Не вдаваясь в перипетии этой нараставшей борьбы, за которую Троцкий несёт ничуть не меньшую ответственность, чем его соперники, подчеркнем, что она быстро втянула в себя все высшее руководство и основную часть старой партийной гвардии. Недавно достоянием широких читательских кругов стали данные о создании в 1924 году в ходе борьбы с Троцким и его сторонниками секретного от партии (!) руководящего коллектива. Он был образован на совещании группы членов ЦК (Зиновьев, Каменев, Сталин, Рыков, Томский, Бухарин, Рудзутак, Калинин, Ворошилов, Микоян, Каганович, Орджоникидзе, Петровский, Куйбышев, Угланов и некоторые другие), выделившем из своей среды исполнительный орган — «семерку» (все члены Политбюро, кроме, разумеется, Троцкого, а также председатель ЦКК(!) Куйбышев), которой было поручено фактическое руководство ЦК.
В этих условиях Зиновьев и Каменев при активном участии Сталина возглавили идейную борьбу с троцкизмом, в ходе которой на определённый период была достигнута консолидация основного ядра ЦК партии. Вместе с тем осуществлялись и угрожающие для него политические манёвры. В мае 1924 года, за пять дней до открытия XIII съезда РКП (б) — первого после кончины Ленина, Н.К.Крупская передала «Письмо к съезду» и другие материалы Комиссии ЦК по приему ленинских документов, членами которой были Зиновьев, Каменев, Сталин и др. В результате их закулисного маневрирования съезд лишь «ознакомился» (путем чтения по делегациям) с последней волей Ленина. Сталин остался на посту генсека, в руководстве ЦК сохранилось положение, которое, как считали Зиновьев и Каменев, обеспечивает им лидерство в партии.
Их «октябрьский эпизод», как и считал Ленин, действительно оказался не случайностью. Он своеобразно повторился, но, так сказать, с другим знаком. В 1917 году Зиновьев и Каменев апеллировали к широкой непартийной аудитории; сейчас они, напротив, скрыли от партии и не выполнили важнейшие указания её вождя.
Ложный шаг вызвал и другие неверные шаги, в том числе и такие, которые поначалу могли показаться малозначительными. Ещё в начале 20-х годов на картах страны появилось два населённых пункта с одинаковым названием — Троцк (первый из них ныне — Чапаевск, второй — Гатчина). Теперь, в 1924 году, Елизаветград переименован в Зиновьевск, почти одновременно «исчезает» Юзовка и появляется Сталино (с 1961 года — Донецк), а в следующем году — и Сталинград (ранее Царицын, ныне Волгоград). В этих первых переименованиях (потом, как известно, они покатятся снежным комом)[31] по-своему проявился «вождизм», открывавший путь к авторитарной власти.
Её симптомы не заставили себя ждать. Ещё летом 1923 года на неофициальном «пещерном заседании» (оно проходило в пещере близ Кисловодска), в котором, кроме Зиновьева, участвовали М.В. Фрунзе, М.М. Лашевич, Г.Е. Евдокимов, Г.К. Орджоникидзе и некоторые другие члены ЦК, было отмечено усиление руководимых Сталиным Секретариата и Оргбюро ЦК партии. В результате принятого компромисса в Оргбюро были введены от Политбюро Зиновьев, Троцкий и Бухарин. Однако никто из них, по признанию Зиновьева, не только не принял участия в текущей работе Оргбюро, но и не явился ни на одно его заседание.
И это тоже штрих, характеризующий как Троцкого, так и Зиновьева. В ближайшие месяцы после идейного разгрома Троцкого и его сторонников на январском пленуме ЦК 1925 года, осудившем их за ревизию большевизма и попытку подменить ленинизм троцкизмом, произошло то, что подспудно уже зрело, — последовал ещё один раскол в партийном руководстве, образовалась так называемая «новая оппозиция» во главе с Зиновьевым и Каменевым.
«Игра в вождизм» первого из них и политиканство второго не позволили им в решающий момент на XIV съезде ВКП(б) (декабрь 1925 года) открыто признать перед партией свою принципиальную ошибку в вопросе о ленинском «Завещании». Каменев, который на предшествующем съезде сделал все, чтобы сохранить вопреки воле Ленина пост генсека за Сталиным, теперь был вынужден заявить со съездовской трибуны, что он «против того, чтобы делать “вождя”».
