движимая воспоминаниями, я залезла в шкаф и достала оттуда рюкзак, с которым когда-то давно, а на деле всего лишь два с лишним года назад, отправилась в путешествие по мирам. В нем были сложены оставшиеся от похода предметы и та одежда, в которой мы прибыли в Логово. Я выпотрошила его до основания, рассматривая каждый предмет, когда наткнулась на помятый листок пергамента.

«История о драконе Малцкозндзаре».

«И родила богиня мир, и был тот мир в яйце. Единственное, что могло разбудить новорожденный мир ото сна – тепло его отца-дракона. И явился дракон по зову ее и высидел мир, в котором поселились они на долгое время».

Это был отрывок из книги, которую подарил мне Хокен. Листок выглядел вырванным, что только укоренило меня в предположении, что он выпал из потрепанной книги и сохранился на дне рюкзака. Мне невольно вспомнилась та история. Она имела полное название «Смерть дракона Малцкозндзара от руки великого рыцаря Пересвета Лучезарного, свершившего сей подвиг во имя прекрасной принцессы Андеи, первой носительницы своего имени». При прочтении такого названия, создается впечатление, что в книге будет воспета доблесть и отвага рыцаря Пересвета, но стоит углубиться в историю, как понимаешь, что дела обстоят совершенно иначе.

Оказалось, что рыцарь был безмерно и при том беспочвенно влюблен в принцессу Андею, которая была мила и обходительна со всеми гостями своими короля отца. Изыскивая способ признаться принцессе в любви, он сначала обратился к испытанным временем методам. Прокравшись ночью сквозь замковый сад, Пересвет запел серенаду под окном, которое по его предположению должно было принадлежать юной принцессе. Место оказалось выбрано ошибочно, ведь те окна принадлежали кронпринцу, а тот, к сожалению, рвение рыцаря не оценил и спустил собак на нарушителя спокойствия.