Письмо от 13 декабря не было последним обращением Ленина к Каменеву, Рыкову и Цюрупе. Через два дня, 16 декабря, уже после того, как он сообщил в Политбюро, что «кончил теперь ликвидацию своих дел», Н.К. Крупская записывает ещё одно «письмо замам», касающееся главным образом ряда конкретных уточнений, но вместе с тем ещё раз подчеркивающее необходимость того, «чтобы работа всех трех замов велась согласованно».
Беседу в кремлёвском кабинете на исходе короткого зимнего дня 12 декабря и последовавшие за ней два письма Ленина своим заместителям отделяют от того момента, когда он начал диктовать «Завещание», всего лишь несколько дней. Уже простое сопоставление этих, почти не разделенных во времени событий заставляет задуматься о возможной близости связанных с ними раздумий Ленина. Недаром в научной литературе последнего времени промелькнуло утверждение, что ленинская оценка деловых качеств Каменева, Рыкова и Цюрупы может рассматриваться как прообраз тех личных характеристик, которые Ленин дал в «Завещании». Это утверждение не лишено основания. Оно же позволяет понять, почему в «Завещании» не упомянуты ближайшие помощники Ленина в правительстве — Рыков и Цюрупа; что же касается Каменева, то, хотя он и был ранее рекомендован для ведения заседаний Совнаркома, Ленин счел нужным отметить неслучайность его «октябрьского эпизода». Понятие «председательствование», употребленное Лениным в письме от 13 декабря, не было синонимом главы правительства, руководство которым должны были согласованно осуществлять все три заместителя председателя СНК и СТО.
Считая обоснованным приведенное выше утверждение, ещё раз подчеркнем, что, на наш взгляд, действительное единство той неустанной ленинской деятельности по повышению авторитета Совнаркома, которая так резко оборвалась в середине декабря 1922 года, с «Завещанием» глубже, нежели уровень просто ряда личных характеристик, как бы ни были они важны. Вспомним вновь образное упоминание о «двух колёсах» высшей власти в стране, прозвучавшее в ленинском докладе на XI съезде партии. Тогда, на съезде, Ленин уделил основное внимание одному из них, приводящему в действие государственный механизм. И это закономерно, так как отвечало важнейшей потребности времени — поднять и усилить деятельность Советского правительства как высшего органа государственного управления.
Но не нужно забывать, что тогда же прозвучала и ленинская тревога, «что два колеса не действуют сразу». Несомненно, Владимир Ильич понимал, что их связь обеспечивалась его авторитетом руководителя партии и одновременно главы Советского правительства. Его постепенный вынужденный отход от повседневного руководства и непосредственной партийно-государственной работы сказался, однако, не только на этой связи, но и на механизме действия её фактически главного «колеса» — высшего партийного звена, ЦК и его органов.
Переходя к краткому и опять-таки по необходимости суженному, а значит, и искусственно ограниченному рассмотрению этой в действительности большой и сложной проблемы, отметим, что к началу 20-х годов избирался не один высший партийный орган, ответственный только перед съездом, а два: наряду с ЦК существовала Центральная контрольная комиссия (ЦКК, первоначально КК). На IX конференции РКП (б) (сентябрь 1920 года) докладчик по вопросу об очередных задачах партийного строительства Г.Е. Зиновьев внёс предложение (понятно, это не было только его личным предложением), «чтобы в партии был создан особый орган, который можно назвать Контрольной Комиссией или судом коммунистической чести». Такой орган «должен быть своего рода чисто партийной инспекцией». Предложение было принято. Вместе с тем при его обсуждении А.И. Рыков высказал характерную для него точку зрения: «Нам надо добиться того, чтобы Коммунистическая партия, члены её не только не имели привилегий, но чтобы каждый коммунист знал, что мы так же по тому же суду [то есть по общим для всех советских граждан законам. — Д.Ш.] отвечаем за свои злоупотребления, даже больше, чем спецы».
