В конце начального отрезка этого маршрута находился Киев, один из важных центров организации «Искры» и её транспортировки из-за границы. Надо полагать, Рыков уже успел заявить о себе, иначе он вряд ли получил бы прямую «явку» в Женеву к Ленину.
Его фамилия в фундаментальном издании «Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника» впервые упоминается в связи с одной из записей 1909 года (см. т. 2, с. 471). В действительности такое упоминание должно быть отнесено на шесть лет раньше, к 1903 году, когда произошла их первая встреча, положившая начало двадцатилетним деловым и личным отношениям. Она не явилась просто фактом биографии Рыкова, а имеет более широкое значение, представляет собой одно из конкретных проявлений того, как Владимир Ильич внимательно и неустанно формировал будущие большевистские ряды в канун II съезда РСДРП. Вместе с тем это свидетельство и того, что лучшие революционные силы российской социал-демократии уже в то время увидели в Ленине своего политического лидера, консолидировались вокруг него.
Именно так представляется главная причина появления Рыкова в женевском пригородном поселке Сешерон, где в трехкомнатном домике жил и работал руководитель «Искры». Выбрав судьбу профессионального революционера, Рыков приехал сюда не просто получить «указания», как в таких случаях иногда пишется, а выверить в непосредственном общении с человеком, идеи которого стали ему близки, правильность своего выбора. И он не ошибся. Судя по всему, Владимир Ильич сразу сумел подметить в нем складывающиеся черты пролетарского революционера. И тоже не ошибся. Их беседы — молодой гость из России остановился в квартирке Ульяновых, — нередко затягивавшиеся до поздней ночи, не прошли бесследно.
Путь в революцию, начатый в приволжском городке, обрёл четкую перспективу в женевском предместье, где вопрос «что делать?», уже уясненный из одноимённой книги, был с новой силой осмыслен в беседах с её автором, дополнен пониманием «как делать?». Это был важнейший рубеж в политической биографии Рыкова, к которому он шел в годы своей юности шаг за шагом. Каждый из них был связан с внутренним преодолением чуждых марксизму течений, как либерально-буржуазного («друзья народа», «легальные марксисты»), так и мелкобуржуазного («социалисты-революционеры», «экономисты-рабочедельцы») толков. Революционный выбор Рыкова был сделан, таким образом, не разом по некоему «наитию». Он вызревал сначала в «кружковых» спорах, затем в практике классовой борьбы начавшегося пролетарского периода российского освободительного движения, которое юноша-революционер увидел и понял через ленинское учение, приведшее его к большевизму сразу, как только это понятие появилось в революционной лексике.
Согласно одному из существующих медико-биологических календарей человеческой жизни, юность у мужчин заканчивается в 21 год, на 22—35-летний возраст приходится первый, а на 36—60-летний — второй период зрелости. Последний из них Рыкову не суждено было дожить до конца, а первый полностью совпал с его деятельностью большевика-подпольщика.
До 36-летнего возраста он никогда не ходил «на службу», то есть никогда не работал в обыденном понимании этого выражения, Сразу после возвращения из Швейцарии, от Ленина, его жизнь окончательно легла в иное, необычное русло, наполненное неустанным трудом «муравьёв революции», как позже назвал своих товарищей по нелегальной большевистской деятельности один из её участников.
Тогда их, большевиков начальной когорты, созданной Лениным из революционеров последних десятилетий XIX и первых лет XX века, было относительно немного. И.В. Бабушкин, Н.Э. Бауман, Р.С. Землячка, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, М.М. Литвинов, И.Д. Орахелашвили, Г.И. Петровский, О.А. Пятницкий, А.И. Рыков, Я.М. Свердлов, Н.А. Скрып- ник, А.А. Сольц, И.В. Сталин, Е.Д. Стасова, А.Д. Цюрупа, С.Г. Шаумян… Понятно, что это перечень лишь некоторых фамилий, к тому же, как это часто бывает, оставшихся в исторической памяти не только по делам того времени, но и по активному участию в более поздних событиях. Наряду с ними были и сотни других, таких же проникнутых верой в борьбу рабочего класса самоотверженных большевиков, ведших целенаправленную работу в массах. Именно работу, повседневный труд революционных буден.
