Эти слова прозвучали в Андреевском зале Большого Кремлёвского дворца, где 27 марта — 2 апреля 1922 года работал XI съезд РКП (б). Ему суждено было стать последним съездом, в котором Ленин принял непосредственное участие. Внешне, казалось бы, ничто не предвещало этого. Владимир Ильич был активен — пять раз поднимался на небольшую трибуну Андреевского зала, причем дважды выступления (с политотчетом ЦК и заключительным словом к нему) были весьма продолжительными. Эти выступления и другие съездовские материалы занимают в его Собрании сочинений более 70 страниц.
Не менее активен он был и в ближайшие послесъездовские недели. И вдруг в синем томике сочинений — трехмесячная лакуна, с конца мая до начала сентября — ни одной ленинской работы.
В последние дни мая — 25 — 27-го числа — в Горках случилась беда. Болезнь вырвалась наружу частичным параличом правой руки и правой нош, а также расстройством речи. Её приступ продолжался около трех недель, потом явления преходящего паралича нет-нет да и повторялись — по часу, по два.
И все же где-то в середине лета Владимир Ильич начал выходить из тяжелого состояния. В один из тех дней, ненадолго оставшись наедине с профессором-окулистом М.И. Авербахом, он с нескрываемым волнением обратился к нему:
— Говорят, вы хороший человек, скажите же правду: ведь это паралич и пойдет дальше? Поймите, для чего и кому я нужен с параличом?
Вопросы, вроде бы свойственные всякому попавшему в беду человеку. Но если вдуматься, за ними стоит не просто личная боль, а боль угрозы вынужденного отторжения от дела, которое и было для Ленина жизнью. Именно это подметил другой профессор — О.Форстер, приглашенный из Германии для участия в лечении Владимира Ильича: «Работа для него была жизнью, бездеятельность означала смерть».
Наконец 18 июня «Правда» сообщила, что Владимир Ильич чувствует себя хорошо, «но тяготится предписанным ему врачами бездействием». Вскоре последнее стало очень относительным. В июле — сентябре в Горках побывали Каменев, Рыков, Бухарин, Зиновьев, Преображенский, Томский, Кржижановский и другие руководители, в том числе партийные и советские работники из республик Закавказья.
Хорошо изучил ухабистое шоссе на Горки и Сталин, в то лето едва ли не десяток раз приезжавший к Ленину. То, что ему довелось чаще других бывать здесь, не удивительно. По должности руководителя Секретариата ЦК партии он вёл текущие дела ЦК, которые постоянно приковывали внимание Владимира Ильича.
В один из его приездов Мария Ильинична сфотографировала их вместе, сидящими у горкинской балюстрады. Вскоре, в начале осени 1922 года, снимок был опубликован. Возможно, то была первая газетная фотография Сталина. Полтора десятка лет спустя известный писатель Л. Фейхтвангер, приехав в СССР, уже увидел повсюду «портреты человека с усами», как он их назвал. Их распространение сопровождалось уничтожением сотен и тысяч фотодокументов, их фальсификацией, не исключая и ленинские.
Так случилось и с последним «совнаркомовским» снимком Владимира Ильича. Он был сделан во вторник, 3 октября, в день возвращения Ленина к повседневной работе. Назначенное на тот день под его председательством — после свыше четырехмесячного перерыва — заседание правительства собрало массу людей, больше пятидесяти человек. «Пришли, — вспоминала секретарь СНК Л.А. Фотиева, — не только члены Совнаркома и их заместители, но все, кто имел хотя бы отдалённое право присутствовать на заседании СНК. Каждому хотелось поскорее и поближе увидеть дорогого Ильича. Товарищи предполагали сделать это заседание особенно торжественным. Пригласили фотографа, заготовили приветственные речи. Но все вышло иначе. Владимир Ильич как-то незаметно вошёл в зал из своего кабинета, сел на председательское место, открыл заседание и приступил к деловому обсуждению повестки, не дав никому произнести речей. Владимир Ильич согласился только сфотографироваться вместе со всеми, и то лишь после окончания работы».
