Его действия вызвали одобрительные возгласы товарищей, некоторые из которых ради такого дела даже бросили вязать пленников и оживленно перекрикивались гортанными голосами, подбадривая удальца и, кажется, дружески подтрунивая над ним.

— Это на каком же языке они говорят? — спросил Иван. — На монгольский-то не больно не похоже. Я в Чите монгол знавал, ничего такого. А девка-то молчит. Хотя тут оно, конечно, что молчи, что не молчи, без разницы.

— Не знаю, на каком языке, — честно ответил Саня. — Однако, работают на совесть.

— Даже чересчур, — заметил Митька. — Актриска-то уже тогось, топлесс. Что же дальше будет?

Но того, что произошло дальше, никто из них не предвидел. Девушка приподнялась и впилась зубами в плечо степного рыцаря. Тот коротко взвыл и, выхватив откуда-то длинный тонкий нож, ударил её в бок. Затем еще и еще раз. Из ран брызнула кровь, особенно заметная на белой коже.

В толпе связанных людей никто на это не отреагировал, похоже было, что они даже не заметили произошедшего, однако товарищи убийцы, который тем временем встал на ноги и со злобой пнул лежащее перед ним тело, приветствовали его насмешливым хохотом. А один из них, тот самый, в помятом медном шлеме, подъехал и с размаху перетянул его плетью.

— Так реконструкторы, говоришь? — прошипел побелевший Иван.

Онемевший Саня, только помотал головой, отказываясь верить виденному.

— А вот теперь уходим, — произнес Митька, поднимаясь со ствола, на котором сидел.

Но так просто уйти им не удалось.

Из травы, в которой они, видать, до поры таились, почти из-под самых копыт лошади, на которой подбоченясь сидел предводитель в медном шлеме, вдруг поднялись три фигуры, одна мужская и две женских. Женщины, в серых накидках и низко повязанных платках, бросились напрямую в лес, а мужчина ужом проскользнул под конским брюхом, резанув по нему зажатым в кулаке ножом, и побежал следом. Лошадь, заваливаясь на задние ноги, дико заржала. И так же дико закричали кочевники, несколько всадников бросились вдогонку. Одному из них, уже занесшему меч для удара, не повезло сразу, его конь, споткнувшись, полетел через голову, сбрасывая седока. Благодаря этому мужчина успел нырнуть в кусты, он пробежал в шаге от путников, не заметив их. Куда делись женщины, уследить было невозможно, так быстро они исчезли.

И буквально через секунду над кустами, с треском ломая ветки, и едва не задев Митьку копытами по голове, взмыла лошадиная туша. Боковым зрением Саня успел разглядеть во всаднике того, который за минуту до того зарезал девушку, каким образом он успел вскочить в седло, осталось загадкой. Всадник тут же пропал за деревьями. Остальные преследователи проскакали где-то сбоку.

— Чего сидеть, пошли отсюда, — Иван тоже поднялся. И все трое побежали вглубь леса. Но не успели пробежать и двух десятков шагов, как наткнулись на все того же проклятого наездника, которому все-таки удалось догнать беглеца, но тот в руки не давался, отмахивался ножом, крутясь вокруг огромного куста лещины.

Ситуация была патовая. Убежать мужик не мог, так как тогда ему пришлось бы подставиться под удар, но и его преследователю только что и оставалось кружить вокруг куста, без толку круша ветки и выжидая, пока противник допустит оплошность.

Занятые поединком они, казалось, ничего не замечали вокруг.

— Не проскочим, — сказал Ермощенко и достал нож, который Митька тут же забрал из его трясущейся, несмотря на спокойный голос, руки.

— Это не медведь, Иваныч. С этим у меня лучше получится.

— Как знаешь, — Иван безропотно отдал нож. — Сзади к лошади не суйся, лягнёт.

— Ага, — кивнул Митька. — Я этому джигиту под левую руку зайду, а ты с другого бока. Главное, чтоб крикнуть не успел. Проскочим.

Но, договорившись об образе действий, действовать они не спешили, так как для того чтобы подобраться к всаднику, им необходимо было преодолеть несколько шагов открытого пространства, и если бы всадник в тот момент их бы заметил, то кончиться это могло плохо.