В них и ушел Рыков. Как коротко сказать о его тогдашней жизни? Она были типична для большевика-подполыцика, делящего конспиративную работу с арестами, неистовую деятельность на свободе с неменее неистовыми спорами и самообразованием в камерах. В год своего тридцатилетия Рыков писал: «Не успел я сесть на студенческую скамью, как попал в каталажку. С тех пор прошло 12 лет, но из них я около 5 лет в этой каталажке прожил. Кроме того, три раза путешествовал этапом в ссылку, которой тоже посвятил три года своей жизни. В краткие просветы «свободы» предо мной, как в кинематографе, мелькали села, города, люди и события, и я все время куда-то устремляюсь на извозчиках, лошадях, пароходах. Не было квартиры, на которой я прожил бы более двух месяцев. Дожил я до 30 лет и не знаю, как выправлять себе паспорт. Понятия не имею, что такое снять где-то постоянную квартиру».
«Беспаспортная» деятельность, а проще говоря, жизнь нелегала, требовала от революционера незаурядных качеств, и прежде всего стойкой, целеустремленной веры в дело, самоотречения. В свою очередь она развивала его и одновременно вырабатывала способность проникновения в массу трудящихся, тесного контакта с ней, сплачивания её и организации.
Внешне сдержанный, Рыков смолоду был общительным, открытым к людям человеком. Рано обнаружились и его организаторские способности. Он проявил их сразу после возвращения из Швейцарии, когда ему была дана «явка» в Северный комитет РСДРП, действовавший главным образом в Ярославской и Костромской губерниях.
Включившись в его работу, товарищ Алексей (теперь это не только имя, но и одна из его партийных кличек) приобрел первые навыки самостоятельных действий в руководстве местными социал-демократическими организациями Костромы,
Рыбинска, Кинешмы, Ярославля. В этом старинном верхневолжском городе он пережил и первый в своей нелегальной жизни провал комитета РСДРП, внезапное исчезновение арестованных товарищей, опасность встречи со шнырявшими по городу шпиками.
Скрываясь от полиции, Рыков перебрался в другой пролетарский центр на Волге — Нижний Новгород. Двадцать лет спустя он совершит сюда свою первую поездку в качестве главы Советского правительства, вспомнит, выступая на митинге, революционную молодость. «В период нелегальной работы, — писал он в 1924 году, — я провел много боевых месяцев в Нижегородской организации. Рабочая молодёжь Сормова и Нижнего Новгорода беззаветно отдавалась тогда революционной работе».
В Нижнем Новгороде была одна из активных организаций РСДРП. В ней Рыков встретился со знакомым ему ещё по «казанским делам» Николаем Семашко — будущим наркомом здравоохранения, перезнакомился с другими товарищами, среди них — Михаилом Владимирским, с которым чуть позже войдёт в Московский комитет партии, а ещё позже, в 1917 году, будет работать в московской большевистской организации. Впоследствии упоминание об этом общении с «врагом народа» будет тщательно избегаться авторами очерков о Семашко и Владимирском, как и книг о жизнедеятельности Я.М. Свердлова. Между тем встреча этого 19-летнего нижегородца с более старшим и «солидным» революционером, уже поработавшим в ярославском и костромском подполье, не прошла бесследно для товарища Андрея — под этим именем он станет известен в партии. Их дружба продолжалась и окрепла в короткие для Свердлова советские годы.
Официально вроде как бы не существуя (хотя полиция сравнительно быстро зафиксировала, что под различными фамилиями и кличками появился новый её «подопечный»[5]), Рыков в повседневной революционной практике вошёл в жизнь многих людей, которые заполнили и его жизнь. Разными по возрасту, социальному положению, отношению к борьбе с самодержавием были эти люди. Знал ли он по нижегородскому подполью, к примеру, братьев-сормовчан с нерусской фамилией Ягода? Двое старших из них погибли в революционной борьбе, третий 14-летним парнишкой встал за наборную кассу первой организованной в Нижнем нелегальной типографии. И он же станет первым руководителем созданного в 1934 году наркомата внутренних дел, сыграет зловещую роль в развертывании сталинской расправы со старой большевистской гвардией и, оказавшись ненужным Сталину, сам будет брошен на ту же судебную скамью, на которой вместе с Рыковым оказались обвиняемые мартовского «процесса» 1938 года.