Этот уникальный фотоснимок десятилетиями публиковался (а иногда и сейчас перепечатывается по неведению) с большим грязно-серым пятном радом с креслом Ленина. Снимок делал один из лучших фотомастеров того времени П.А. Оцуп, и он, конечно, никак не повинен в этом пятне. Оно — дело рук других «мастеров». Установив на штативе свой громоздкий аппарат, Оцуп сделал несколько снимков. На оригинале одного из них — рядом с сидящим в кресле Владимиром Ильичем стоит Рыков. Его лицо чуть тронуто свойственной ему полуулыбкой, да и как не улыбнуться — вчера состоялась обстоятельная беседа с Ильичем, нынче под его руководством собрался Совнарком…
Грязно-серое пятно смыло не только фигуру Рыкова, а и находившегося обок с ним Льва Борисовича Каменева. Ещё один заместитель председателя Совнаркома — Александр Дмитриевич Цюрупа — сидит в группе участников заседания за общим столом.
Пройдет немногим более девяти недель, и эти три человека — Рыков, Каменев и Цюрупа будут в числе последних, с кем Ленин встречался в своем рабочем кабинете.
Они предполагали увидеться назавтра, в среду, 13 декабря 1922 года. Но та среда положила отсчет новому тяжелому приступу ленинской болезни. «С большим трудом, — записали лечащие врачи, — удалось уговорить Владимира Ильича не выступать ни в каких заседаниях и на время совершенно отказаться от работы. Владимир Ильич в конце концов на это согласился и сказал, что сегодня же начнёт ликвидировать свои дела». В ночь с 15-го на 16-е, а затем в ещё одну тяжелую ночь — с 22 на 23 декабря — его здоровье резко ухудшилось, наступил паралич правой руки и правой ноги.
И опять прошло немногим более девяти недель, на этот раз от конца декабря до начала марта, когда был совершен подвиг. Прикованный к постели, страдая от тяжелейшего недуга, Владимир Ильич проявил ещё одно сверхусилие — продиктовал ряд документов и шесть своих последних статей.
Тем временем болезнь — склероз сосудов головного мозга — неотвратимо развивалась. Её новое обострение, начавшееся 6 марта, три дня спустя привело к усилению паралича правой части тела и, наверное, к самому безысходно-тяжелому — потере речи. 14 марта «Известия» опубликовали правительственное сообщение о значительном ухудшении состояния здоровья Ленина, началась публикация медицинских бюллетеней о его болезни.
Через два месяца Владимира Ильича перевезли из Кремля в Горки. Он навсегда, кроме короткого приезда 18–19 октября 1923 года, покинул Москву…
Столь относительно подробный рассказ о ходе болезни Ленина, которая, как сказано, заявила себя ещё в 1921 гаду, затем дважды — в начале и летом 1922 года — вынуждала его все более отходить от текущих дел, а с конца того года вообще устранила от повседневного руководства страной и партией, что со следующей весны оказалось необратимым, конечно, не случаен. Титаническая деятельность В.И. Ленина в 1921–1922 годах общеизвестна и неоспорима, как неоспоримо и его определяющее воздействие на выработку и реализацию политики Советского государства, сохранявшее огромную моральную силу и в самый тяжелый период последнего года ленинской болезни.
Вместе с тем неверно не учитывать её (как это нередко делается) в числе других факторов, влиявших на положение в высшем партийном и государственном руководстве. Уже в 1921–1922 годах в нем начались передвижки, пока вроде бы и не такие уж существенные, но вскоре получившие немалое значение. Вынужденный отход Ленина от текущей работы ЦК и его Политбюро, а также Совнаркома РСФСР постепенно сказывался на соотношении их значения и деятельности, особенно на фактическом статусе последнего, немало определявшемся тем, что его руководитель был одновременно общепризнанным лидером партии.
Мы как-то не принимаем во внимание и связанную с этим особенность образования правительства СССР в июле 1923 года. Его главой ЦИК СССР утвердил Ленина, тем самым подчеркнув первостепенность этого поста. На самом же деле Владимиру Ильичу не довелось ни одного дня руководить союзным Совнаркомом, что не могло сразу же не отразиться на подлинном значении последнего в политической действительности. Отметим, однако, что по традиции, возникшей при Ленине, в период его болезни и в первые годы после кончины председательствование на заседаниях Политбюро и на заседаниях Совнаркома было совмещено в одном лице. Сначала их вёл Каменев, позже Рыков. Но понятно, ни тот и ни другой, как и никто из остальных членов Политбюро, ЦК и правительства, не обладали той мощной силой политического авторитета в партии и широких массах, которой обладал Ленин.
