- Какие деньги, женщина! Не надо мне его денег! Пусть забирает! Поехали отсюда!

    Он схватил ничего не понимающую жену, вытащил ее из воды, и потащил к двери. В ванную просунулась одна из голов, осуждающе поцокала раздвоенным языком и исчезла. Женщина истошно заверещала, прикрываясь руками.

    - Да не ори ты! Башка трещит! - всунулась вторая голова и снова исчезла из дверного проема, - Даже не смотри, - раздалось в коридоре, - Костлявая - страсть!

    - А по говору, вроде, хохлушка?

    - Наверное, депортировали, что бы нацию не дискредитировала...

    - Ага... Сисек - совсем нет!

    Все три головы снова засунулись в дверную щель и хором сказали, глядя на бизнесмена:

    - Ты бы хоть силиконовые ей пришил! А то...!

    Бизнесмен с голой женой опрометью выскочили из ванной через второй выход. Про охранника они даже не вспомнили.

    - А и то верно, - пробормотал бизнесмен, выруливая на шоссе, - гад трехголовый и то - не польстился!

    - Скатертью дорога! - раздались им вослед три голоса.

    Кузя мчался по дороге в Питер на «Харлее», что в свое время, еще до замужества, принадлежал его матери. FXS Low Rider 1977 года выпуска был в великолепном состоянии. Насколько Кузя знал, это был уникальный мотоцикл даже в год своего выпуска, его сделали по спецзаказу, но для Кузьмы главная ценность байка была, конечно же, в воспоминаниях.

    На Лиговском он завернул во двор огромного дома-колодца, спешился и ушел в парадное, не подарив мотоциклу даже взгляд: его уверенность в том, что «Харлей» останется на месте, базировалась не только на оптимизме...

     Зайдя в парадное, он в который раз недовольно поморщился - запущенность подъезда всегда поражала его. Всю жизнь, прожив в собственном доме, где неизменно царила чистота и порядок, он просто не мог понять безобразие, царившее в многоэтажках. Ответственность за порядок и сохранность дома с самого раннего возраста он нес наравне с отцом и дедом и воспринимал это также естественно, как утренний поход в душ.

    Вздохнув, он взбежал по ступеням на третий этаж и позвонил в полированную деревянную дверь с ярко начищенной медной табличкой «Йоханнсон К.Л.». Через несколько мгновений дверь плавно и беззвучно открылась. Толщиной эта дверь была не меньше Кузиного бицепса. Открывшись, дверь привела его в скудно освещенный коридор, отделанный стеновыми панелями из мореного дуба. В конце коридора, ярко освещенный солнечным светом из невидимой Кузьме комнаты, стоял хозяин магазина «Антик» в безупречном домашнем костюме.

    - Вы, как всегда, пунктуальны, Кузьма Петрович. Рад Вас приветствовать, - сказал антиквар так, как будто не видел своего охранника раз в трое суток.

    - Здравствуйте, Карл Людвигович, - улыбнулся Кузя.

    - Вы все еще переживаете о состоянии нашей парадной? - Карл Людвигович тонко улыбнулся, сделал приглашающий жест и ушел в комнату.

    Кузя не торопясь, последовал за ним. Все это было уже много раз и напоминало Кузе балет - все движения были выверены, все партии и все участники расписаны до мелочей. Дойдя до порога, Кузя остановился, частично из-за привычных требований «балета», но в основном из-за того, что посмотреть действительно было на что.

    Большая гостиная была обставлена, а лучше сказать, заполнена вещами поразительной красоты. Почетное место в центре большой гостиной занимал кабинетный рояль эпохи Людовика XIV. Напротив него, в центре большой стены красовался итальянский буфет, весь уставленный французским и китайским расписным фарфором и богемским хрусталем.

    У другой стены, между двумя резными дверями, под большим венецианским зеркалом в затейливой раме, стояло канапе, происходящее из тьмы веков. Рядом, на подставке из красного дерева, невесомо расположилась подлинная китайская ваза эпохи Мин. С другой стороны канапе уютно устроились два фазана, выполненные в технике email cloisonne.

    У стены, что напротив окна, стояла антикварная консоль, а по бокам - две изысканных этажерки. На их мраморных полках и столешнице консоли в боевых порядках выстроились фарфоровые статуэтки различных стран и эпох. Здесь были статуэтки безе, из мейсенского фарфора, японского фарфора сацума, немецкой расписного майолики, еще чего-то, о чем Кузя не знал. Объединяло их одно - божественная красота.

    В углах комнаты стояли четыре великолепных набора для камина.

    - Проходите, Кузьма Петрович, присаживайтесь.

    - Благодарю.

    Разговор проходил так, что чужой человек никогда бы не догадался, что разговаривают хорошо знакомые люди. Кузьма для Карла Людвиговича в этот момент был только важным покупателем и никем больше.

    Кузя прошел к канапе и прежде чем сесть, несколько секунд полюбовался на свое отражение в зеркале.

    - Гораздо красивее, чем в жизни, вы не находите, Карл Людвигович?

    - Нет, милейший Кузьма Петрович, нет. Вы достаточно привлекательны, чтобы не смотреться в венецианские зеркала, а довольствоваться обычными.

    Кузя сел на канапе и выжидающе улыбнулся антиквару. Тот кивнул и прошаркал к узкому закрытому шкафу в углу комнаты, вынул из него длинный и тяжелый сверток и осторожно отнес к Кузе.

    - Любуйтесь.

    Кузя встал, сбросил с плеч тончайшую кожаную куртку, взял из рук антиквара сверток, аккуратно развернул. У него в руках лежала сабля в простых, но изящных ножнах. Он осторожно вынул ее из ножен, положил их на канапе и залюбовался на великолепный клинок, украшенный только силуэтом веточки цветущей сливы и тремя иероглифами. Притом, что это оружие было очевидно русской саблей, столь же очевидно было, что сделал ее японский мастер.

    Подержав клинок на весу, Кузя скосил глаз на Карла Людвиговича. Тот приглашающе улыбнулся.

    - Прошу Вас, Кузьма Петрович?

    Кузьма кивнул, отошел на свободное пространство между окном и роялем и сделал несколько взмахов, перебрасывая клинок из одной руки в другую, еще несколько точных движений. Казалось, в его руке ожила молния. Наконец, он опустил благородное оружие, вернулся на место рядом с канапе и, отсалютовав, вложил клинок в ножны. Он сильно подозревал, что ему позволены эти безобидные упражнения с бесценной реликвией не только потому, что его мастерство было исключительно, но, в основном, потому, что это нравится Карлу Людвиговичу. Ну что же, хозяин - барин.

    - Превосходно, Кузьма Петрович, - традиционно похвалил его антиквар, - Вы, как всегда, выше всяких похвал. Итак?

    Кузя сделал многозначительную паузу, не выпуская из рук благородного клинка:

    - Сегодня, я, пожалуй,.. - пауза стала глубже и более осязаемой, Карл Людвигович чуть насмешливо поднял бровь.