В день окончания пленума открылась XVI партконференция, утвердившая пятилетний план, фактическое осуществление которого уже началось с последнего квартала 1928 года. Основной доклад по этому вопросу сделал Рыков, содоклады — Кржижановский и Куйбышев.
Встреченный молчанием, Рыков представил выдержанный в спокойных тонах доклад. Вместе с тем он изложил в нем положение о необходимости и возможности осуществлять социалистические преобразования без больших социальных потрясений, что явно противоречило выдвинутому в 1928 году сталинскому тезису об обострении классовой борьбы по мере приближения к социализму. Кроме того, в докладе обосновывался вывод, что без развитого высокопродуктивного сельского хозяйства полнокровной индустриализации страны быть не может. Этот вывод вызвал критику делегатов, многие из которых только что были свидетелями разноса в речи Сталина на пленуме предложения Рыкова сделать в первые два года пятилетки усиленные вложения в сельское хозяйство, добиться его подъема и тем самым обеспечить последующее развитие промышленности.
В целом же критика «правых» на конференции ограничилась принятием резолюции, поддерживавшей решения только что прошедшего пленума ЦК и ЦКК. В последующие месяцы могло даже показаться, что она заглохла.
Однако сталинские «оргвыводы» продолжались. В мае прошел очередной, XIV Всероссийский съезд Советов, на котором Рыков, как обычно, выступил с докладом правительства РСФСР.
Отметим в связи с этим докладом одно важное положение, которому тогда, в весенне-летние недели 1929 года, Рыков придавал особое значение. Ещё накануне Всероссийского съезда Советов, выступая на заседании правительства, он подчеркнул: «В этом году произошли два крупнейших события: окончание районирования страны и составление пятилетнего плана развития народного хозяйства». К настоящему времени, констатировал глава правительства, мы в силу скудости наших ресурсов и отсутствия планирования на длительную перспективу централизовали не только регулирующие, но и в значительной степени оперативные функции. Проведение районирования и принятие пятилетки давали возможность, по убеждению Рыкова, отказаться от такой «зацентрализованности», осуществить, как заявил он на XIV Всероссийском съезде Советов, «принцип децентрализации управления в целях значительной разгрузки центральных органов от оперативных функций и усиления планирующей и регулирующей работы этих органов».
Заявленный Рыковым принцип децентрализации шел вразрез с административно-командной системой и не мог быть ею принят. Все более чуждым для тех, кто насаждал и укреплял эту систему, становился и сам Рыков.
Состоявшаяся сразу после заключительного заседания съезда сессия только что избранного ВЦИК началась с решения организационного вопроса. Открывший её Калинин сообщил, что на основе предварительного обсуждения выработано мнение, согласно которому «наступило время, когда для РСФСР можно выбрать самостоятельного председателя Совнаркома, не связанного непосредственно с такой же должностью в союзном Совнаркоме». Председателем СНК РСФСР стал С.И. Сырцов[44].
Таким образом, 18 мая 1929 года, после более чем пятилетнего пребывания на этом посту, Рыков перестал быть главой правительства РСФСР. В принципе такое решение было оправданно. С каждым годом по мере усложнения народнохозяйственной и других сфер жизни Российской Федерации руководить её высшей исполнительной властью «по совместительству» становилось все труднее, да и одновременно рос объём работы союзного правительства. И все же освобождение Рыкова именно в тот момент заставляет думать, что к такому решению была прежде всего причастна недобрая рука хозяина кабинета, расположенного на пятом этаже массивного здания на Старой площади…
Надо полагать, не вызвала радости в этом кабинете и дружно-приветственная встреча Рыкова, когда он два дня спустя вышел на трибуну V Всесоюзного съезда Советов СССР, чтобы представить очередной отчетный доклад союзного правительства. В репортерской записи, опубликованной «Известиями», сообщалось: «Рыков терпеливо стоит на трибуне и ждёт, когда спадут приветствующие его овации. Затем, ввиду большого объёма доклада, просит увеличить регламент. Съезд бурно поддерживает. Но Михаил Иванович шутливо качает головой:
— Ладно уж, в последний раз…»
Говоря это, Калинин имел в виду, что в последний раз соглашается на нарушение регламента. Но слова его приобрели иной, пророческий смысл.