— Именно потому, что я неоднократно говорил это т. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнять роль объединителя большевистского штаба.
Стенографическая запись того, что последовало после этих слов, исполнена драматизма. Едва они были произнесены, в зале раздались крики: «Неверно! Чепуха! Вот оно в чем дело! Раскрыли карты! Мы не дадим вам командных высот! Сталина! Сталина!» Делегаты встают и приветствуют тов. Сталина, бесстрастно констатирует стенограмма. Далее в ней говорится, что поднявшийся со своего места один из руководителей ленинградской парторганизации, Г.Е. Евдокимов, в ответ на эти выкрики бросает в зал: «Да здравствует РКП! Ура! Ура!.. Да здравствует ЦК нашей партии! Ура!.. Партия превыше всего! Правильно!..» Его призывы также были встречены бурными аплодисментами, делегаты вновь встают. Но в их приветствия в честь партии и ЦК опять врываются крики: «Да здравствует тов. Сталин!!!» «Бурные, продолжительные, — записывают стенографистки, — аплодисменты, крики «Ура!». Шум».
Неизвестно, что думал в этот момент Каменев, стоя на трибуне перед бушующим залом. Но сознавал ли он, что сказанные им слова правды о Сталине сводились на нет его активным выступлением совместно с Зиновьевым и другими участниками «новой оппозиции» против линии партии в социалистическом строительстве, в разработке которой он ранее принимал участие? Такое маневрирование не могло встретить поддержку большинства делегатов, тем более что оно не сопровождалось честным признанием Зиновьевым и Каменевым собственной грубой политической ошибки, непринципиального отношения к ленинскому «Завещанию».
В совпадении дат и чисел есть порой какая-то магия, и их чисто случайное сочетание невольно обретает некую символику. Только что приведенные каменевские слова прозвучали ровно двадцать три месяца спустя после того, как морозным вечером 21 января 1924 года из Кремля выехали автосани, направившиеся по заснеженному шоссе на Горки, к ещё не уложенному в гроб телу Ленина.
Заметим также, что они прозвучали в день рождения Сталина — 21 декабря. Тогда, в конце 1925 года, ему, а несколькими неделями раньше и его одногодку Троцкому исполнилось сорок шесть. Пройдет четыре года, и свою круглую дату каждый из них встретит по-разному. Троцкий в 1929 году пересечет советские территориальные воды и высадится изгнанником на турецком островке. Для Сталина тот год станет воистину «годом великого перелома» — окончательного развала им Политбюро, сформированного при Ленине, и самоутверждения «рулевым большевизма».
Автосани, мчавшиеся в ночь 21 января 1924 года, безнадёжно запоздавшая речь Каменева 21 декабря 1925 года, газета «Правда» за 21 декабря 1929 года с передовой статьей «Сталин» и шлейфом славословящих его статей и приветствий… Три 21-х календарных числа…
В начале их — январское, когда, как помнит читатель, под брезентовым верхом автосаней рядом с Бухариным, Томским, Калининым тесно прижались друг к другу Зиновьев, Каменев и Сталин. Менее двух лет потребовалось, чтобы соединительное «и» в перечне этой тройки разом исчезло. Это коснулось не только их судеб, но и судеб партии и страны. Напомним ещё раз, что нельзя сводить внутрипартийную борьбу тех лет только к соперничеству партийных лидеров. Но вместе с тем невозможно не видеть и столкновения личных амбиций — чрезмерно хватающего самоуверенностью Троцкого, Зиновьева и Каменева с неслучайностью их «октябрьского эпизода», хитро и коварно маневрирующего Сталина…
Борьба с Троцким в 1923–1924 годах, выступление «новой оппозиции» Зиновьева и Каменева в конце 1925 года и поражение её на XIV съезде ВКП (б) стали основными вехами свершившегося раскола в высшем звене партийного руководства, что создавало новые возможности для дальнейшего утверждения власти Сталина. Некоторые авторы, главным образом западные, даже считают XIV съезд партии рубежом её оформления. Думается, что это неоправданное суждение.