До 1923 года в состав ЦКК и местных контрольных комиссий избиралось 5–7 членов и 2–3 кандидата. Невелик был и количественный состав Центрального Комитета РКП (б)[28]
В отличие от ЦКК он к началу 20-х годов накопил немалый опыт деятельности в условиях диктатуры пролетариата, заняв в её системе важнейшее место. «Ни один важный политический или организационный вопрос, — отмечал Ленин в 1920 году, — не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний Цека партии». Общеизвестно, что ЦК — высший коллективный руководящий орган партии между её съездами. Последние в 1917–1925 годах собирались ежегодно (VI–XIV съезды). Ежегодно, таким образом, рассматривались политотчеты ЦК; до XI съезда их делал Ленин, на XII–XIII — Зиновьев, на XIV — Сталин. Кроме того, обсуждались орготчеты ЦК; на VIII съезде с ним выступал Зиновьев, на IX–X — Крестинский, на XI — Молотов, на XII–XIII — Сталин, на XIV — Молотов. Соответственно ежегодно избирался и состав ЦК партии.
Каков был его состав, избранный на XI съезде РКП (б), когда Ленин последний раз принимал участие в выдвижении кандидатов в ЦК и тайном голосовании? Результаты последнего были объявлены на заключительном, вечернем заседании съезда 2 апреля 1922 года. На с.314 приведена таблица с перечнем всех избранных 27 членов и 19 кандидатов в члены ЦК[29]. В ней пять разделов. Первый фиксирует время вступления в большевистскую партию, второй показывает, на каких съездах и конференциях данный член или кандидат в члены ЦК ранее, то есть до XI съезда, уже избирался в высший партийный орган, третий отражает формирование органов ЦК после XI съезда. В четвертом разделе отмечены партсъезды 1923–1939 годов, на которых указанный в таблице коммунист избирался в ЦК, и, наконец, пятый раздел даёт справку о конечной судьбе большинства из тех, кто входил в 1922 году в ЦК.
Понятно, эти разделы выделены по определённому принципу, который позволяет, как ныне модно говорить, смоделировать некоторые процессы в самом верхнем слое партии, её руководящем звене. Как и на предоктябрьском, VI съезде, оно было образовано практически полностью из представителей старой большевистской гвардии. Вместе с тем анализ таблицы показывает, что за послеоктябрьские годы произошел значительный приток в ЦК новых сил. Из 46 членов и кандидатов в члены ЦК 1922 года шесть избирались в высший партийный орган ещё в дореволюционные годы, двенадцать — накануне Октября, но абсолютное большинство, две трети, вошло в него в послеоктябрьский период. Особенно значительно приток новых сил обнаружился в 1920–1922 годах, когда в ЦК были впервые избраны Андреев, Ворошилов, Куйбышев, Молотов, Рудзутак, Фрунзе, Чубарь, Киров, Микоян, Пятаков и другие руководители, выдвинувшиеся в годы гражданской войны, отражения интервенции и перехода к мирной жизни.
Этот процесс, естественно, продолжался и в последующие годы. Тем не менее большинство членов ЦК 1922 года ещё почти полтора десятилетия будет находиться, как это видно из четвертого раздела таблицы, в руководстве партии. Следует также учитывать, что некоторые товарищи, избранные в 1922 году в ЦК (Куйбышев, Коротков, Ярославский, Гусев, Кривов, Лебедь и др.), затем входили в ЦКК, оставаясь, таким образом, в высших партийных органах. Что касается зафиксированного в таблице заметного снижения удельного веса чекистов рассматриваемого состава в составах ЦК, избиравшихся на последующих шести (XII–XVII) съездах, то оно было вызвано не столько уменьшением их абсолютной численности (хотя по тем или иным причинам происходившим), сколько возрастанием от съезда к съезду общего числа членов и кандидатов в члены ЦК.
Такое возрастание началось именно после 1922 года, и XI съезд оказался последним, который избрал относительно небольшое число членов ЦК, что в свою очередь в последний раз определило одну из своеобразных черт первых послеоктябрьских ЦК — значительная часть их составов входила в формируемые ими органы повседневного партийного руководства. Как свидетельствуют данные третьего раздела таблицы, подавляющее большинство членов ЦК 1922 года (16 из 27) было избрано в Политбюро, Оргбюро или секретарями ЦК.