Рыков действительно выступал с последними докладами на высших партийных и советских форумах. Такими стали его доклады на XVI партконференции, на XIV Всероссийском съезде Советов и вот теперь на V съезде Советов СССР, самый последний…
Но докладчик не думал об этом. Подробно охарактеризовав внешнеполитическое положение страны, он уделил основное внимание проблемам её внутреннего развития, анализу вопросов, связанных с преодолением серьезных трудностей и задач подъема сельского хозяйства, осуществления индустриализации. Как всегда, Алексей Иванович связывал решение этих задач с необходимостью «просветления жизни» простых тружеников. «Вопросы, касающиеся вещей и технических процессов, — говорил он, обращаясь к делегатам съезда, — совершенно справедливо занимают огромное место в нашей жизни, но нельзя забывать того, что все это существует для людей. Не люди для машин, а машины для людей. Не люди для индустриализации, а индустриализация для людей — для рабочих и крестьян».
Съезд Советов СССР одобрил первый пятилетний план в двух его вариантах: оптимальном и минимальном. Оба варианта представляли собой развитие принципов новой экономической политики. Планировалось определённое ускорение индустриализации и одновременно рост производительности сельского хозяйства (предполагалось за пятилетку вовлечь в Колхозы 18–20 % крестьянских хозяйств, а в различные виды кооперации — 85 %).
Этот съезд стал не только последним, на котором прозвучал доклад Рыкова, но и последним, чьи документы опирались на принципы нэпа. Через несколько месяцев, к весне 1930 года, более половины крестьянских хозяйств было согнано в колхозы. Ещё раньше потянулись подводы и загромыхали товарняки с выселяемыми кулаками, которых неожиданно оказалось миллионы. Минимальный вариант пятилетки был объявлен оппортунистическим, а оптимальный стал разваливаться из-за нагнетания темпов индустриализации.
Но прежде, чем все это (и многое другое) случилось, должно было произойти одно событие. Осенью 1929 года внешне вроде бы неожиданно критика «правых» приобрела разносный характер и все черты расправы. В ноябре 1929 года пленум ЦК и ЦКК вывел Бухарина из Политбюро. Одновременно он принял постановление, признававшее «пропаганду взглядов правого оппортунизма и примиренчества с ним несовместимой с пребыванием в рядах ВКП (б)». Вся эта акция не только означала расправу с Бухариным, Рыковым, Томским и их сторонниками, но и была рассчитана на подавление в будущем возможности проявления любого инакомыслия, в том числе и обсуждения путей развития страны, которая отныне должна была идти только «сталинским курсом».
После пленума Рыков ещё чуть более года оставался на прежних постах. Это было для него очень тяжелое время, хотя он продолжал много работать. В июне 1930 года Алексей Иванович выступил с речью на XVI съезде ВКП (б), в которой признал ошибочность своих взглядов в 1928–1929 годы и заявил, что обязуется «сделать все, что найдёт необходимым съезд, для того, чтобы последствия этих ошибок как можно скорее изжить». Нетрудно заметить при чтении речи, что далась она ему нелегко. Вместе с тем, как это ни покажется неожиданным, она была исполнена, разумеется с учетом обстановки, в которой произносилась, определённого достоинства, лишена самоуничижительности. Насколько искренен был в ней Алексей Иванович? Вопрос нелёгкий. Думается, что он стремился воспринять происшедшее, осмыслить его и принести пользу партии и народу в новой ситуации, сложившейся в стране. Но вряд ли он мог внутренне принять неоправданные социальные потрясения, резкое ужесточение жизни и, конечно же, сталинский диктат.
