Однако в этом ли только дело? Поставив такой вопрос, допустимо выйти за рамки личных характеристик Сталина и Троцкого, точнее, попытаться за этими характеристиками разглядеть более широкую проблему. Суть её в том, что отмеченная выше неадекватность известности в стране Сталина и Троцкого была обратно пропорциональна реальному значению и силе тех инструментов власти, с которыми каждый из них оказался связанным. Иначе говоря, это была проблема соотношения партийного и государственного руководства, занимавшая одно из центральных мест среди тех вопросов, которые привлекали особое внимание Ленина в последний период его деятельности.

Отнюдь не сводя к ней все изучение «Завещания», следует, однако, констатировать, что она, фигурально выражаясь, принадлежит к связке ключей, позволяющих раскрыть глубинный смысл этого документа. А может, и является основным ключом. По нашему мнению, недостаточно видеть в ленинском «Завещании» лишь шесть личных характеристик. Через их призму явно проступает конкретная общая ситуация в партийном и государственном руководстве, сложившаяся к исходу 1922 года, но начавшая формироваться значительно раньше. Такой подход даёт возможность углубить анализ «Завещания» и вместе с тем расширить его, уяснить значение этого документа как для судеб страны, так и для деятельности тех высших руководителей, которые, подобно Рыкову, по тем или иным причинам не были в нем упомянуты.

Выше уже отмечалась спешность диктовки «Завещания». Но такая спешность совсем не означала сиюминутность поднятых в нем вопросов. Они выявлялись на протяжении относительно длительного времени. Обратим внимание на два почти одновременно составленных документа — ленинские письма, направленные в ЦК партии в марте 1922 года, когда Владимир Ильич после продолжительного отпуска по болезни ненадолго вернулся к повседневной работе.

Первое из них содержит характеристику состава партии в период перехода к мирному строительству. Не детализируя её, назовём три основных момента, выделенных Лениным. Прежде всего, он отметил как неоспоримый факт, что партия (в силу изменений, происшедших в рабочем классе после 1914 года) стала недостаточно пролетарской. Это определило и другой факт — превращение её в менее политически воспитанную, чем это было необходимо для действительно пролетарского руководства страной на трудном этапе перехода к мирному развитию. Наконец, Ленин указал на возрастание соблазна вступления в правительственную партию, возможность того, что «напор в партию элементов мелкобуржуазных и прямо враждебных всему пролетарскому возрастёт в гигантских размерах».

Уже сами по себе эти характеристики имеют первостепенное значение для понимания положения в партии ко времени обострения болезни её вождя. Но особенно важен при изучении его «Завещания» следующий вывод:

«Если не закрывать себе глаза на действительность, то надо признать, что в настоящее время пролетарская политика партии определяется не её составом, а громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией. Достаточно небольшой внутренней борьбы в этом слое, и авторитет его будет если не подорван, то во всяком случае ослаблен настолько, что решение будет зависеть уже не от него».

Так, ровно (чуть ли не день в день) за девять месяцев до того, как продиктовать свое «Завещание», Владимир Ильич, по существу, сформулировал положение, которое легло в основу его рекомендаций по укреплению устойчивости партии, её ЦК. Прямая смысловая связь написанного им в конце марта и продиктованного в конце декабря того же года несомненна.

Обратившись ныне к рассмотрению приведенного ленинского положения, мы, однако, все ещё как-то не вполне учитываем, что в нем речь идёт не просто о значении старой партийной гвардии, а об её роли именно в определении политики, то есть не в осуществлении непосредственного управления страной, а в обеспечении партийного воздействия на него, подлинного руководства им, выработки принципиальной линии общественного развития. Вместе с тем в условиях объективно сложившейся однопартийной системы старая большевистская гвардия должна была принять и приняла на себя также и задачи прямой государственной деятельности, что не могло не сказаться (особенно в чрезвычайной обстановке конца 1917–1921 годов) на реальном соотношении партийной и Советской власти в ущерб последней, не исключая и её высшее звено.

В этой связи отметим ещё один ленинский документ, письмо для пленума ЦК, подготовленное 23 марта 1922 года, тремя днями раньше рассмотренного выше. Подчеркнув важность поднятия авторитета Советского правительства, Владимир Ильич указал далее, что «необходимо разграничить гораздо точнее функции партии (и Цека её) и Соввласти; повысить ответственность и самостоятельность совработников и совучреждений, а за партией оставить общее руководство работой всех госорганов вместе, без теперешнего слишком частого, нерегулярного, часто мелкого вмешательства».

Здесь не случайно особо выделена проблема разграничения функций партии и Советской власти, оставления за первой общего руководства второй — «работой всех госорганов вместе». Это одна из важнейших и труднейших проблем нашей истории, шагнувшая в современность. Она приобрела особенное значение с начала 20-х годов, когда, несмотря на недостаточный политический опыт и невысокую культуру масс, нехватку более или менее подготовленных государственных да и партийных кадров, необходимо было решать задачу демократизации советского общества. Проблема эта многогранна и связана с рядом других — организацией политического руководства развитием экономики, борьбой с бюрократизмом и т. д. Ей посвящены специальные исследования, и прежде всего — в аспекте государственной деятельности В.И. Ленина в 1921–1922 годах, включая изучение принятых им в то время мер по укреплению и совершенствованию работы Советского правительства. Ограничившись отсылкой к имеющейся литературе, коснёмся только некоторых, преимущественно персональных вопросов, рассмотрение которых имеет, на наш взгляд, определённую связь с пониманием ленинского «Завещания».

Обращение к ним в данном случае тем более оправданно, что оно позволяет конкретно выявить важнейший этап политической биографии А.И. Рыкова, когда он в 1921 — 1922 годах стал ближайшим помощником В.И. Ленина по руководству Советским правительством и почти одновременно — членом Политбюро ЦК РКП (б).

Общепринятым среди ныне пишущих или упоминающих о деятельности Алексея Ивановича Рыкова является утверждение, что он в мае 1921 года был сразу назначен заместителем председателя Совнаркома РСФСР. Такое утверждение неправильно. Оно идёт от его биографических очерков 20-х годов, имевших преимущественно популяризаторский характер и в силу этого нередко нивелировавших события. В последующие десятилетия эти события просто не изучались, а переход Рыкова с должности председателя ВСНХ на пост заместителя Ленина замалчивался или же толковался, мягко говоря, своеобразно: смена руководства ВСНХ в мае 1921 года объяснялась тем, что Рыков-де допустил «грубые просчеты» в определении перспектив быстрого восстановления промышленности. Так что же, «провалившийся» руководитель был освобождён от работы в ВСНХ и одновременно ему было поручено возглавить, по существу, всю экономику страны?

А именно это и было ему поручено. 26 мая 1921 года президиум ВЦИК постановил: «Назначить тов. Рыкова заместителем председателя Совета труда и обороны с оставлением в Совнаркоме с правом решающего голоса»[24]. Две недели спустя, 8 июня, Рыков впервые председательствует как заместитель Ленина на заседании СТО, а 5 июля — и на заседании Совнаркома[25]. О его активном вхождении в повседневную работу этих органов свидетельствуют многочисленные ленинские деловые письма и записки к нему, относящиеся к лету — началу осени 1921 года.