«…за сотни тысяч лет — по другую сторону тепла…»

* * *

Драко сидел, поджав ноги и прислонившись к стене, подставив лицо колючим, хлестким, как пощечины, снежинкам. Эта терраса оставалась единственным местом, где он мог побыть один — не то чтобы он часто этого хотел, но временами становилось невмоготу от попыток обратить на себя внимание парочки призраков, поселившихся в доме.

Наверное, не стоило принимать все так близко к сердцу, но Драко отдал бы сейчас что угодно только за то, чтобы застать темноволосого парня одного — почему-то это казалось ему очень важным. Он ходил за ними постоянно, и всегда они были вдвоем — ели, смеялись, спали, читали, иногда — пили вино из хрустальных бокалов или серебряных кубков, валяясь на ковре у камина или сидя перед ним, обнявшись. У них были странные глаза, у этих призраков, и только это мешало Драко однажды вспылить и разогнать их.

На дне их глаз всегда таилась настороженность и затравленность. Может быть, они что-то предчувствуют? — недоумевал Драко. Может, они знают, что их жизнь — не вечна, что их все равно разлучат? Может быть.

А, может, им просто мешаю я? Нет, это вряд ли — они никогда не прогоняют меня, никогда не просят оставить их одних… Хотя — со мной они вообще никогда не разговаривают, разве что друг с другом…

Он поежился — скорее, потому, что затекла спина, чем от мороза. Драко давно уже не чувствовал разницы между теплом и холодом — он всегда ощущал окружающую температуру одинаково, примерно — как раздетый человек зимой на улице. Потому и сидел спокойно — раздетый, зимой и на улице — не замечая, что мерзнет. Холод стал для него чем-то непринципиальным. Превратился в отсутствующее понятие.

Однажды утром он спустился в гостиную и, глядя на знакомых до мельчайших оттенков мимики призраков, понял, что не может вспомнить, как их зовут. И долго не мог решить — это важно или на это можно не обращать внимания? Их имена? Что, вообще, такое — имя, если ты и так знаешь, что этот человек что-то значит для тебя? Что-то очень важное?

С этого дня он стал настойчиво пытаться заговорить с темноволосым парнем в очках. Однажды он даже набрался смелости и прикоснулся к его плечу… и тут же обнаружил, что смотрит в пустоту, а призрак сидит на полу за его спиной, уткнувшись в книгу, пропуская между пальцев светлые волосы своего любовника, лежащего рядом, и тихо переговариваясь с ним.

Драко так оторопел тогда, что несколько дней не решался вообще подходить к ним.

А потом стал просто говорить. Обо всем подряд, садясь как можно ближе, заглядывая ему в лицо, впиваясь взглядом в изгиб его губ, в морщинки в уголках глаз, в четкую линию подбородка, в смуглый лоб, прикрытый непослушными, но такими мягкими — Драко был уверен, что знает это наверняка — волосами.

К ним хотелось прильнуть, зарыться носом, вдохнуть их терпкий, горьковатый запах, от которого так невыносимо кружилась голова… запах, рождающий видения — в них Драко было тепло, а после наваливалась странная, оглушительная головная боль, и рев ветра в ушах на время становился нестерпимым, выдирая из души все, что в ней оставалось живого. После этого Малфой подолгу сидел в углу, сжавшись и обхватив колени, глядя в пустоту бессмысленным взглядом. И некоторое время призраки не появлялись.

А потом он понимал, что снова начинает по ним скучать, и они приходили, садясь рядом, смеясь и болтая обо всем подряд, и Драко оттаивал, глядя на них, и снова пытался подойти к темноволосому очкарику, гадая, какого черта он так притягателен, почему так сложно просто находиться рядом с ним, не протягивая к нему руку, даже зная, что по правилам игры к нему лучше не прикасаться — если не хочешь, чтобы он исчез.

У парня в очках был очень странный шрам на лбу — изломанный, в виде молнии, и Драко чувствовал, как внутри что-то отзывается беспомощной горечью, когда он смотрит на этот странный след то ли удара, то ли еще какой травмы. Он так цеплялся теперь за каждую возникающую в нем эмоцию, что стал подолгу вглядываться в этот шрам, временами борясь с желанием протянуть руку, отодвинуть со лба мешающую прядь волос… и тут же одергивая себя — прикасаться нельзя. Только смотреть.

