Вот какими были пауки. Даже самые приятные из них.

Это общественное мнение повлияло на обитателей Мойпрофильного леса. Они стали злыми и замкнутыми. Поначалу они были просто злыми тварями, но однажды один паук вернулся из дальних путешествий с кипой социалистических брошюр и так называемых основополагающих работ[31], после чего вся коммуна превратилась в политизированное сообщество. Пауки перестали быть злыми тварями и превратились в радикально воинствующих левых[32]. Они остро осознали социальные антипаучьи предубеждения и идеологическую угнетенность трудящихся пауков во всем Верхнем Средиземье, где их считали ненавистными изгоями и проявляли к ним ярко выраженную реакционную диктатуру фашизма. А почему? Почему, я вас спрашиваю? Позвольте указать вам, товарищи, истинную причину подобной ситуации! Пауки представляют собой архетип пролетариев, неутомимых тружеников, чей труд эксплуатируется каждым человеком — будь то контроль числа паразитов, плетение или текстильная промышленность. Я не ошибусь, если назову такое отношение ползучим империализмом той клики, которая сейчас стоит у власти. И, конечно, товарищи, паукам давно пора сформировать свою партию и выразить протест на площадях и улицах! Пауки всех стран, объединяйтесь! Нам нечего терять, кроме своих липких нитей!

Когда Бинго понял серьезность своего положения, он возблагодарил судьбу за то, что его правая рука осталась не связанной. Однако долгие и безуспешные попытки выпутать левую руку привели лишь к двум сломанным ногтям. Нити оказались слишком крепкими и липкими. Он осмотрелся по сторонам. Его свободная рука могла дотянуться только до нескольких веточек и листьев.

Бинго решил, что пора начинать разговор об условиях освобождения из плена.

— Эй! — позвал он. — Алло! Прошу прощения!

Один из жирных пауков прервал процесс суетливого бега и придвинул блестящую морду к лицу соддита.

— Да?

— О огромный и сильный паук, — сказал Бинго, пустив лишь небольшого «петуха» дрожащим голосом, — могу ли я обратиться с краткой речью к вашему великому и грозному монарху? К королю или королеве, я, увы, не знаю... К тому правителю, который ведет ваш народ к процветанию. Если только вы не против, сэр.

То был абсолютно неправильный способ обращения к пауку-пролетарию. Насекомое уставилось на соддита большими красными глазами. Бинго мог видеть в них собственное лицо, искаженное выпуклой поверхностью. Он как бы смотрел на себя, глядящего на него, и это было очень странно.

Затем паук заговорил:

— Во-первых, твое допущение, что я мужчина, очень спорно. Вполне очевидно, что такое предположение о моей половой принадлежности основано на гипертрофированном маскулинизме и фаллоэгоцентрических предрассудках мужской человеческой особи. Совершенно случайно ты оказался прав. Я действительно самец. Но мой пол не может быть приемлемым аргументом в нашем политическом споре.

Бинго не успел отследить ход его мыслей и на всякий случай согласился:

— Да! Конечно!

— Во-вторых, — продолжил паук, — твое нелепое заявление демонстрирует абсолютно неверную гипотезу о том, что наш коллектив иерархически управляется каким-то фашистом-диктатором или монархом. Я мог бы счесть твои слова за оскорбление, не будь они настолько явным архаическим пережитком упраздненной идеологии. Подобные идеи в постсовременной истории вызывают у нас лишь иронию.

Бинго попытался переварить эти фразы, но они застряли в его уме, как сырое яйцо, проглоченное вместе со скорлупой.

— Действительно, — сказал он неопределенным тоном.

Тем не менее паук нисколько не смягчился и даже, наоборот, рассердился еще больше.

— Как это типично для узколобых, тощих, империалистически настроенных и невежественных врагов восьминогого трудового класса! — резюмировал он.

Насекомое презрительно фыркнуло и скрылось в листве.

— Куда он убежал? — спросил Фрили.

— К своему вождю, — ответил Бинго. — Думаю, нам нужно провести переговоры и обсудить условия освобождения.

Однако прошел час, за ним — другой, и соддит понял, что пауки решили оставить их висящими на ветке до тех пор, пока они не умрут.

