Валериан Александрович Зубов был во всём достоин своего старшего брата Платона, последнего фаворита немки на русском престоле. Изуверствующий интриган, нагло пользующийся женской слабостью стареющей императрицы, он обладал колоссальной властью при полной государственной, военной и административной бездарности. Платон был генерал-губернатором Новороссии, командовал всем Черноморским флотом, который, по словам Суворова, «изгноил и людей выморил». От императрицы он получил огромные поместья с десятками тысяч крестьян, титул князя и все, какие существовали, ордена. Платон Зубов был апофеозом всего постельно-разудалого царствования Екатерины Второй, которое, используя колоссальную талантливость народа, пировало направо и налево, воспеваемое шайкой холуйствующих околотронных витий, бездарных и сластолюбивых. Именно это царствование заложило в России воровское хозяйничанье нескольких огосударствленных банд, бездарных дворянских шаек. Они проживали, прогуливали и разворовывали империю почти полтора столетия потом. Горше всего, что вместе с Зубовым-младшим, когда лопнуло величие братца его, разгрому самодура императора Павла подверглась огромная масса военных, так или иначе с ним связанных. Он скончался в 1804 году, будучи женатым на графине Потоцкой, которая после смерти Валериана не преминула выйти за графа Уварова.
Не полагайся на имущества твои
и не говори: «станет на жизнь мою».
Не следуй влечению души твоей и крепости твоей,
чтобы ходить в похотях сердца твоего,
и не говори: «кто властен в делах моих?»,
ибо Господь непременно отмстит за дерзость твою.
В долгом походе на шестнадцать месяцев к Дербенту и Шемахе полк Николая Раевского участвовал достойно. Он отменно показал себя при взятии Дербента. Боевое мастерство полка и командира были знатно вознаграждены. По взятии Дербента на одном из транспортных судов прибыла к мужу и Софья Алексеевна. Встреча была неожиданной и растрогала молодого полковника до глубины души. А сослуживцев она даже несколько удивила, эта смелость молодой отважной женщины, которая уже знала непредсказуемую жестокость как персидских воинов, так и потерпевших от них горцев, которые с лёгкостью дружбу меняют на вражду, вражду на дружбу. Особенно же здесь среда эта опасна для женщин, которых горцы за человека не считают.
Если хочешь приобрести друга, приобретай его по испытании,
и не скоро вверяйся ему.
Бывает друг в нужное для него время,
и не останется с тобою в день скорби твоей...
Поход получился странный. К отправленным в Закавказье ранее восьми тысячам генерала Гудовича пришло ещё тридцать пять тысяч Зубова. С такой армией пройти Кавказ, Персию и до Тибета выглядело детской наивностью. Вообще смешно было говорить о Тибете, как добраться до которого в России почти никто не знал, да и где он находится, вообще мало кто представлял себе. Армию начала косить какая-то странная лихорадка. Никому не знакомые болезни навалились на конный состав. С кем шла война, понять было трудно: персы это или местные «татары». Татарами называли в русских полках всех кавказцев. Привыкшие воевать с кем угодно и за что угодно, лишь бы пограбить, горцы порою относились к русским, пришедшим защищать их, враждебнее, чем к персам. Хозяйственная часть полка приходила в расстройство. Среди причин расстройства главною была одна — воровство. Воровали всё, что только можно продать, и воровали все, кто мог хотя бы что-то украсть. С какого конца приниматься за искоренение зла этого, было не ясно. Казалось порою, что все связаны в чудовищной машине расхищения армии так, что никого нет возможности тронуть. В Нижегородском полку порядка было побольше и воровство не косило всё подряд. По этой причине полк Раевского вызывал у многих раздражение, и на Раевского порой показывали пальцем, считая его кем-то вроде отщепенца,
Дело крайне осложнялось боевой обстановкой. По сути дела, война шла и с персами, и со всем остальным горским населением, которое, пользуясь удобным случаем, воевало и друг с другом, сводя счёты за давние, чуть ли не тысячелетней давности обиды. Крайняя злопамятность местного населения столетиями осложняла и собственную их жизнь и дела всех, кто с ними вступал в любые отношения. Да ещё эти бесконечные ночные набеги, засады, ночные, дневные и вечерние. Казалось, что горцы только ждут, чтобы кого-то поймать, захватить и продать кому-нибудь подороже. Так случилось и с командой нижегородцев, на которую была устроена засада, не просто засада персиян, их провели чеченцы и замаскировали под видом просто горских жителей аула. Те напали на команду ночью, врасплох, проведённые потайными тропами. Потери получились большие. Хорошо, никто не попал в руки ни персиян, ни местных наводчиков. Опасны особенно местные. Персы просто уводили с собою пленных, потом их продавали на невольничьих рынках, но чеченцы любили издеваться над пленными, насиловали нередко... Война шла всюду, всюду грозили смерть или плен. Когда же задевали горцев, те поднимали страшный плач, как бы ни в чём не виноватые.