Потом это стало не на шутку возмущать. Драко не помнил, почему, но абсолютно точно знал — это неправильно, он имеет право на большее, чем просто наблюдать за этим человеком. В какой-то момент ему даже казалось, что он вообще имеет какие-то права на всего этого человека… на его внимание, его руки, его ласки. Он, а не блондин, который всегда ошивается рядом и притягивает к себе все взгляды этого восхитительного парня.

И тогда блондин исчез.

Просто однажды, выйдя утром из спальни, где всю ночь, как и всегда, впрочем, призраки занимались любовью рядом с ним — обнаженные, горячие, юные и сильные — Драко застал брюнета сидящим на полу у камина. На нем были потертые джинсы и светлая футболка, между колен лежала книга, он машинально накручивал на палец свои вечно растрепанные волосы, и он был — один.

Обалдев от невозможного счастья, Драко кинулся к нему, шлепнувшись с размаху рядом на колени, и тот впервые поднял голову, глядя куда-то сквозь него. Это было почти счастьем — осознавать, что этот парень рядом, что, возможно, когда-нибудь он даже заговорит с тобой, но даже если и нет — он рядом, он здесь, он близко. Что-то было в этой мысли такое, от чего замирало сердце и начинали дрожать руки, что-то очень важное… правда, Драко никак не мог вспомнить, что именно.

— Кто ты? — спросил он его. — Как тебя зовут?

Брюнет вздохнул и грустно, почти нежно усмехнулся, взмахнув невозможно пушистыми ресницами. А потом опустил голову и снова уткнулся в книгу.

Драко улегся на ковер и с тоской уставился в потолок, закинув руки за голову.

— Ты мне нужен, — заявил он.

— Зачем? — с интересом спросил кто-то, и, повернув голову, Драко с удивлением обнаружил сидящего в кресле смутно знакомого человека в черном, с пронзительными горящими глазами.

— Я вас не знаю, — подумав, сообщил он. — Уходите.

— А того, с кем сейчас разговаривал, знаешь? — спросил странный человек.

Драко надолго задумался. От человека исходили удушливые волны интереса и тревоги, это нервировало.

— Не помню, — честно признался Драко. — Но, видите ли, он здесь живет. А вы — нет.

— Я — нет, — спокойно ответил человек. — Драко, когда ты в последний раз что-нибудь ел?

Вопрос вызвал смутное раздражение.

— Как вы меня назвали? — уточнил он. — Драко? Это мое имя?

Человек молчал, глядя на него своими странными глазами.

— Уходите, — буркнул Драко, вставая. — Вы нам мешаете. При вас он никогда со мной не заговорит.

И вышел на террасу, надеясь по возвращении обнаружить, что в гостиной нет никого, кроме темноволосого парня со шрамом на лбу.

* * *

Бесконечно долгие полутемные дни, припорошенные колючим снегом, пронизанные ветром, завывающим по всему дому — Драко регулярно забывал закрывать окна, поскольку давно уже не чувствовал холода — тянулись так, словно превратились в одну неразрывную вечность. Когда-то они были наполнены ожиданием, болью, отчаянием и беспомощным одиночеством. Потом стали пустыми и безжизненными, с одной необъяснимой целью-ориентиром — Драко пытался заставить своего домашнего призрака заговорить, уже не вспоминая о том, что раньше их было двое, и они вызывали куда больше эмоций.

Странный человек в черной одежде исчез, хотя некоторое время Малфою казалось, будто он видит его — еще одно бестелесное привидение, слоняющееся по комнатам и буквально наступающее ему на пятки. Прошло несколько отрезков времени, для исчисления которых уже не хватало понятий — и этот человек окончательно пропал, оставив в память о себе скрипучий голос и временами появляющийся в воздухе горьковатый запах какой-то химии.

Темноволосый призрак в забавных круглых очках теперь почти все время проводил рядом с Драко, молча сидя на полу, обхватив колени и задумчиво покусывая нижнюю губу. Его присутствие было последним и единственным, что вызывало боль, а боль была последним чувством Драко, и для него давно уже не осталось ничего важного, кроме как — видеть смуглый точеный профиль, обрамленный гривой непослушных волос, и говорить, не слыша собственных слов.