«Одиночество – это капкан золотой…» Одиночество – это капкан золотой. Кто попался в него, тот завоет! В тишине, в темноте под холодной звездой Дождь окно моё моет и моет. Было много друзей, было море вина, Куража было много и песен! А теперь между струн паутина видна И на медной трубе моей плесень. Скоро я озверею совсем от тоски, Головою об стенку мне, что ли?.. Пробегают в полях поездов огоньки – Вот бы вырваться мне в чисто поле! Только я не могу. А верней – не хочу. Сам себе я устроил засаду!.. Одиночество – это не всем по плечу, Кто-то в стаю влюблён, кто-то в стадо. Прибираю в избе, прибираю в душе, Ветер пыль с моих мыслей сдувает. За окном начинает светлеть и свежеть И в крови – будто солнце играет! Вот теперь хорошо. Красота и покой. Мир души моей стал интересен! Одиночество – это приют золотой Для стихов, для раздумий и песен. В кругах богемы Конфузился я и стеснялся до слёз, Краснел я со страшною силой. У них тут Москва, а у нас там колхоз. Куда мне – с кувшинным-то рылом? Лобастые парни – им Пушкин чета И музы у них на коленях. А я и размер-то не знал ни черта. Хорей? Это кнут для оленя? Там пили вино и смолили табак, И умное что-то твердили! Торчал я как самый последний дурак, – Где Байрон, Шекспир и Вергилий… Я с этой богемой общаться не мог – Пыхтел и потел, и не спорил. Есенина? Знаю, читал между строк. Муму утопилась от горя. Мне с ними в ту пору хотелось дружить, Но к ним на козе не подъедешь. Стоит безлошадный какой-то мужик. А там уже – «Волги», «Победы»… И только позднее дошло до меня – Другая мне светит победа! Придёт она, светлой строкою звеня, И песенка их будет спета! И только теперь я ответить бы мог С улыбкой спокойной и милой: За вами – богема. За мной – Господь Бог! Куда вам с кувшинным-то рылом! Вместо письма на родину В Москве живу с недавних пор, Курю «Герцеговину флор», Пытаюсь самоутвердиться И домотканые стихи Стелю в редакциях столицы. От умиленья эта лица Вот-вот должна бы прослезиться, Но лица критиков сухи. Я не сдаюсь – гуляю франтом! Гляжу на часики свои, Когда поют, звенят в курантах На всю Россию соловьи! И отчего-то вдруг робея, Светлея сердцем и душой, У стен Кремля и Мавзолея Стою, взволнован, отрешён… Иду под вечер вдоль ограды Вглубь Александровского сада. Горит листва, и дворник курит. – Что, – говорю я, – скоро холод? – Да нет, октябрь тёплым будет. – Помочь, отец? – Ну, коль охота. Я был смешным, мечтал о славе, Но вот без грусти о весне Мету дубовых листьев лавры И счастлив, кажется, вполне! И не могу понять, откуда Любовь старинная во мне К Москве, к её густому гуду, К рубинам башенных огней! Стихи – весёлая отрава И золотая ерунда! Всегда нужна поэту слава, Как будто хлеб или вода! Как будто жить на белом свете Без громких почестей нельзя… Пускай на пышном постаменте Стоят чугунные друзья. Я им завидовать не буду. Метлой свистя по сентябрю, Я золочёных листьев груду На лавры лирикам дарю! Книготорговцы
Порой хотелось застрелиться, Но как-то надо было жить! Вот и пришлось мне согласиться С книготорговцами дружить. По всей Москве, по всей России Гуляла книжная чума – Кругом печатали, возили, Сходили будто бы с ума!.. Грузовики, большие фуры Фурчали ночью во дворах, И подозрительной фигурой Чернел какой-то вертопрах. На книжном деле разживались, Точно на банковских торгах! В карманы деньги не вмешались – Таскали в торбах и в мешках… Боевики и детективы, Кошмар фантастики любой, Маленько детям, дядькам к пиву, Ну и маленько про любовь… Всё было, в общем-то, пристойно – Не порнография же, нет. Но мой Пегас, грустящий в стойле, Смотрел с укором – эх, поэт! Вот ни черта себе – скатился В подвал торговли, в пыль и гам! Да лучше б ты, скотина, спился, Назло печалям и врагам! Ну, как же мог ты согласиться С христопродавцами дружить?.. Да! Проще было б застрелиться – И все проблемы разрешить… Куда трудней идти сквозь годы И верить, верить в божий свет – Назло печалям и невзгодам, На радость будущих побед! |