Здесь, под стенами Дербента, у Раевского родилась дочь. Лишения походной жизни осложнили беременность и роды, которые наступили преждевременно. Однополчанин премьер-майор Пётр Петрович фон дер Пален принимал роды. Софья Алексеевна, ослабевшая от неустроенностей боевых обстоятельств, рожала тяжело. Но девочка родилась здоровенькая и спокойная. Принимая дочь от столь неожиданного акушера, измученная Софья Алексеевна улыбнулась и тихо произнесла:
— Дай вам Бог, Пётр Петрович, успешной и благополучной службы.
— Таковые пожелания от доброго сердца, коим вы, Софья Алексеевна, перед всеми отличаетесь, Бог не может не услышать, — поклонился фон дер Пален почтительно.
И пожелания роженицы действительно были услышаны, майор прошёл удачно по своей службе, как, видимо, и хотела роженица. Со временем Пётр Петрович стал генералом от кавалерии, стал графом и генерал-инспектором всей кавалерии. А попадая в высокие и достойные руки, новорождённый как бы принимает частицу той благодетельности, которой носителем являет себя восприемник.
Дочь для отца — тайная постоянная забота,
и попечение о ней отгоняет сон:
в юности её — как бы не отцвела,
а в замужестве — как бы не опротивела,
в девстве — как бы не осквернилась
и не сделалась беременною в отцовском доме,
в замужестве — чтобы не нарушила супружеской верности
и в сожительстве с мужем не осталась бесплодною.
Над бесстыдною дочерью усиль надзор,
чтобы она не сделала тебя посмешищем для врагов,
притчею в городе и упрёком в народе
и не осрамила тебя перед обществом.
5
Дитя таинственных предгорий страны Прометея и прочих демонов, смутивших впоследствии одного из величайших поэтов России, дитя, чьё рождение было овеяно героизмом матери и отзвуками сражений, исполненных коварств и ненависти, которую воспринял в пропахшие порохом и конским потом руки боевой генерал, имело достойную судьбу.
Говоря о ней, можно было бы начать с того, что на двадцать четвёртом году жизни она отдала руку и сердце боевому другу отца своего, бывшего начальником штаба его при взятии Парижа. Генерал-майор и флигель-адъютант императора, один из самых блестящих военачальников того времени, включённый в первую десятку лучших генералов империи, один из руководителей «Союза благоденствия», уволенный за это со службы в 1826 году, но не испытавший горечи ссылки. Он воевал с Наполеоном всюду, где мог и куда его посылала Россия. По решению союзного командования, двенадцать часов штурмовавший Париж под командованием будущего тестя генерала Раевского, он в марте 1814 года написал текст капитуляции двум оборонявшим столицу Франции маршалам Наполеона и подписал его. До 1816 года он во Франции во главе седьмого пехотного корпуса, прославленного под Смоленском, Бородином, Малоярославцем, Лейпцигом именем будущего тестя. Он был в среде наиболее одарённых генералов и офицеров, которых сразу же после войны железной лапой начало душить петербургское чиновничество. Командуя в Кишинёве пехотной дивизией, он вступил в «Союз благоденствия», предполагая освободить престол от смертельной хватки чиновников путём учреждения конституционной монархии. В 1822 году был отстранён от командования дивизией. Само направление в Кишинёв командиром дивизии уже было своего рода ссылкой. Орлов отошёл от связей с будущими декабристами, когда узнал, что там зреют планы мятежа и даже цареубийства. И когда, уже порвавший с «обществом», он узнал от одного из его руководителей, что Якубович решил убить Николая Первого, решительно этому воспротивился и просил заговорщиков предпринять все меры к предотвращению этого кровопролития. Его не судили, по заступничеству перед Николаем Первым его брата Алексея, близкого императору человека. Но не этим знаменита статная и властная женщина с крупным греческим носом, прекрасно образованная, великолепно знающая литературу, познакомившая Пушкина со стихами Байрона, которые сама любила и читала в подлинниках, не тем даже, может быть, что она одна из первых увидела в Пушкине великого поэта. До сих пор бесчисленное множество знатоков и любителей спорят, кому же были посвящены прекрасные жемчужины русской поэзии: «Увы! Зачем она блистает», «Красавица перед зеркалом», «Зачем безвременную скуку...». Иные даже предполагают, что и Марина Мнишек вышла из образа старшей дочери Раевского. Этот гордый характер, быть может, и был навеян ею. О ней пишет Вяземскому Пушкин в сентябре 1825 года: «Сегодня кончил я 2-ю часть моей трагедии... Моя Марина славная баба: настоящая Катерина Орлова! Знаешь её? Не говори однако же этого никому».
