Думается, Сталин был пусть не мудрее, но все же умнее и осторожно-последовательнее, нежели он нам сегодня представляется. Разом «довернуть» диктатуру пролетариата до переворота, даже пойдя на большой риск, он и его ближайшее окружение вряд ли бы смогли. Да и был ли у него тогда именно такой расчет? Происшедшее в 1928–1929 годах (как, впрочем, и в предшествующий период) свидетельствует, что он продвигался в своих устремлениях от события к событию, следуя за ними, а когда возникала возможность, то и «организуя» их выгодное для себя развитие.
1929 год стал для него действительно рубежным. От него началось перерождение упрочившейся тогда административно-командной системы в авторитарно-командную, то есть выражавшую его, Сталина, авторитарную власть. Этот процесс завершился примерно к 1937–1938 годам, когда диктатура пролетариата была окончательно «довёрнута», а ленинское учение о ней полностью выхолощено, подменено чисто внешней фразеологической оболочкой.
Все это шло, разумеется, не в вакууме и определялось сочетанием многих, подчас разноречивых факторов. Оставляя их в стороне, коснёмся только ситуации внутри старой партийной гвардии, которая, как было сказано, к началу 30-х годов уже утратила свое определяющее значение в делах партии и страны. В условиях раскола и разобщенности её рядов, нараставших в ходе внутрипартийной борьбы после кончины Ленина, Сталин в конце 20-х годов получил возможность начать прямую расправу со старыми большевиками. До поры он не мог осуществить её разом, такая акция вызревала на протяжении десятилетия и вполне оформилась в период политических процессов 1936–1938 годов.
Все это нельзя не учитывать, рассматривая возникший в современной литературе вопрос о степени ответственности старой партийной гвардии за то, что произошло в стране с конца 20-х и в последующие годы. На наш взгляд, ответ на этот вопрос не может быть получен вне изучения истории старой партийной гвардии в целом и особенно периода первой половины и середины 20-х годов. Именно тогда, во время болезни В.И. Ленина и вскоре после его кончины, произошли события, оказавшиеся необратимыми и имевшие затем тягчайшие последствия. Об этих событиях — борьбе внутри старой партийной гвардии — уже было сказано выше. Добавим сейчас, что, рассматривая борьбу, развернувшуюся тогда в её рядах, необходимо учитывать особую роль, которую сыграли в ней Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, а также отчасти ряд других партийных лидеров.
Свою меру исторической ответственности несёт и Рыков. Он был в числе тех старых большевиков, которые активно включились во внутрипартийную борьбу сначала с троцкистской, а затем с «новой оппозицией» на идейной основе, не преследуя никаких личных целей и пытаясь сохранить единство партии. Однако все его усилия по мере разрастания противоречий внутри партийного руководства, вступления их в фазу борьбы с объединённой троцкистско-зиновьевской оппозицией становились все более тщетными. Втянутый в водоворот внутрипартийной схватки, Рыков оказался в числе тех, кто невольно способствовал возникновению той обстановки в партии, которую использовал в своих интересах Сталин. Он, а также Бухарин и Томский, другие члены Политбюро ЦК ВКП (б) 1925–1927 годов не сумели вовремя осознать, что личные негативные качества последнего (а они их, конечно, видели) могут «получить решающее значение», как то было четко отмечено в ленинском «Завещании». В результате «критический момент» перерастания такой возможности в реальность был ими просмотрен, и Сталин осуществил к концу 20-х годов «чистку» высшего партийно-государственного руководства. В первой половине 30-х годов Рыков, хотя он и оставался членом, а затем кандидатом в члены ЦК партии, работал наркомом, по существу, был выведен на обочину большой политической деятельности.
Все это стало подлинной драмой для революционера-ленинца Рыкова, обернувшейся трагедией гибели.
Эта трагедия сегодня, когда начинается его новая жизнь как выдающейся исторической личности, невольно выступает на первый план. И это не случайно: ведь путь к изучению его жизни революционера и государственного деятеля открыли очистительные перемены в нашей жизни, смывающие ложь и «тайну» сталинских репрессий. Сквозь их исчезающую ледовую изморозь, исказившую целую эпоху, проступают и черты образа Рыкова. Они будут все более явственными и точными по мере развертывания изучения деятельности человека, чьи имя и фамилия значатся на обложке этой книги. И его времени.
Весна 1988 — лето 1989 года