Выручил беглец. В очередной раз высунувшись из-за куста, он увидел замершие в нерешительности фигуры путников, едва скрытые деревьями и, очевидно, разгадав их замысел, сделал особенно рискованный выпад. Даром ему это не прошло, меч чиркнул по предплечью, окрасив белый рукав рубахи красным. Но в тот же момент Митька в два громадных прыжка подскочил к всаднику и ударил ножом в бок, чуть выше пояса. Тот вскрикнул, покачнулся в седле, но тут же выпрямился и занес меч. Однако Иван схватил его за руку и буквально выдернул из седла. Грузное тело тяжело грохнулось на усыпанную палой листвой землю.

Беглец мигом оказался рядом и, прижав коленом грудь оглушенного падением степного богатыря, рванул его за подбородок, задирая голову, и с потягом полоснул ножом по толстой шее. Лицо Ивана, в которое брызнула теплая кровь, позеленело, но он продолжал крепко держать руку с зажатым в нем мечом, пока Митька не тронул его за плечо. — Хорош. Готово дело. Здоров ты, дядя.

Натуральный кузнец посмотрел на него дикими глазами и медленно разжал пальцы.

— Бежим скорее, — умоляюще произнес Саня.

Но Митька, не обращая на него внимания, попытался схватить лошадь под уздцы. Однако та в чужие руки не далась и, встав на дыбы, ударила передними ногами, норовя попасть в грудь. Беглец бросился ему на подмогу, ему посчастливилось больше, он повис всем телом на поводьях. — Сумы снимай.

Митька перерезал ремни, которыми были привязаны к седлу две набитые кожаные торбы.

— Иваныч, принимай.

Иван наконец вышел из столбняка и подхватил торбы. Беглец отпустил коня и, отскочив в сторону, со всей силы хлестнул подобранной хворостиной по крупу. Конь поскакал прочь.

— Уходим, — канючил Саня.

— Сейчас, — Митька и беглец склонились над трупом степняка и, ворочая его в четыре руки, ободрали амуницию. Меч в деревянных ножнах достался Митьке, а лук со стрелами взял себе мужик.

Нож убитого Митька протянул Сане, но тот в ужасе отшатнулся.

— Напрасно, — сказал Митька пряча нож. — Теперь пошли.

Все это заняло несколько минут.

Беглец махнул рукой, приглашая следовать за ним.

Какое-то время они бежали, каждую секунду ожидая услышать за собой шум погони. Но вместо этого услышали крик впереди и чуть левее себя.

Беглец, словно его толкнули в плечо, резко, едва удержавшись на ногах, развернулся и ринулся на крик.

— Стой, придурок, — крикнул Митька, но тот, не оглядываясь, мчался в прежнем направлении.

Здесь лес был пожиже, а деревья повыше. Петляя между их стволов, бегали, уворачиваясь от гоняющегося за ними всадника, словно играя с ним в пятнашки, две женщины. Те самые, в низко повязанных платках. Беглец с размаху припал на колено и выпустил три стрелы, не попав ни одной. Всадник даже не заметил, что в него стреляли, продолжая с упорством охотничьего пса преследовать свою добычу. Иван с Митькой перебежками, от дерева к дереву, пошли на сближение. Подоспели они как раз во время, одна из женщин, та, что пониже, поскользнулась и упала. В тот же момент всадник навис над ней, видимо раздумывая, то ли вязать её, то ли сразу зарубить. Товарка упавшей подхватила с земли длинную сухую лесину и, набежав сбоку, вышибла всадника из седла.

Но этот оказался ловчее своего товарища, падая, он извернулся как кошка и приземлился на ноги, не выпустив из руки меча. Женщина снова бросилась на него, но он легко отбив удар, перерубил лесину пополам. Тут и налетел Митька, но трофейный клинок не принес удачи. Спешенный наездник неуловимым движением выбил его из Митькиной ладони. И только Иван, которого противник проглядел, сумел переломить ход сражения. Забыв про свой нож, он ударил кулаком и угодил в висок.

— Готов, — сказал Митька, мельком глянув на рухнувшее у его ног тело.

Иван не ответил, потому что видел то, чего не видел Митька: темный силуэт, в двух десятках шагов, словно в детской головоломке, проступал из неразберихи ветвей и листьев, превращаясь во всадника, целившегося из лука.