— Тебе не кажется, что они планируют съесть нас живыми или мертвыми? — спросил он у Фрили.

— Если только они не собираются использовать наши тела как праздничные украшения, — ответил гном.

Бинго задумался.

— Мори! — позвал он. — Мори! Мы должны докричаться до Гэндефа. Он может вызвать магические чары и спасти нас из плена.

— Твой оптимизм, приятель, тронул мое сердце, — отозвался гном. — Хотя он абсолютно неуместный. Ладно, парень, я попробую.

Колдун спал. Бинго просто не понимал, как старик мог дрыхнуть в такой критический момент. Тем не менее он спал. Мори кричал что было сил, однако в уши колдуна не проникало ни звука.

— А я что говорил! — в конце концов пожаловался гном. — Он глух, как мяч для регби.

— Минутку, — сказал Бинго.

Вытянув свободную руку, он ухватился за тонкую ветвь. Затем, напрягая мышцы и переставляя пальцы все дальше и дальше по ветви, он отклонился от вертикальной оси, разжал руку, качнулся по дуге и пролетел в нескольких дюймах от свисавшего кокона Фрили. Импульс маятника потащил его связанное тело назад. Бинго потел от страха и усилий, но раскачивался снова и снова. Когда отклонение от оси достигло примерно сорока градусов, он перешел к активной фазе действий. На этот раз во время полета соддит столкнулся с Фрили — да так, что из легких вышибло дух. Фрили охнул от удивления, ткнулся в Фэйлина, тот — в Она, затем пришла очередь Торри, Гофура и Мори. Внезапно Гэндеф, находившийся на дальнем конце линии, взлетел в воздух.

— Эй! — крикнул он, проснувшись от толчка.

Старик долетел до верхней точки траектории, завис на секунду и помчался назад. Серия столкновений промежуточных коконов привела к тому, что Бинго вновь оказался подброшенным в воздух.

— Быстрее, Гэндеф! — пискнул он. — Помоги нам! Сделай что-нибудь!

Взмах вверх, краткая пауза, полет вниз и удар. Через миг он услышал восторженный голос колдуна:

— Вот это здорово! И-и-е-эх! Ю-ху!

Полет вверх, краткая пауза, стремительное скольжение вниз и удар. На третьем взлете отчаянный крик Бинго привлек внимание пауков. Они проворно пробежали по натянутым нитям и забрались на ветвь, чтобы остановить раскачивание коконов.

— Что вы делаете? — возмутились они, схватив Бинго и Гэндефа мощными передними ногами. — Прекратите немедленно! Висите спокойно!

— Мы требуем переговоров с властями, — писклявым голосом заявил им соддит. — Иначе у вас появятся большие проблемы! Один из нас великий колдун. Он наложит на вас чары! Лучше отпустите нас, а то пожалеете!

Большие красные глаза ближайшего насекомого не позволяли судить о произведенном впечатлении. Осмотрев пленников, паук строго спросил:

— Кто из вас колдун?

Тут Гэндеф окончательно проснулся и заголосил:

— Что за дела? К чему вся эта суматоха? Почему вы не даете колдуну немного вздремнуть?

— Гэндеф! — крикнул Бинго. — Сделай что-нибудь!

— Слуховые чары! — завопили гномы.

— Почему я не могу пошевелить руками? — угрюмо спросил колдун. — Что вы все там шепчете? Это какая-то игра в глухонемых?

Вокруг колдуна собралось несколько пауков.

— Ага! — сказал Гэндеф, нацелив на одного из них строгий взгляд. — Это ты, Мори?

Сердце соддита екнуло.

— Что бы я хотел к обеду? — задумчиво спросил колдун. — Пирог, наверное. Пирог с печенкой. А на десерт вишневый пудинг. Чтобы сэкономить время, принеси мне печеночно-вишневый пирог.

— Так-так, — сказал один из пауков. — Значит, это ваш колдун? Мне кажется, он немного слеповат. И глуховат одновременно.

— Совсем чуть-чуть, — согласился Мори. — Но вам лучше не сердить его. Поверьте мне на слово.

Насекомое кивнуло и, забравшись на верхнюю ветвь, обратилось к пленникам с речью: