Казань как этап в его учении не состоялась, но она стала «новым классом» в революционном образовании. Едва выправив студенческий билет, он устанавливает связь с местными социал-демократами, входит в комитет РСДРП, становится руководителем двух рабочих кружков. Не тогда ли рождалось его резко критическое отношение к «экономизму» — течению в российской социал-демократии, реально грозившему свести все пролетарское движение к классовой борьбе за «свои интересы», отдать руководство политической борьбой либеральной буржуазии? Выработка такого отношения способствовала два-три года спустя органическому восприятию Рыковым революционных идей ленинской «Искры», духа и сущности большевизма. Вместе с тем она влекла молодого социал-демократа в самую гущу всей общественно-политической борьбы, к активному участию и в развертывавшемся тогда студенческом движении, либерально-демократическом по своей сущности, но тем не менее отражавшем целый ряд радикальных требований времени.
Все это шло в немалых спорах как внутри комитета РСДРП, так и за его пределами. В Казани Рыкову довелось столкнуться с идейными противниками более крупного калибра, чем саратовские. Одним из них была почти 60-летняя Екатерина Брешко-Брешковская, в прошлом участница «хождения в народ» 70-х годов, а затем одна из основателей зарождавшейся партии эсеров, которые затем претенциозно назовут её «бабушкой русской революции».
Революционность первокурсника быстро привела его в первые ряды студенческого движения, которому он стал отдавать все время, остававшееся от работы в социал-демократической организации. Такая разносторонняя активность не могла не привлечь внимание казанской полиции. В одном из её агентурных донесений отмечалось, что студент Рыков «замечен в сношении с рабочими тайными кружками», ведёт в них беседы о рабочем, и крестьянском движении, а также деятелен в студенческих выступлениях за демократизацию университетского устава. В феврале 1901 года разом было арестовано около тридцати рабочих и свыше десятка студентов. В их списке одной из первых стояла фамилия Рыкова.
Большую часть года своего двадцатилетия и вместе с тем первого года начинавшегося века он провел в тюремных камерах. Рубеж столетий — всего лишь условная грань в истории, мысленная веха в человеческом счете непрерывно текущего времени и развития взаимосвязанных событий. «Век девятнадцатый, железный, воистину железный век…» — этой метафорической дефиницией Александр Блок интуитивно обозначил целую эпоху. Её предтечей были первые буржуазные революции XVI–XVII веков, рубежом — та, которая разразилась в XVIII столетии — «веке революций» — и вошла в историю как Великая французская революция 1789–1894 годов. От её черты началась столетняя эпоха быстрой ломки переживших себя феодально-абсолютистских учреждений, подъема буржуазии, её полной победы.
Шумно отмечая вступление в XX век, многие ли задумывались, что он несёт с собой новую Великую, то есть всемирно-историческую по своему значению, революцию? Тем более трудно было представить, что она разразится именно в России — стране «среднеслабого» капитализма, опутанной феодальными и более ранними пережитками. В ней, кстати, и новый век встречали с запозданием в десяток дней, не по григорианскому, а по юлианскому календарю, давно отставшему от неумолимого бега времени.
Тем не менее приближение революционной бури не просто ощущали, но жаждали многие. Камера казанской предварилки, в которую попал Рыков, заполнилась быстро. В многоголосых спорах её обитателей все более резко прочерчивались контуры политических размежеваний. Их несли и вести с воли, где в ходе кристаллизующейся общей революционной ситуации креп голос поднимающегося на борьбу российского рабочего класса. Начало века он ознаменовал Обуховской обороной — баррикадной схваткой в начале мая 1901 года рабочих петербургского Обуховского сталелитейного завода со стражниками и солдатами.
В Саратове, куда Рыков после семимесячного тюремного следствия был выслан до вынесения приговора, сталелитейных, да и других по-настоящему значительных промышленных предприятий, как уже говорилось, не было. Тем не менее местный комитет РСДРП расширял свою деятельность. Подследственный Рыков стал одним из его активных работников. Пожалуй, наиболее ярким событием рыковской жизни того времени стало майское выступление рабочих Саратова.
Стремясь к их активизации, комитет РСДРП решил провести 1 мая 1902 года первую политическую демонстрацию трудящихся города. К ней готовились загодя, вели предварительную работу, собирали на Волге, на островах, тайные сходки, часто в поздних сумерках. «Волга машет рукавом, волной, да сияет роковой луной…» — говорилось в уже цитированных строчках Петра Орешина, открывавших его поэму «Окровавленный май». Не о том ли мае она? Для многих его участников, в том числе и Рыкова, он стал действительно окровавленным.
В утро того дня на городском верхнем базаре собралось несколько сотен демонстрантов. Над их головами волжский ветерок расправил самодельные красные флаги; раздались песни. Трудовой Саратов впервые открыто заявил о своих правах. Но был и другой Саратов. Он обрушился на демонстрантов дубинами будущих черносотенцев, жандармскими палашами, свистками и кулачной полицейской расправой.
Оглушённый ударом Рыков, потеряв шапку, с залитым кровью лицом, был оттеснен с группкой товарищей в какой-то двор, едва успел перекинуться через забор и уйти от погони. В его жизни пройдет ещё не одна революционная маёвка, будет он встречать Первомай и стоя на правительственных трибунах, но то майское утро, которое он увидел залитыми кровью глазами, думается, навсегда осталось в памяти, ибо принесло не только удовлетворение от участия в политической борьбе, но и приоткрыло её суровую реальность, порой неимоверную трудность, которую он будет ощущать до конца жизни.
Таков был прощальный урок родного Саратова. Вскоре Рыков — вновь в тюрьме, к «казанскому делу» добавились «саратовские обстоятельства». В арестантском вагоне его привезли в столицу империи, потом опять выслали под гласный надзор на родину. Сюда-то наконец и пришел приговор: длительная ссылка в Архангельскую губернию.
Но приговор возымел совсем иное действие, оформил внутренне зревшее решение. Полиция безуспешно разыскивала поднадзорного Рыкова «для исполнения приговора», он словно растворился. В том, 1902 году его фамилия надолго исчезла: появлялись то Власов, то Сергеев, то другой «обыватель империи». И так — до её краха в феврале 1917 года. Несостоявшийся студент на целые полтора десятка лет стал «нелегалом», профессиональным революционером-подпольщиком.
Уход от приговора и ссылки явился не больше чем последним внешним толчком к этому резкому повороту его жизни, определённому иными, глубинными обстоятельствами. На современных картах истории революции Саратов 1901–1903 годов отмечен в числе «искровских» городов. Это значит, что местный комитет РСДРП признал своим руководящим органом первую общерусскую марксистскую нелегальную газету «Искра», созданную и в течение почти трех лет, с конца 1900 до осени 1903 года, выходившую под руководством Ленина. Снятые за это время с печатных станков свыше 50 номеров газеты сыграли решающую роль в борьбе за создание революционной марксистской организации, разработку её программы и устава, подготовили созыв II съезда РСДРП (лето 1903 года), который положил начало большевистской партии.
Эти номера «Искры», ставшая широко известной в 1902–1903 годах ленинская работа «Что делать?» с её обоснованием идеологических основ партии, раскрытием авангардной роли рабочего класса в российской революции явились, образно говоря, одновременно катализатором и магнитом для рыковского революционного поколения. А может, сравнения с катализатором и недостаточно — ведь идеи «Искры» и «Что делать?» не только ускорили политическое мужание Рыкова, но и оформили его рано зревшую высокую нравственность и гуманизм, окончательно определили, каким путем идти в революционной борьбе. Что касается магнита, то не его ли силовые линии проложили маршрут первой поездки начинающего нелегала?
